Девушке хотелось возразить, что распоряжение, наверняка, было отдано раньше, еще до того, как все погибли, но у нее сейчас не было сил спорить, к тому же за его спиной маячили солдаты, поэтому Амалия лишь безвольно кивнула, соглашаясь.
Начальник гарнизона еще раз поклонился, захлопнул дверцу, затем кто— то запрыгнул на козлы рядом с кучером.
Экипаж вновь покатил, на этот раз колеса стучали по брусчатке, которой были вымощены городские мостовые. В любое другое время Амалия с удовольствием рассмотрела бы освещенные новомодными газовыми фонарями улицы, по которым сновал народ, заметила бы отличия в платьях и костюмах прохожих, но сейчас она была слишком потрясена происшедшим. Её сил хватило лишь на то, чтобы сидеть в карете, старательно избегая растерянных взглядов своих спутниц.
Экипаж остановился, послышался скрип ворот, затем, судя по шуму, брусчатка сменилась гравием, значит, они въехали в ворота императорского дворца. Амалия бросила взгляд в окно. В любое другое время, возможно, она бы полюбовалась парком, по праву считавшимся особой гордостью Ястребиного замка, но сейчас и темный парк, и сам замок показался ей зловещим.
Построенный в незапамятные времена как родовой дом князей Лауфенбургских, он неоднократно перестраивался, и сейчас о старинной крепости напоминали лишь часть стены да часовня с огромными стрельчатыми окнами, украшенными витражами.
Карета остановилась у главного входа. Лакей, одетый в красно— золотую ливрею с вышитым на спине имперским гербом: парящий над тремя звездами ястреб, открыл дверцу. Амалия заметила и потрясенный взгляд, и траурную повязку на его плече. Значит, все было правдой. Она вышла и беспомощно замерла, ожидая, пока графиня покинет карету. Слуги тем временем выгружали сундуки. Женщина долго мешкала и в конце концов решила не выходить.
— Простите, моя дорогая, вы не будете против, если я попрошу кучера отвезти меня в мой особняк, на улице льет как из ведра? — не дожидаясь ответа, она захлопнула дверь и постучала в крышу кареты, — Трогай!
Лошади уныло поплелись к воротам. Амалия так и осталась стоять на крыльце, совершенно не зная, к кому обратиться.
— Контесса, — окликнул ее незнакомый человек в военном мундире. Не будь девушка так растеряна, она даже определила бы род войск незнакомца и заметила, что у него красивые голубые глаза. Но она была так подавлена, что обращала внимание лишь на повязку из черного крепа, закрепленную на правом плече.
— Простите мне мою дерзость, мы не представлены друг другу, — продолжал мужчина, — Но, думаю, в столь исключительных обстоятельствах мы можем отступить от этикета, я — барон Эдмунд Фриш, адъютант, или, если угодно, секретарь Его Императорского Высочества, ныне — наследного принца Рудольфа.
— Барон, — Амалия заученно протянула руку, которую тот поцеловал. Это словно отрезвило ее, девушка вздрогнула, её взгляд стал более осмысленным, — Простите, это все…
— Неожиданно, да, я понимаю, — кивнул мужчина. Девушка вздохнула:
— Как это произошло?
— Никто до конца не знает. Императорская семья находилась на яхте, когда внезапно начался сильный шторм. Судно налетело на скалы. Никто не выжил.
— И кто, — голос стал очень тонким, девушка осеклась, откашлялась и продолжила, — Кто теперь будет править?
— Племянник императора, — барон моментально угадал вопрос, — принц Рудольф. Завтра вы с ним увидитесь, он назначил вам аудиенцию в полдень, — барон вдруг спохватился, — Впрочем, что же мы стоим у крыльца. Ваши комнаты давно готовы!
— Мои комнаты? — растерянно повторила она.
— Да, — он вежливо кивнул, — Конечно, из-за этих печальных событий во дворце форменный беспорядок, но комнаты были подготовлены заранее.
