Нелл замерла, не пытаясь отстраниться, но и не идя навстречу его провокационным движениям и словам. Она смотрела на него с легким разочарованием, но без страха. И от этого Маркусу вдруг стало тоскливо и тошно.
— Ты уж определись как-нибудь, хотел он меня или нет, любил или нет, — предложила она. — Ты говоришь то так, то эдак.
— Может быть, это потому что сам Фрост так и не успел определиться до конца со своими чувствами?
— Если он и хотел меня, то наверняка не изнасиловать. И ты не причинишь мне вреда. Потому что не сможешь. Как не смог бросить меня, когда мне угрожала опасность. Он не позволит тебе.
Маркус отстранился, чтобы лучше видеть ее лицо. Да, он не видел в ее глазах страха, но зато видел тоску и боль. Она больше не была спокойна, он своего добился и снова показал, что он другой. Эту игру можно было закончить, засчитав себе еще один балл, но Маркус этого не сделал. Потому что в ее взгляде он увидел еще и желание, и это желание внезапно отозвалось в нем самом. Игра закончилась против его воли, и теперь он тоже оказался в западне.
— Нет, я не причиню тебе вреда, — согласился он. — Не потому что он не позволит, а потому что не придется. Потому что ты тоже всегда этого хотела. Всегда хотела его. А я все, что от него осталось. Бери, пока предлагают.
— Этого слишком мало, — ответила Нелл, не отводя взгляда. — Убери, пожалуйста, руки.
Он шагнул назад и поднял руки вверх, демонстрируя готовность сотрудничать.
— Зря, — констатировал он. — Тебе могло понравиться. Лине нравилось.
— Иногда ты мне по-настоящему противен, — вырвалось у Нелл, ее глаза блеснули.
— Тебя никто здесь не держит, — неожиданно резко заметил Маркус. — Никто не просит тебя сюда приходить. Хватит мозолить мне глаза и надеяться, что я вдруг снова стану им.
Нелл ничего не ответила, просто протиснулась мимо него и очень энергичным шагом направилась к двери.
Маркус дождался привычного клацанья замка, потом выждал еще немного, давая ей уйти подальше. Только после этого он схватил ее чашку и швырнул в стену с такой силой, что та разлетелась на сотни мелких осколков. Это принесло кратковременное облегчение.
Глава 18
— Организм Маркуса более стабилен, чем был организм Лины, — Маль щелкнула пультом и на экране появились данные последнего обследования химеры. — Мы наблюдаем его уже два месяца, но никакой тенденции к доминированию хамелеона я не вижу.
— И почему так? — поинтересовался Антуан.
Он вновь сидел во главе стола в небольшой переговорной, где мы собрались впятером. Исследования, связанные с Линой и Маркусом, продолжали происходить в обстановке повышенной секретности. Более или менее полная информация была только у Берта, Антуана, Маль, Фрая и меня. Даже охрана и безопасники до конца не знали, кого именно охраняют и почему. Давид, конечно, был в курсе, но все рядовые сотрудники службы безопасности, медицинской службы и даже магического департамента владели лишь обрывочными сведениями, что было вполне нормально для Корпуса Либертад.
— Сложно сказать, что влияет сильнее. — Маль вздохнула и посмотрела на директора довольно отстраненно. Наверное, эмоционально во все происходящее она была вовлечена меньше всех. — Во-первых, он «моложе», скажем так. Насколько я понимаю, Лина довольно долго не демонстрировала тенденции к доминированию хамелеона. Возможно, его это ждет в будущем. Или не ждет, если он действительно более совершенен. А еще организмы мужчины и женщины несколько отличаются. Женский организм подчинен репродуктивному циклу, он постоянно меняется. И особенно он меняется во время беременности…
— А Лина была беременна, — понимающе кивнул Антуан. — Думаешь, именно это провоцировало ее перерождение?
— Это возможно. Она носила в себе существо, зачатое двумя гибридами. Даже если в них обоих гены хамелеонов на тот момент могли считаться рецессивными, при объединении они могли стать доминантными. А могли не стать, конечно, тут все дело в вероятностях. Вероятность снизилась бы, если хотя бы один из них был полноценным человеком. А так примерно двадцать пять процентов на то, что их ребенок был бы в большей степени хамелеоном, чем человеком. Возможно, это и провоцировало доминирование хамелеона в ней.
