…Он мог бы подарить ей всю Вселенную. Только вот беда в том, что Вселенная ей не нужна.
Но сейчас, перед расставанием, он позволил себе некоторые вольности, поддался порыву… Эти тонкие пальцы, гибкая фигура, выразительные губы, казалось она должны быть сладкими на вкус… Да уж, даже не будучи архоа, Эдора можно понять.
Вот уж точно старый дурак, не иначе.
ГЛАВА 16
У себя в комнате Аньис, не дожидаясь Аббу (Кьяса недавно вышла замуж за одного из гвардейцев господина, теперь у нее был свой дом и своя служанка), сняла платье и с необычной неаккуратностью кинула на спинку кресла. Душа была наполнена горем и протестом… Слезы возмущения и боли отчаянно просились наружу.
Вдруг что-то с легким щелчком упало с кресла и закатилось под стол. Аньис удивленно посмотрела вниз и подняла небольшой флакончик с кабалистическими названиями на боку. Надо же, так и не вылила, забыла, удивилась Аньис. Она задумчиво смотрела на флакон, и что-то в ней менялось… Может быть, это выход?!
«Мужчины не всегда понимают, чего хотят, и иногда нужно им объяснить…» — прозвучала в голове фраза матери. Вот уж точно! Порой мать бывает права… Ведь только что его тянуло к ней, она не могла ошибиться! Это ощущалось и в его теле, и в глазах, и даже в атмосфере вокруг него. Будь она хоть трижды неопытная девушка, но ей просто не могло показаться! Но почему тогда господин Рональд все усложняет? Выдумал какие-то условности, хоть она уже совсем взрослая.
А на самом деле все так просто: его тянет к ней, а она… она его любит и всей душой хочет быть с ним.
А теперь его не будет целый год. Все это время над ней так же будут смеяться. Она так и будет ненужной и бездетной. Да, может, она вообще тут умрет! А главное — целый год она не увидит его, это еще хуже смерти!
А если он вообще не вернется, вдруг подумалось Аньис. Сердце йокнуло и оборвалось… Она давно подозревала, что работа у господина Рональда куда опаснее, чем он показывает. Кто знает, где он пропадает, может быть, в местах, опасных даже для мага его уровня. А если он не вернется… Тогда вообще все потеряет смысл, и она завянет, так и не узнав его ласки, так и не побыв с ним…
Аньис крепко сжала пузырек в руке, и когда пришедшая Абба подала ей голубое пуари с глубоким вырезом на груди, сунула его в карман. Один раз в жизни совершить плохой поступок? Чтобы получить в итоге что-то хорошее? Да и не такой уж плохой… Ведь она чувствует, что его тянет к ней… От этого ей было сладко и восторженно. Она лишь поможет ему отпустить предрассудки, перестать усложнять. И целый год будет ждать его, как ждут с поля боя, одарив перед этим лаской.
Аньис сжала в кармане пресловутый пузырек. До боли в руке. Подкрасила губы под веселый щебет Аббы, рассказывавшей о своем поклоннике. И пошла в малую трапезную.
* * *Конечно, она пришла раньше. Малая трапезная сильно отличалась от большой, пышущей великолепием и предназначенной для хозяйских приемов. И здесь Аньис нравилось намного больше. Сколько раз за эти два года она радостно спешила сюда, когда господин Рональд звал ее пообедать или поужинать.
Небольшой столик из дерева кио-карн, устеленный светло-голубой, подобранной Аньис скатертью, был накрыт на двоих. Хозяин любит, чтобы все было готово заранее, и во время обеда его никто не тревожил. Множество фруктов, любимых Аньис, в центре закрытое блюдо с рыбным кушаньем, популярным в высших слоях Альбене. Две тарелки с овощным супом «венье» с маленькими крышечками. Аньис открыла ту, что была с его стороны…
Еще несколько мгновений она колебалась. Смотри на свои мотивы, всплыли вдруг в голове слова господина Рональда, сказанные ей давным-давно… Но она просто не могла сейчас разобраться в себе.
Что двигало ее дрожащими руками, когда она опрокинула пузырек в дымящийся суп с той стороны, где обычно сидел господин Рональд? Отчаяние, вызревшее на стыде, позоре, издевках глупых девчонок; на безответной юношеской любви и внезапном взаимном влечении, разбившемся о предстоящую разлуку…
Она просто должна была сделать что-то, что повернет, изменит невыносимую ситуацию. Пусть необдуманное, пусть глупое, пусть опасное… Может быть, последний детский посыл, желание топнуть ногой, чтобы получить, что хотелось… Она и топнула. Не могла не топнуть. Правда подумала, что если придется расплата, то отвечать ей. Но к этому она готова. Если ничего не выйдет, если господин Рональд поймает ее и разгневается — ей все равно уже нечего терять.