— Хорошо, — она потерла виски пальцами, пытаясь унять головную боль. Все происходящее напоминало дурной сон. Все эти слуги с перекошенными от страха лицами, гвардейцы с траурными повязками на рукавах, сам адъютант новоявленного наследника, — Думаю, самое разумное будет действительно пройти в комнаты, тем более что их приготовили…
Барон был настолько любезен, что лично проводил Амалию в отведенные для нее покои, после чего раскланялся, пообещав, что гостье незамедлительно доставят ужин.
Дождавшись, когда двери за ним закроются, девушка буквально упала в кресло и закрыла лицо руками.
— Герда, все же, что мне теперь делать? — спросила она у служанки, голос звучал очень глухо, сказывалось напряжение последних часов. Та подошла и аккуратно погладила свою госпожу по голове, точно маленького ребенка:
— Думаю, контесса, вам лучше всего сейчас лечь спать. Утро вечера мудренее.
Глава 2
Амалия спала плохо. Она несколько раз просыпалась и долго смотрела на почти невидимый в темноте ночи балдахин огромной кровати, пытаясь понять, что ей делать дальше. Будущее виделось ей очень туманным. Она то чувствовала себя виноватой в том, что не оправдала надежд, возложенных не нее отцом, то ощущала безотчетную радость, что ей не надо выходить замуж за кронпринца, которого она недолюбливала. Эти мысли влекли за собой ощущение стыда, ведь Леопольд и его родители погибли, и о них не стоило думать плохо. К тому же еще была политика, эта ужасная политика, в которой, к огорчению своей матери, она разбиралась гораздо лучше, чем в составлении букетов.
В результате этих метаний утром Амалия проснулась достаточно поздно. Подавив в себе искушение сказаться больной, девушка позвала верную Герду. Та вошла, сразу неся в руках поднос, на котором стояла чашка горячего шоколада, а на фарфоровом расписном блюдце лежало несколько восхитительных воздушных булочек, посыпанных сахарной пудрой. Под бдительным оком служанки Амалия выпила лишь шоколад, и, невзирая на протесты, отставила булочки, поскольку аппетита не было. Чувствуя себя абсолютно разбитой, девушка встала с кровати и долго выбирала платье, пытаясь найти в своем гардеробе что-то наподобие траурного. Наконец, она решила надеть темно— синее в мелкую белую полоску. Конечно, оно слишком сильно открывало плечи, но это можно было исправить, накинув газовую косынку. Благо у нее была одна темная, для церковных служб.
Она только закончила заправлять концы ткани за корсаж, когда достаточно громкий стук в дверь возвестил о приходе барона. Герда впустила его в небольшую гостиную и вернулась к госпоже доложить о посетителе. Амалия торопливо вышла. При виде нее барон Фриш встал, щелкнул каблуками и почтительно склонился над протянутой рукой:
— Контесса Амалия, рад видеть вновь.
— Взаимно, барон, — теперь она могла рассмотреть его. Адъютанта нового императора нельзя было назвать молодым, но он не был и старым, хотя у глаз собрались едва заметные мелкие морщинки — барон явно любил посмеяться. Приятная внешность, но не красавец. Темные волосы, чуть тронутые сединой, серые глаза, лихо подкрученные напомаженные усы.
— Чем обязана? — традиционная фраза прозвучала очень чуждо. Амалия поморщилась, она не любила таких напыщенных слов.
— Принц Рудольф ждет, — он вспомнил о цели своего визита.
— Принц? — переспросила девушка, — Разве он теперь не император?
— Формально — нет. Хоть принц Рудольф и является единственным законным наследником императора, он — сын его старшей сестры, следовательно, не носит фамилию правящей династии. А при смене династии необходимо одобрение парламента, который соберется лишь после похорон.
— А вы никогда не думали, что парламент может не дать своего одобрения?
— Это маловероятно. Рудольф — единственный прямой потомок императора Франца, сын его старшей сестры, к тому же он обладает сильнейшим магическим даром.
— Да он просто идеал, — пробормотала Амалия, ни к кому не обращаясь, адъютант услышал, внимательно посмотрел на нее, но предпочел проигнорировать её высказывание.
— Его Высочество ждет, — напомнил он, — позвольте я провожу вас?
— Если я не позволю, то буду достаточно долго блуждать по дворцу, — резонно заметила девушка, её собеседник сжал губы, явно пряча улыбку.