— Думаешь, генетика плода могла влиять на Лину? — недоверчиво уточнила я. — Он перестраивал ее под себя?
— Если бы речь шла только о генетике, я могла бы делать выводы, — возразила Маль и в упор посмотрела на Фрая. — Но тут замешана магия, а в магии слишком многое зависит от внутренних стремлений.
Фрай только закатил глаза. Он сидел, развалившись в кресле и слегка покачиваясь в нем, крутил в руках карандаш и всем своим видом показывал, как ему скучно.
— Значит, Маркус не будет становиться менее человечным, чем он сейчас? — спросил Берт.
— Я не знаю, — подчеркнула Маль. — С большой долей вероятности он останется таким, какой он есть, по крайней мере, следующий год. Дальше мы сможем сказать, только продолжая наблюдение.
— Но не можем же мы держать его в этом подвале целый год, — осторожно возразила я. — Это бесчеловечно.
— Так ведь и он не совсем человек, так? — напомнил Антуан.
Маль тяжело вздохнула и кивнула.
— Я вам вот что скажу. Мы с Маркусом Фростом не были так уж близки, пока тот был жив. Во всяком случае, я не относилась к нему так, как Нелл. Или Берт, — поспешно добавила она, поймав мой недовольный взгляд. — Или ты, — она посмотрела на Антуана. — Но хотя я и каори, его я всегда уважала, мне нравилось с ним работать. Его гибель не стала для меня жизненной трагедией, но я бы очень хотела сказать сейчас, что тот, кого мы изучаем, его точная копия. К сожалению, это не так. Он гибрид, химера — называйте, как хотите. Но мне сложно сказать, как именно это влияет на него. Физиологически он Маркус Фросто только наполовину, но я не знаю, насколько процентов он Маркус Фрост в психическом и эмоциональном плане.
— Слушайте, ребят, а вам не наплевать? — наконец подал голос Фрай, разочарованно качая головой и переводя взгляд с одного из нас на другого. — Прежний Маркус Фрост погиб. Это трагедия, это очень печально, но прошло уже два года. Мы его похоронили, оплакали, смирились. Теперь есть другой Маркус Фрост, чем-то очень похожий на предыдущего. Да, он другой. Но разве это повод уничтожать разумное существо? Только за то, что он не точная копия другого? Да, он не человек. Как и я, — он демонстративно ткнул в себя пальцем. — Как и оборотни, обитающие за Свободными землями Темных. Они не похожи на безмозглых кровожадных хамелеонов, которые водятся у нас. У них там целые государства, кланы по принципу тотемного животного, они живут и никого не трогают. Здесь у нас оборотень, лишенный возможности оборачиваться. По факту человек с некоторыми дополнительными плюшками вроде силы, быстроты реакций и способности к регенерации. Вдобавок у него куча полезных знаний и опыт, унаследованные от вашего распрекрасного оригинального Фроста.
Выпалив это, он замолчал, выдохнул, выразительно посмотрел на меня и перевел взгляд на Антуана.
— Поэтому я повторю свой вопрос: а вам не наплевать? Да, создание подобных существ лежит за гранью допустимого, но он уже есть. Пусть живет. Он же никому ничего не сделал плохого.
— Скажи это Рантор, — хмыкнул Антуан мрачно.
— Мне кажется, мы все тут сошлись во мнении, что Рантор была злобной чудовищной сукой, — не растерялся Фрай. — Поскольку проводила эксперименты, противоречащие нормам общественной морали, нравственности, законам Дарконской Федерации, а также всех существующих в нашем мире религий.
— Где гарантия, что он не убьет кого-нибудь еще? — вздохнул Берт. — Он агрессивен. И он определенно становится беспокойнее. Наблюдение мы сняли, — он выразительно посмотрел на меня, — но обслуживающий персонал постоянно сообщает о разбитых вдребезги вещах.
— Берт, ты меня извини, но вы заперли его на тридцати квадратных метрах. Он не знает, что с ним будет дальше. Вы сообщили ему о том, что его ребенок, которого он со всей очевидностью пытался спасти, погиб. Вы даже почти перестали его навещать, — Фрай перевел дыхание, чем сразу воспользовался Берт:
— Это было его собственное желание, — напомнил он.