Она едва успела вернуть крышку на место, обойти стол и сесть, ожидая господина, как дверь открылась, и он вошел в трапезную. Тоже переодетый после верховой езды.
Доброжелательно улыбнулся ей и устроился напротив. Сердце бешено колотилось. Она ведь не знала точно, что произойдет…
Он рассказывал ей еще что-то о телебести, когда открывал крышку, когда со знанием дела вдохнул аромат… Потом взял ложку и попробовал суп. Она же была, как во сне, происходящее начало казаться нереальным.
— Венье сегодня необыкновенно ароматный, — улыбнулся он, подняв взгляд на Аньис. — Похоже, Тиарна решила модифицировать рецепт…
Съел еще одну ложку. И тут все изменилось.
Его взгляд застыл, и черные глаза словно залило маслом. Он резко оттолкнул тарелку с супом, и горячая ароматная жидкость пролилась на пол. В лице читалось нечто не передаваемое, то ли злость, то ли что-то намного глубже и больше.
Рывком он вскочил на ноги и в два шага оказался у окна. Открыл его, уперся руками в подоконник и глубоко дыша смотрел на улицу. Аньис замерла, боясь что-либо сказать, как-то вообще проявить свое присутствие сейчас. По ее представлениям, все должно было происходить не так…
Атмосфера вокруг него стала гуще, чем когда либо, Аньис казалось, она ее душит. Волны, подобные той, что она почувствовала, сидя перед ним на коне, расходились по комнате, но были намного глубже, сногсшибательнее. От них у нее кружилась голова, и тело охватывала тягучая истома. Но Аньис знала, что что-то не то, нельзя поддаваться этому ощущению. Потому что в густой атмосфере ощущалось еще нечто, и это было страшно…
Так прошло несколько минут, показавшихся ей вечностью. Потом атмосфера стала легче, и Аньис инстинктивно выдохнула. Теперь ее мелко колотило от предчувствия, что сейчас случится что-то нехорошее. Господин Рональд обернулся к ней и встал, облокотившись спиной о подоконник. В черных глазах больше не было масла, было только сожаление, что ли… И нейтральное спокойствие.
Взглянув в это беспристрастное лицо, Аньис второй раз в жизни поняла: пощады не будет. Так же как не было, когда она хотела убежать с Садди.
— Знаешь, Аньис, — спокойно сказал он. — Мало какие вещества на меня действуют. Так вот, это средство, видимо для разнообразия, — он усмехнулся, — действует. Я проверял в самом начале, когда пришел в Альбене. И его нелегко обезвредить, слишком ядреная смесь для любого мужчины. Не хотел бы я еще раз испытать такое.
Аньис сидела ни жива, ни мертва, слушая его. Вот и конец, конец всему, пронеслось у нее. Слезы бесконечной боли просились, но не смели возникнуть под его внимательным, бесстрастным взглядом.
— С самого начала я мог использовать тебя для того, для чего подарили, — продолжил он, внимательно глядя в ее лицо. И его взгляд не позволял опустить глаза ей самой. Аньис поняла, что эту пытку придется пройти до конца: видеть его бесстрастное лицо, взгляд, в котором нет привычного тепла. Слышать, как он раскатает ее, не оставив ничего. Впрочем, заслужила… Сама ведь знала, на что шла. — Имел полное право. И не могу сказать, что ты когда-либо была для меня не привлекательной. Напротив… Но я пожалел тебя. Не только потому, что ты была ребенком, хоть и это важно… Видишь ли, я не считаю раннюю половую жизнь такой уж неприемлемой. Тут все зависит от традиций, воспитания, реального развития человека. По вашим традициям ты считалась достаточно взрослой для постельных утех, но оставалась ребенком, по сути. Но, повторю, дело даже не в этом… Понимаешь, Аньис, — он сложил руки на груди, а в глазах промелькнула маленькая искорка тепла. Аньис поймала ее и положила в копилку души на память. Знала, что больше их может и не быть. — Я необычная сущность для вашей страны и всего вашего мира. Может прозвучать нескромно, но близкое общение с личностью моего уровня и силы поглотило бы твою собственную, раздавило бы тебя, лишило твоих естественных особенностей, оставив лишь связь со мной. Эдор мог сжечь тебя. А я — сам того не желая — поглотил бы тебя, оставив лишь то, что нужно мне. И я пожалел тебя, ты мне слишком сильно нравилась, — несколько мгновений он молчал, а Аньис поймала еще одну призрачную искорку тепла.