— Прошу, — он распахнул двери перед своей спутницей. Гвардейцы, стоящие у дверей, вытянулись в струнку. Амалия вопросительно посмотрела на них, затем перевела взгляд на барона:
— Стража? Зачем?
— Ваша охрана, — вежливо пояснил тот, — Распоряжение императора. Вы — слишком ценная для нас гостья.
Девушка кивнула, не поверив его словам. Гостьей она была лишь до того, как кронпринц Леопольд утонул, сейчас же, императорском дворце, Амалия напоминала приживалку или, что было вернее, ценную заложницу.
Они достаточно быстро прошли коридор, затем — галерею, где на стенах в золоченых рамах были портреты. Как пояснил барон, все они были членами королевской семьи. Амалия равнодушно взглянула на изображения всех этих мужчин и женщин, заметила, что они развешаны так, чтобы с суровой надменностью взирать на посетителей, и с каким— то раздражением пожала плечами: в конце концов, она не виновата, что их потомок погиб.
Хотя следовало признаться самой себе, она испытывала некоторую весьма постыдную радость, поскольку понимала, что её брак не состоится. Правда, оставался вопрос, не попытается ли воспользоваться принц Рудольф ей как заложницей. Девушка не сомневалась, что в этом случае отец будет непреклонен, но знал ли об этом сам принц. Да и погибший накануне свадьбы жених не прибавлял популярности несостоявшейся невесте. Возможно, ей все— таки позволят вернутся домой, а Клаус вновь начнет свои ухаживания, и она, не желая оставаться старой девой и прислуживать семье брата, все— таки примет предложение Клауса.
Странно, но эта мысль тоже не вызвала особой радости. Последняя встреча оставила слишком горькое послевкусие. К тому же — Амалия это всегда знала — замужество с младшим графским сыном было мезальянсом для дочери эрцгерцога. Лиззи, конечно, порадует, что старшая сестра будет делать перед ней реверанс, впрочем, какое ей дело до Лиззи…
Погруженная в свои мысли, она и не заметила, что они дошли до высоких дверей из орехового дерева, на которых цветной эмалью был выложен все тот же герб: ястреб над тремя звездами. Поскольку время было достаточно раннее, перед дверями не толпились ежедневные просители, впрочем, может быть, их не было из-за гибели императора.
Невесть откуда взявшийся лакей распахнул створки, и барон провел девушку в небольшую приемную, а оттуда — в кабинет, который по традиции занимал император.
Амалия с невольным интересом рассматривала на темные панели из орехового дерева, полностью закрывавшие стены, и вычурную лепнину на потолке. Росписей не было, только несколько картин на стенах, изображавших прославленные батальные сцены.
Огромный стол комнату на две части, около него стояло несколько стульев для посетителей. На двух стенах огромные зеркала в золоченых рамах чередовались с окнами, создавая иллюзию воздушности. Около зеркал стояли небольшие столики со столешницами из розового мрамора и бронзовыми ножками в виде грифонов.
Осознав, что кабинете кроме нее с бароном никого не было, девушка нахмурилась и уже хотела высказать возмущение столь неприглядной шуткой, когда раздались шаги и в комнату вошел еще один мужчина в военном мундире. На этот раз мундир был белый. На правой руке вошедшего также виднелась траурная повязка. Его лицо было очень усталым и каким— то злым, глаза казались красными, словно он не спал всю ночь, впрочем, скорее всего, так оно и было, около тонких губ залегли жесткие складки.
— Прошу прощения, что заставил вас ждать, — коротко обронил он вместо приветствия, — Думаю, нам нет нужды представляться друг другу. Эдмунд, пока ты свободен. Будешь нужен мне через полчаса.
— Ваше Императорское Высочество, — спохватилась Амалия, делая реверанс. Принц Рудольф кивнул ей на стул:
— Давайте оставим эти церемонии, они отнимают много времени, а у меня его попросту нет. Садитесь.
