Уля схватилась за голову:
- Мы пришли. А... остальные? Они знали? И Джастин Одли знал?
- Он - нет. Прочие - да.
- Не знал... и погиб. Ты его убил!
Шон пожал плечами:
- Я не хотел его смерти. Но тела Юна и Джастина заставят поверить всех, что караван погиб. И нас не будут искать. Просто вычеркнут из списка живых. Уля! Что с тобой?
Только теперь она заметила, что сидит, вцепившись в подушки дивана так, что пальцам больно. А Шон привстал на коленях, потянулся успокоить и застыл, не смея пошевелиться. Потому что Уля отшатнулась.
В огромной комнате повисло молчание. Только щебет птиц, врываясь в распахнутое окно, нарушал тягостную тишину. А потом Уля заговорила:
- Ты и меня позвал, чтобы... замести следы? А я ведь верила тебе. И Джастин... верил. Мы шли к новым открытиям, к великой гробнице, которая оказалась обманом...
- Нет, - Шон поднял голову. - Гробница существует. И ты скоро её увидишь!
- Думаешь, теперь мне это интересно?
Но глаза Шона сверкали, он словно не слышал никого, кроме себя:
- Тебе откроются тайны, за которые ученые твоего мира душу готовы заложить! Ну разве это не прекрасно?
- Ты убил Джастина. И Юна. Ты - убийца! - твердила Уля, как заклинание.
Но Шон только пожал плечами:
- Цель оправдывает средство! Так, кажется, говорят в вашем мире. А я шел к этому ни одну тысячу лет и не отступлюсь от своего.
Уле стало нехорошо. «Не одну тысячу лет». Почему-то она сразу поверила. Но Шон уже снова стал милым и вежливым, как и тогда, при первом знакомстве:
- Сейчас ты поешь и отдохнешь. А потом... я покажу чудеса Благоуханной земли!
Сил на споры не осталось, и Уля подчинилась. Позволила уложить себя, накрыть одеялом и истыкать иголками. Шон оказался прав: после лечения стало легче, и даже прошла то и дело подкатывающая к горлу тошнота. Но память никуда не делась, и отвернувшись от столпившейся у кровати людей, Уля беззвучно плакала в подушку, пока не уснула.
18
Следующий день прошел как в тумане. Голова болела, и господин Шу лично заваривал травы, руководствуясь только цветом лица пациентки да её пульсом. И они действовали! Уля не могла не восхититься таким мастерством. Ей очень хотелось поговорить и с девушками, которых к ней приставили, и с врачом, однако без знания языка это не удавалось. Но видеть Шона все равно не хотелось.
Ему было безразлично. Явился как ни в чем не бывало и предложил прогуляться.
- Господин Шу настаивал, что тебе нужно двигаться. Ну и заодно я отвечу на вопросы. Их же много скопилось?
Он угадал.
Они не торопясь шли по плавно изгибающейся дорожке. Справа и слева цвели кусты и деревья, иногда за ними угадывался сверкающий на солнце пруд.
Уля не знала, как начать разговор, а Шон молчал, давая ей возможность освоиться.
Наконец, они подошли к беседке - изящная черепичная крыша покоилась на ажурных решетках, по которым вился дикий виноград и неизвестная Уле лиана, усыпанная крупными белыми цветами, похожими на граммофоны.
Шон протянул руку, помогая спутнице подняться по ступенькам. Уля огляделась: в центре стояли стол и стулья, повернутые так, чтобы можно было любоваться окрестностями. Проигнорировав предложение присесть, подошла к перилам.
Та же невероятная зелень, но теперь не леса - полей. Террасы тянулись вдоль склонов, и на них виднелись фигуры крестьян. До беседки долетела песня с простым, ритмичным мотивом.
- Здесь не бывает неурожая или голода. Поля убирают трижды в год и дважды снимают плоды с деревьев.
Услышав Шона, Уля вздрогнула, но с места не сдвинулась.
- В этом краю не существует болезней, и никто не умирает от голода...
- И чтобы скрыть путь сюда, ты убил двоих людей!
Шон пожал плечами:
- Одного. Юн погиб случайно. Он должен был пройти сквозь пустыню вместе с нами...