— Один раз в самом начале я решил за тебя: велел остаться в моем доме и учиться, — продолжил он. — Решил, потому что ты была совсем молоденькой девушкой, оказавшейся в безвыходной ситуации, не могла сама за себя постоять. Но с тех пор я всегда давал тебе выбор, — он снова слегка усмехнулся. — Позволил выбрать тогда, с твоим женихом, всегда позволял выбрать по мелочам, ни к чему не принуждая. Знаешь, Аньис, я ведь могу читать мысли, и моя сила внушения, вероятно, больше, чем у кого-либо в этом мире. Но я ни разу не залез к тебе в голову и ни разу ни оказывал прямого влияния на твою волю, — Аньис услышала в его голосе неуловимые нотки боли и, может быть, досады. И от его боли слезы потекли из глаза неуправляемо. Так и не смея опустить взгляд, она смотрела на него и плакала.
— Ты же захотела управлять моей волей, — продолжил он. — Ты могла прийти ко мне, пожаловаться на то, что тебя тревожит. Просто попросить помощи… У меня слишком много задач, не только в Альбене, и не всегда есть возможность улавливать тонкие нюансы твоей жизни. Ты могла бы обратить мое внимание, что тебя травят в твоем районе, что тебя сильно тревожит твой непонятный статус, пожаловаться, в конце концов… Но ты предпочла манипулировать мной, управлять моей волей и получить все и сразу нечестным способом. Скажи, я когда-нибудь был слишком жесток или пренебрежителен, дал тебе повод сомневаться в том, что я с пониманием отнесусь к твоим проблемам и помогу?
— Нет, господин Рональд, — тихо покачала головой Аньис. — Вы всегда были очень добры и внимательны ко мне… Простите меня… Впрочем, мне нет прощения…
— Я не сержусь, Аньис, — полуусмехнулся он. — Это другое. Я разочарован.
С минуту он пристально смотрел на нее. Потом быстро вышел, оставив ее сидящей в слезах за столом. Все-таки раздавил, сам того не желая. Это «разочарован» было хуже всего, что можно представить. Она не зря думала, что это конец, это конец и есть. Расплата.
* * *Быстрым шагом Рональд шел к себе в кабинет. Надо же, а девушка его задела. Конечно, не гнев как таковой, но досада и едкое неприятное чувство разочарования. Надо же… Он привык видеть в ней красивый и тонкий цветок. И чистый при этом. А она поступила как обычная дурочка, захотела управлять исподтишка низким, некрасивым способом.
В чем-то был даже благодарен ей, давно ему не приходилось испытывать такого сильного чувства. Сильного настолько, что его задело, затронуло, а не просто пронеслось рябью над бесконечным покоем души. Досада, болезненная досада…
Впрочем, к тому моменту, когда он вошел в кабинет, досада развеялась. Теперь, когда он немного посмотрел ее мысли, ее проблемы были понятны. И прежде чем уйти почти на год, хотя бы с частью из них он может ей помочь.
* * *Полчаса Аньис сидела оглушенная прямо там, в малой трапезной. Ей казалось, жизнь закончилась, все надежды рухнули. Она разрушила все своими руками. Причем в самом буквальном смысле.
Она грустно усмехнулась, подобно тому, как это делал господин Рональд. Когда то она решила стать лучше, выучиться всему, как он велел, развиваться, самосовершенствоваться. И ведь она старалась, все было правильно. Нужно было только не обращать внимание на кваканье глупых сплетниц, да и самой не стремиться обратно в жизнь, из которой ее выдернули.
Ведь она нравилась ему, его тянуло к ней… Кто знает, прошел бы этот мучительный год, и, может быть, со временем господин Рональд сам бы приблизил ее. Наверняка! Нужно было только запастись мужеством, терпением и сдержанностью. А она все сломала. Сама…
В комнату робко постучала и заглянула Абба, увидев, что господина нет, вошла.
— Что случилось, Аньис? — она тихонько подошла к подруге и хозяйке. Аньис снова усмехнулась про себя, наверное, она похожа сейчас на живого мертвеца.
— Господин Рональд рассердился на меня. Попроси, чтобы убрали обед, — сказала она и встала. — А я пойду к себе. Мне ничего не нужно, хочу побыть одна…
Абба озабоченно посмотрела ей вслед.