Девушка подчинилась, внимательно следя за мужчиной. Он прошелся по комнате и вместо того, чтобы занять стул с высокой спинкой, увенчанной изображением имперской короны, просто присел на край стола, внимательно рассматривая свою гостью. Амалия вдруг заметила, что глаза у принца были бирюзово— зелеными, как море в летний день. Девушка вдруг вспомнила, что видела его на том зимнем балу, кажется, в нарушение приличий, он протанцевал несколько танцев с ослепительно красивой брюнеткой. Тогда она не заинтересовалась им, по праву считая очередным повесой, сейчас же Амалия постаралась внимательно рассмотреть того, кто должен был решить её судьбу.
Несмотря на фамильные черты лица, в отличие от кронпринца Леопольда, принца Рудольфа нельзя было назвать красивым. Волосы были, скорее, русыми, нежели золотистыми, не было и намека на кудри. Просто прямые, зачесанные назад, они открывали высокий лоб. Нос, хоть и был слегка великоват, но правильной формы, щеки явно впали, а подбородок упрямо выдавался вперед. Поняв, что его изучают, принц нахмурился и задумчиво побарабанил пальцами по столешнице, словно решая что-то для себя.
Амалия вдруг подумала, что не хотела бы оказаться врагом этого человека. От него исходила какая— то магнетическая уверенность и властность, а ещё она моментально уловила магию. Было неловко проверять его сейчас, но принц явно являлся магом достаточно высокого уровня. Впрочем, в этом не было ничего удивительного: Лауфенбурги всегда славились своими магическими талантами.
Тем временем принц, которому явно надоело молчание, заговорил.
— Прежде всего, позвольте выразить вам соболезнования по поводу столь тяжелой для всех утраты, — в его хриплом от усталости голосе слышалась ирония.
— Благодарю, — она хотела сказать это спокойно, но закашлялась, и вышло жалко. Амалия никогда не любила такие разговоры, — Полагаю, в данной ситуации уместнее будет, если я выражу соболезнования вам. Думаю, вы знали императорскую семью гораздо лучше, чем я.
— Да, знал. Дядя Франц… Император, он заменил мне отца, — он провел рукой по лбу, словно еще раз осмысливая происшедшее, затем вновь взглянул на сидящую перед ним девушку, — Вы должны были стать невестой моего кузена.
— Я была ей, — почему— то показалось важным подчеркнуть это. Рудольф усмехнулся:
— Ваши слова все упрощают.
— Упрощают?
— Да. Я думал, впрочем, неважно. Если вас устраивало ваше положение, предлагаю оставить все как есть.
— Оставить как есть? — Амалия непонимающе взглянула на него. Наверное, постоянно переспрашивая, она выглядела очень глупой, но ее собеседник словно и не заметил этого:
— Да. Свадьбу придется проводить во время траура, это, конечно, создаст некоторые неудобства. В частности, придется отказаться от пышного бала… Но, думаю, это вас не сильно смутит. К тому же последующая по истечении траура коронация с ее торжествами и императорская корона подсластят горечь ожидания.
Из всего, что он сказал, девушка поняла лишь одно. Она уцепилась за это слово, словно оно могло прояснить все, что с ней происходило:
— Свадьбу? Какую свадьбу?
— Нашу. С вами, — он сказал это, кривясь так, будто у него болел зуб.
— Извините, но я не… Это что — дурная шутка? — Амалия невольно еще больше выпрямила спину и до боли стиснула пальцы. Принц покачал головой:
— Отнюдь. Это — деловое предложение. Несмотря на случившееся, империи нужно ваше приданое, Северная марка, гарантирующая выход к морю. А вашему независимому герцогству — он слегка усмехнулся, произнося «независимому», — нужна защита от соседей. Мне же, по уверениям советчиков, просто необходима жена, которая как можно быстрее произведет на свет наследника.
Амалия задохнулась от негодования и невольно еще больше выпрямила спину, гордо вздернула голову:
— В описании этой сделки, достойной торговца, вы забыли упомянуть о лично моей выгоде. Что, по— вашему, получу я?
— Корону императрицы, разумеется, и все полагающиеся почести. Полагаю, вас это вполне удовлетворит.
Девушка смотрела на него, не веря услышанному. Все, что происходило с ней с момента, когда в сумерках она вышла из кареты, напоминало дурной сон.