Уля молчала, хотя Шон явно ждал. Даже не одобрения - просто ответа. А не дождавшись, не сдержался от оправданий:
- Этому место много тысяч лет. Боги создали его для своих потомков, и все это время люди ищут сюда дорогу. Рай, Эдем, Шамбала... Как много названий...
- Это Земля?
- Прости, я не знаю ответа. Боги создали много миров, этот - один из них.
Уля думала, что её уже ничто не сможет удивить. Но мысль о множественности миров была... невероятна. А Шон продолжал:
- Сначала границ почти не существовало. Воспользовавшись простыми заклинаниями, можно было попасть из одного в другой без усилий. Люди благоденствовали и приносили богам щедрые жертвы в виде благовоний, плодов, дичи и рыбы, а те защищали их от наводнений, засухи, землетрясений... Поля зеленели, и трижды в год крестьяне снимали урожай. Тогда все миры были похожи на этот... А потом кто-то позавидовал богам и захотел стать с ними вровень. Так появились демоны.
Уля не знала, верить или нет. С одной стороны, все это походило на какой-то бред, с другой... она видела и костяной ужас и плюющегося ядом червяка. Видела смерть.
- Хочешь сказать... демонов создали люди?
Шон кивнул:
- Да. И кое-кто из небожителей. Нам ведь тоже свойственная зависть.
Уля прикусила губу. Боль помогла прийти в себя, слишком уж много информации вылилось за эти два дня. В голове царил хаос. И тут еще это «мы».
- Так ты - не человек?
В ответ Шон горько рассмеялся:
- Сейчас - человек, хотя и бессмертный. Но прежде...
Синие глаза заволокла пелена боли, когда он окунулся в воспоминания:
- Когда Небесный Владыка отпустил на землю любимых сына и дочь, дабы они несли людям свет знаний и учили высоким искусствам, он взял щепоть золы, холодный отблеск звезд и белизну снега на горных вершинах. Смешал все это и вдохнул жизнь в очередное творение. Так получился я - Белый Тигр, телохранитель Золотого Владыки. Я следовал за ним всегда и всюду, в зверином облике или в человеческом - как было необходимо в тот или иной момент. Я был его щитом. Я был его мечом. Я карал отступников и защищал господина от любых опасностей. И вот его больше нет... А я навсегда застрял в человеческом обличии!
Тень на песке. Тигр, приготовившийся к прыжку. Гибкий, могучий, страшный... Ульяна осталась стоять на месте, хотя инстинкты кричали, вопили, орали, требуя бежать.
- Ты не справился? Твоего... - Уля замешкалась, произнести это слово по отношению к живому человеку было непросто, - хозяина убили?
Шон тряхнул головой:
- Не хозяина - господина! Белый Тигр не был рабом! И наказали меня не поэтому.
- Значит, все-таки убили... Скажи, а разве можно убить бога?
- Боги не умирают. Они могут лишь развоплотиться, если нужда в них отпадает, и бесценная энергия растворяется в мировой. Так поступил и Золотой Император, и его отец...
- Подожди, я запуталась... Тебя ведь наказали из-за того, что не справился с заданием? Но твой господин остался жив?
- Причина в другом, - Шон заметно волновался. - Я осмелился полюбить дочь Небесного Владыки. Я, зверь. И она ответила взаимностью.
- Даже в мире богов существует неравенство, - ветер бросил в беседку пригоршню лепестков. Уля поймала один и растерла в пальцах, ощущая сладковатый аромат. - Слуга полюбил госпожу... и за это поплатился. А она?
По лицу Шона пробежала судорога:
- Нас наказали не за любовь. Но только Лишана могла запечатать Врата, отрезав уровень демонов от остальных миров. Это был её долг... но она им пренебрегла. Мы сбежали, и звери Небесного Владыки взяли наш след. А потом...
Шон отвернулся. Уля разжала пальцы, позволив измятому лепестку упасть. Спрашивать ни о чем не стала и лишь с трудом сдерживалась, чтобы не подойти, не обнять, не утешить. Прошлое и все беды показались такими мелкими! Реальность была больнее: страдающий Шон. Но мысль, что на самом деле он еще любит эту таинственную Лишану, сводила с ума. И мешала поддаться порыву.
- Ты же сам говорил, что боги не умирают, - прошептала скорее для себя, чем для него. - А она все-таки дочь бога.