— Все верно, — согласился Фрай. — Но он переживает колоссальный стресс. Он уже провел больше года в заточении. Над ним, как и над Линой, проводились эксперименты. У него жесточайший кризис самоидентификации, какой никому из нас и не снился. Я лишь говорю о том, что агрессия и беспокойство в его положении — это нормальная человеческая реакция.
— С этим я согласна, — внезапно вставила Маль. — Мы провели немало собеседований и наблюдали его в разных ситуациях. Было видно, что в процессе некоторых разговоров он пытался давать ответы, исходя из предполагаемых наших ожиданий. Это нормально для человека: стремиться показать себя с лучшей стороны. И в то же время это доказывает, что границы человеческой этики и морали он тоже прекрасно видит.
— Он бросился на меня, — напомнил Антуан. — И если бы не охрана, убил бы. Даже глазом не моргнув.
— Опять же, нормальная человеческая реакция, — Маль усмехнулась. — Вы сами знаете, что ваш разговор был провокацией. Если бы он остался спокоен, то я бы, пожалуй, заподозрила в нем опасного для общества психопата. Неужели ты сам в аналогичной ситуации отреагировал бы иначе?
— Да, пожалуй, — кивнул Антуан. — Это может быть нормальной человеческой реакцией. А может не быть.
— Он с самого начала вел себя довольно агрессивно и жестоко, — заметил Берт. — Не как настоящий Маркус.
Маль странно хмыкнула, нервно постучав кончиком карандаша по столу. Я удивленно посмотрела на нее. Было видно, что она с трудом сдерживает рвущийся наружу сарказм.
— Я могу предположить, что все мы не так хорошо знали настоящего Маркуса Фроста, как некоторым из нас хотелось бы.
— Почему ты так говоришь? — спросила я, внимательно наблюдая за выражением ее лица. Ее губы кривились, изображая презрение. И я этого не понимала.
— Потому что он служил в армии Федерации, — пояснила она, в упор посмотрев на меня. — А присоединяя земли каори, ваша армия творила такие зверства, на фоне которых убийство Рантор — это просто цветочки. Я знаю, что он служил в моих родных краях. И хотя я давно потеряла с ними связь, я еще сама помню некоторые вещи, потому что была не такой уж и маленькой тогда. Как минимум, я помню, как я потеряла родных родителей…
— Маль, к чему ты клонишь? — перебил Антуан.
— К тому, что монстр мог поселиться в Маркусе Фросте задолго до того, как его превратили в химеру. Да, мы знали его другим. Но его двойник через многое прошел. Мы не знаем, каким был бы сейчас Маркус, какие изменения претерпела бы его личность, его психика, пройди он через это. Возможно, все эти события просто вытащили наружу то, кем он был раньше. Я не утверждаю, что жестокая природа хамелеона никак не влияет на его человеческую личность, — пояснила она свою позицию. — Я лишь говорю, что мы не можем быть уверены, до какой степени она на него влияет. Делает ли она его по-настоящему опасным.
— Давайте не будем забывать о том, что он спас мне жизнь, — вклинилась я. — Пусть он ничем не рисковал, потому что неуязвим, но вместо того, чтобы сбежать в суматохе, он остался и защитил меня. Это определенно говорит в его пользу.
— Хорошо, оставим пока этот вопрос, — решил Антуан. — Мы можем подавить хамелеона, как в случае с Линой? Или нужна трансплантация именно от прототипа?
— Не обязательно, — Маль покачала головой. — Я думаю, могло бы получиться с близким родственником. К сожалению, родители Маркуса умерли. У него есть сводный брат и сводная сестра от первых браков его родителей, но из-за других родителей они получаются недостаточно близкими родственниками. Детей у Маркуса не было, так что… — она бессильно развела руками.
— Вариантов нет, — закончил за нее Антуан с едва заметным кивком. — Значит, мы должны принять решение, исходя из того, что выпустим на свободу химеру, наполовину хамелеона, не имея возможности его изменить.
— Я не думаю, что в этом есть проблема, — пожал плечами Фрай. — Дайте ему шанс.