Еще полтора часа Аньис пролежала на кровати, то плача, то просто уткнувшись взглядом в край шкафа. Пришла Абба и сказала, что Парм велел передать: господин ждет ее у себя в кабинете.
Словно проснувшись, Аньис удивленно покрутила головой. Кинулась к зеркалу, аккуратно подтерла глаза с поплывшей краской. Сердце громко билось от страха. Видимо, он зовет ее, чтобы наказать.
Когда Парм открыл перед ней дверь кабинета, в лицо ударил чистый белый свет, лившийся из окна. И высокий силуэт господина Рональда казался нечеловеческим в этом свете.
Она хотела отчаянно умолять его о прощении… Но не успела. Господин Рональд сделал шаг ей навстречу, и она внезапно увидела его смуглое лицо с легкой белозубой улыбкой.
— Вот твоя вольная, Аньис, — сказал он и протянул ей свернутую в рулон бумагу.
Аньис растерянно взяла ее… Что? Он дает ей свободу, прямо сейчас?
— Вы меня прогоняете, господин Рональд? — тихо спросила она.
— Не прогоняю, — мягко улыбнулся он. — Исправляю ошибки. И меняю ситуацию в корне. Все это время тебя тревожило, что где-то значится: ты рабыня. Это делало тебя внутренне несвободной и заставляло совершать опрометчивые поступки. Как сегодня. Ты стала предметом насмешек и превосходства недалеких людей. Именно это лежит в основе твоих метаний. Поэтому я решил изменить ситуацию. Ты свободна, Аньис, — улыбнулся он.
И все же… Она обидела его, обманула, а он дает ей свободу… В душе была не радость от обретения свободы, а лишь растерянность. И боль. Что бы он ни говорил, оставалось ощущение, что он отшлепал ее, как нашкодившего котенка, и выкинул на улицу.
— Не думаю, что сейчас это бросит тень позора на тебя или твою семью. Но если опасаешься, можешь никому не показывать этот документ. Просто знай, что ты свободна. Теперь ты можешь распорядиться собой, как сочтешь нужным. Можешь уйти из моего дома. Можешь скоропалительно выйти замуж, думаю, желающих будет хоть отбавляй. Можешь переехать в дом господина Тэрье и полностью посвятить себя пошиву одежды. Тут есть и вторая бумага, — он показал ей на второй лист, закрученный внутрь. — В ней сказано, что я назначаю тебе содержание в размере тысячи куарино в год, при условии, что ты не будешь жить в родительском доме. И до тех пор, пока не выйдешь замуж. В остальном место проживания оставляю на твое усмотрение. Однако я настоятельно рекомендую тебе остаться в моем доме, — он повернулся к ней боком и оперся рукой о стол, — закончить образование, подумать, чего ты хочешь от жизни на самом деле, и не принимать скоропалительных решений… А когда я вернусь, обсудим, как бы ты хотела построить свою судьбу. Но повторяю — все это на твое усмотрение. Ты полностью свободна и сама принимаешь решения.
— Спасибо, господин Рональд, — прошептала Аньис. Никакой радости. Только одна мысль: он отказывается от нее… Отшлепал. Выкинул на улицу. Отказался.
— А, да, еще один момент… — улыбнулся он. — Согласно вашим законам, женщина не может завести свое дело. Но ты можешь вложиться в дело господина Тэрье, например, построить второе ателье под его маркой. Хозяином будет он, но ты сможешь получать большие проценты от дохода. Неплохой вариант. Постарайся разумно распорядиться деньгами.
— Хорошо, господин Рональд, я постараюсь, — Аньис сглотнула слезы… и вдруг не выдержала. Со слезами она протянула к нему руки в молитвенном жесте. — Господин Рональд, простите меня… Если когда-нибудь сможете! Я ничего не хочу, ни свободы, ничего! Только простите меня!
Он подошел, и она почувствовала на лице его горячую руку, большим пальцем он собрал слезы с ее щеки, приобнял за плечи и усадил в кресло. Отошел и, как когда-то, принес ей салфетку. Аньис было уже все равно… Она знала, что краска самым постыдным образом течет по лицу. Какое это сейчас имело значение. Но все же промокнула глаза, взяв салфетку из смуглой руки.
— Я ведь говорил, что не сержусь, — улыбнулся господин Рональд, стоя рядом. — Просто устраняю проблему в корне. Постарайся распорядиться своей жизнью и свободой достойно — и мне будет чем гордиться, — очень мягко добавил он.