- Она - Хранительница Врат, дитя Небесного Владыки... И она умерла.
Кулак впечатался в стол так, что подпрыгнули стоящие в центре чашки. Высокая полупрозрачная ваза опрокинулась, и на гладкой поверхности расплылось мокрое пятно. Оно огибало чашки и блюдца, захватывая пространство, и дерево темнело, впитывая влагу.
- Испортится! - охнула Уля, привычно ища, чем бы вытереть.
- Неважно! - Шон перехватил её руку. - Починят. Или выкинут. Здесь много мастеров.
Она отшатнулась. Прикосновение не было неприятным, напротив, но мозг продолжал посылать сигналы, что этот человек - опасен.
Шон не стал удерживать, но синие глаза на миг потемнели, словно он разозлился или... почувствовал боль?
Шорох отвлек от разговора. У входа в беседку согнулся в поклоне слуга. На нем была точно такая же высокая шапка, как на ученике господина Шу, но украшенная золотой накладкой, и цвет длинного балахона отличался.
- Чего тебе?
- Госпожа ищет вас. И говорит, что все готово.
- Я понял, - Шон отпустил посыльного взмахом руки.
Он казался спокойным, но пальцы лихорадочно пробежались по вышитому поясу, поправили одежду, проверили, туго ли затянута лента, удерживающая волосы.
И только справившись с минутным волнением, Шон повернулся к Уле:
- Ты ведь хотела увидеть гробницу? Пойдем, - и протянул руку.
Она отступила. Случившееся убило даже жажду знаний и любопытство исследователя.
- Не хочу, - перевела взгляд на поля. И задала вопрос, который волновал с самого утра: - Скажи, ты можешь вернуть меня домой?
Шон ответил не сразу. А потом выдохнул:
- Да. Я обязательно верну тебя домой, Принцесса.
19
Уля улыбнулась. Интуиция вопила, что верить ничему нельзя, но надежда не позволяла ей поднять голову.
- Когда?
Шон снова замялся:
- Чуть позже. Ну, пойдем?
И он опять протянул руку.
Уля шла по похрустывающему гравию дорожки и не понимала, почему так легко поверила обещанию. И почему, несмотря на убийство Джастина, она не боится.
У входа в дом Шон замедлил шаги:
- Тебе нужно переодеться.
Уля согласилась: двухслойный халат мало годился для выхода в свет, тем более - в гробницу. Как археолог, Ульяна не испытывала к костям особого пиетета, но в этом месте гробница почиталась, как святыня, и следовало проявить уважение.
Служанки были предупреждены. С поклонами провели в комнату, показали, что нужно встать на круглое возвышение. А потом началась пытка.
Сперва белье. Белые шелковые шорты, сверху - штаны до середины икры, которые снизу закрепили специальными ленами, скрепив их затейливыми узлами.
Затем подали блузку, края которой удерживались завязками, пришитыми по бокам. Потом был белый же халат, расшитый цветами. Второй оказался алым и очень тяжелым от золотой канители и жемчуга. К широкому поясу девушки подвесили длинные цепочки, которые тихо позвякивали при каждом движении.
Закончив с одеждой, служанки усадили Улю перед туалетным столиком и занялись волосами. Умело сворачивали пряди в послушные жгуты и закрепляли длинными шпильками, с которых свисали колокольчики. Завершила убранство осыпанная жемчугом диадема, чем-то напоминающая маленький кокошник. Напоследок принесли туфли: на высокой подошве, почти платформе. Загнутые носы цеплялись за подол, так что Уля не сразу поняла, как в них ходить. Да и вообще, как двигаться во всем этом великолепии.
К счастью, первые шаги ей помогли сделать, подхватив под руки. И поддержали на лестнице. А во дворе ждал паланкин.
Восемь носильщиков согнулись в поклоне. На них были просторные штаны и странные рубахи с одним рукавом. Мускулистые тела поблескивали то ли от масла, то ли от пота - солнце палило нещадно.
В носилках от него закрывал красный зонт, закрепленный за спинкой стула. В его ручки Уля вцепилась что есть силы, когда мужчины слаженным движением подняли паланкин, ставя себе на плечи.
Против ожидания, ничего не случилось. Никто не поскользнулся, не надорвался, не уронил. Но ехать, восседая на плечах живых людей, было непривычно.