— А если он все же снова кого-нибудь убьет? — Антуан хмуро посмотрел на мага. — Ты готов взять на себя ответственность за последствия?
Фрай выпрямился в кресле, подался немного вперед. Его лицо стало непривычно серьезным, как и голос, когда он заговорил:
— Знаете, Антуан, я уверен, что каждый сидящий в этой комнате способен при определенных обстоятельствах совершить убийство. Но если вы спросите меня, стоит ли из-за этого всех нас посадить в тюрьму или ликвидировать, я скажу: нет. И если кто-то из вас потом все-таки кого-нибудь убьет, я не буду считать себя виноватым в этом. Закон Федерации предполагает наказание только для тех, кто уже совершил преступление. Убийство Рантор вполне можно списать на самозащиту, я отказываюсь считать это преступлением. И пока он не совершит другое, нет смысла его наказывать. Хотите, чтобы он вел себя как человек? Так начните относиться к нему, как к человеку. И посмотрите, что из этого выйдет.
В переговорной повисла тишина. Мы все смотрели на Антуана, а он смотрел прямо перед собой. Я старалась сохранять внешнее спокойствие, хотя сердце колотилось как безумное. Я сама не знала, какое решение жду. Часть меня хотела, чтобы Маркус обрел свободу и шанс на нормальную жизнь, а другая часть до дрожи боялась этого.
— Что ж, — наконец изрек Антуан, — в одном я с вами согласен: держать его в подвале мы больше не можем. Но и просто отпустить его на все четыре стороны я тоже не могу.
Глава 19
Маркус беспокойно мерил шагами свою небольшую гостиную. Он чувствовал, что начинает сходить с ума. Нет, не от недостатка общения, а от этих стен, отсутствия солнечного света, свежего воздуха и возможности свободно передвигаться. Он сходил с ума от однообразия. Он вырвался из лаборатории Рантор всего на пару дней, но этого оказалось достаточно, чтобы попасть в психологическую зависимость от свободы. Убеждение Рантор, которая смогла внушить ему, что его место — лаборатория, больше не действовало. Он понимал, что шансов выбраться отсюда живым у него почти нет, но если раньше смерть пугала его, то сейчас он хотел хоть какого-то решения. И неважно какого.
Когда открылась дверь и в его камеру вошел Антуан, Маркус заставил себя остановиться и хотя бы изобразить спокойствие. Он засунул руки в карманы брюк и хмуро посмотрел на гостя.
— Сегодня не твоя очередь.
— Я знаю. Но я сегодня здесь не для того, чтобы развлекать тебя беседой.
— А для чего же?
— Наше исследование закончено. Мне очень жаль, но мы не можем тебе помочь, не можем подавить твою вторую половину, как мы сделали это с Линой.
— И вам понадобилось два месяца, чтобы это понять? — презрительно усмехнулся Маркус, внутренне напрягшись. Вот он, этот момент. Сейчас он узнает, что они решили его уничтожить, но он не желал показывать страх или слабость. — Я вам это сразу сказал.
— Мы должны были убедиться. — Антуан улыбнулся. — И мы убедились.
— И что теперь? Оставите меня здесь, — Маркус обвел взглядом камеру, — до конца моих дней или поступите по протоколу?
— Ты убил человека, — все так же спокойно сказал Антуан. — По моему мнению, ты заслужил тюремное заключение как минимум на следующие двадцать лет.
Маркус тяжело сглотнул и стиснул челюсти. Главное, не паниковать, уверял он себя. Иначе опять психанет и свернет Антуану шею, а это точно не поможет.
— Однако не все со мной согласны, — продолжал тем временем тот. — Многие из нас считают, что Рантор спровоцировала тебя, что твой поступок можно считать самообороной. И если учесть, что она силой держала вас с Линой взаперти, наверное, они в чем-то правы. К тому же я не судья, не прокурор и не присяжные и не имею права ни судить тебя, ни приговаривать. Мы не имеем права держать тебя тут. И мы не можем передать тебя в руки правопорядка. Мы не хотим ни порочить имя человека, из которого ты был создан, ни открывать твою истинную сущность, потому что после этого ты навсегда станешь объектом исследований. А этого я никому не пожелаю. Даже тебе.