Носильщики двинулись вперед странным скользящим шагом. А рядом, положив руку на край паланкина, шёл Шон.
Всегда разговорчивый, сейчас он молчал, и по взглядам, которые кидал на дорогу, по тому, как ускорял движение, становилось ясно: волнуется и торопится.
Постепенно его нервозность передалась и Уле. Чтобы хоть как-то отвлечься, она с преувеличенным интересом стала рассматривать окружающее.
Дорога, петляющая между холмов, пролегала между рисовых террас, огибала сады с деревьями, ветки которых склонялись под тяжестью зреющих плодов, а потом углубилась в лес. Улю оглушила тишина. Нет, в других местах тоже было нешумно, но здесь... Деревья словно отсекали лишние звуки, позволяя пению птиц звучать сильно и красиво. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь сомкнутые кроны, приобретали едва заметный зеленоватый оттенок, и воздух как будто пропитался покоем.
В лесу тоже было на что посмотреть. Тут ивы склонились над звонким ручьем, там раскинули ветви крепкие дубы. Папоротник расстелил широкие вайи, образуя невероятный ковер.
- Он цветет? - вспомнила Уля легенду.
Шон ответил удивленным взглядом:
- Это папоротник. Он размножается спорами.
- Знаю, - поскучнела Уля. - Но ты так убеждал меня в необычности этого мира, что я подумала... Ох!
От урока ботаники её отвлекли развалины.
Давным-давно здесь стоял каменный дворец. Или храм. Или еще что-то, не менее величественное. Некогда белоснежные колонны оплетал вьюнок, а в широких расселинах свили гнезда птицы. Даже ласточки облепили камни глиняными корзиночками, хотя Уля всегда думала, что они предпочитают селиться поближе к жилью.
Дорога повернула, огибая величественные развалины, и в просвете показалась статуя. Божество сидело в позе лотоса, сложив на коленях руки, а печальное лицо выражало бесконечное терпение и смирение перед ударами судьбы.
- Это Будда?
Статуя отличалась от канонических изображений, но сходство, тем не менее, имелось.
- Нет, - Шон ответил слишком быстро и как-то нервно. - Возможно, это первый хозяин дома. После смерти их энергия служит потомкам, оберегая жилище.
Уля сдержала язык - не все нужно говорить вслух, но Шон понял:
- Видимо, этому не хватило сил.
Таких развалин оказалось немало. Часть из них попалась по дороге, часть было хорошо видно, когда путники выбирались из леса на вершину холма... Времени в пути они провели немало, но носильщики даже дыхание не сбили. Зато, когда дорога повернула в очередной раз, его перехватило у Ульяны.
20
Гробница напоминала ступенчатую пирамиду, ярусы которой украшали барельефы. Там, где их не было, цвели настоящие сады: кусты, деревья в кадках, подвесные кашпо... А между ними стояли, сидели и лежали статуи.
Уля разглядывала постройку, открыв рот, а носильщики поставили паланкин на землю и тихо отошли. Шон, окончательно ставший серьезным, протянул руку:
- Нас ждут. У тебя еще будет время рассмотреть все как следует.
Уля послушно поднялась, забыв, во что обута. Шон едва успел подхватить и, приподняв на руках, осторожно поставил на землю:
- Задерживаться нельзя, но и торопиться не стоит. Никто здесь не хочет, чтобы ты покалечилась.
- Никто? - Уля повисла на его руке, чтобы хоть как-то сохранять равновесие. - А тут что, меня кто-то знает?
- Вас тут знают почти все!
Голос поднялся под своды огромного зала, а потом растворился, оставив лишь отзвуки едва слышного эха.
Уля вздрогнула. Прямо перед ней, на вершине лестницы из четырех ступенек стояла девушка. Совсем молоденькая, даже младше самой Ули. Но её взгляд наполняла такая уверенность в себе, что стоять, опираясь на кого-то, стало стыдно. Тем более что Шон и сам отпустил руку спутницы. Уля беспомощно смотрела, как мужчина, бесстрашно вставший лицом к лицу с Костяным демоном, человек-тигр, который защищал её ото всех опасностей, независимый и хладнокровный воин, опускается на колени и припадает лбом к холодному камню.