— Перемены — это всегда к лучшему.
— Всегда?
— Всегда, крошка Лотте.
Ой, нет.
— Ты мог бы не называть меня крошкой?
— Мог бы, — Эрик приблизился. — Но не стану. Тебе идет.
Он обнял меня за талию и привлек к себе.
— А вот ты не станешь мне возражать.
— Мы договаривались, что во время занятий не будет никаких игр, — заметила я.
— Занятие закончено.
— Я…
— И выходные уже прошли.
М-м-м-м… во мне все как-то разом похолодело. Похолодело несмотря на то, что сегодня я чувствовала в себе магию, ощущала ее тепло, текущее от сердца по всему телу. После расспросов по изученному материалу Эрик решил, что пришло время немного попрактиковаться: точнее, пока что попробовать наладить взаимосвязь между мной и магией. То, что в теории казалось легким и пустяковым, на деле получалось гораздо сложнее. Например, я никак не могла уловить мгновение, когда магия втекает в ладони, но еще не готова вырваться в мир. Этот момент был очень важным, потому что перед тем, как ее отпустить, нужно было понимать, сколько сил ты направляешь вовне. В общем, сегодня я свою магию так и не увидела, Эрик не разрешил. Мы занимались только тем, что позволяли ей согреть ладони, а затем отступить. И так снова и снова.
— Почему я не чувствовала магию под заклинанием? — спросила, когда мы закончили. — Оно ее подавляло?
— Нет, оно просто не выпускало ее из тебя. Ты привыкла к внешним проявлениям всего, что происходит вокруг, поэтому не всегда ее осознаешь. Сейчас ты только учишься чувствовать, потому что магия просыпается постепенно и так же постепенно набирает силу. Со временем она станет для тебя естественной, как дыхание или биение сердца.
Эрик был прав, когда говорил, что запирать магию нельзя, нельзя долго ходить под этим ужасным заклинанием. Пусть даже (как он мне объяснил) магия жизни никогда не разрушает, чувствовать ее течение во мне было невероятно! С непривычки этого не понять, но когда он снял с меня защитный кокон, я ощутила разницу. С первых мгновений, как магия забурлила в груди, отзываясь на свободу и внешний мир, за спиной словно выросли крылья.
— А завтра ты позволишь мне ее увидеть? — спросила я.
— Посмотрим, как у тебя будет получаться сегодняшнее упражнение. Нам некуда спешить.
Легко ему говорить! Я хотела спешить, хотела быстрее увидеть то, что спасло цветы.
Может, если сейчас вернуться к этому разговору, он забудет про всякие игры?
— Мне очень понравилось занятие, — заметила я, упираясь ладонями ему в грудь и закусывая губу. — Может быть, еще немного попрактикуемся?
— Хорошая попытка, Шарлотта, — губ его снова коснулась улыбка, которая спустя мгновение растаяла без следа. — Но у тебя сегодня еще один урок по другому предмету. Пойдем.
Он отстранился и подал мне руку, пришлось вложить слегка подрагивающие пальцы в его ладонь. Ладно хоть Лотте больше не называл, потому что в этом имени было что-то совсем на меня непохожее. Непокорное, дерзкое, своенравное, и, пожалуй, порочное. Бесстыдное и откровенное, как то, о чем мы с ним договаривались. Но ведь он обещал, что не будет делать ничего такого, что мне не понравится.
Мы вместе поднялись в знакомую спальню. Отодвинув тяжелую, темно-синюю с золотом портьеру, Эрик показал мне дверь. Оказалось, мои вещи Сюин разместила в соседней (смежной), там же мне предстояло переодеваться. В отличие от его, эта комната была выполнена в нежно-зеленых тонах и больше подошла бы молодой женщине. Смежные комнаты в богатых домах Энгерии всегда предназначались супругам, изредка отводились под детскую, чтобы мать или отец в любой момент могли попасть к малышу. Но эта… эта была словно в точности для меня.
— Почему бы мне не спать здесь? — спросила я. — Ведь нас будет разделять только дверь.
— И сон, — коротко заметил Эрик.
— Твоими устами это звучит особенно интересно. Просто я думала о раздельных комнатах, но если с твоей спальней есть смежная, почему бы…
— Не спорь, Лотте.
Он указал мне на комод.
— Бери все, что нужно. Сколько времени тебе потребуется, чтобы привести себя в порядок?
— В порядок? — чтобы не вцепиться в юбку, я сложила руки на груди.
— Да. Ванная в твоем распоряжении.
— О… Не знаю. Полчаса, может быть.
— Хорошо.
Он отошел к столу и, открыв верхний ящик, достал бумагу, чернильницу и ручки. Я же направилась в комнату, где, распахнув шкаф, увидела два сиротливо болтающихся платья: в одном я ходила в театр, в другом к Вудвордам на работу. То, что на мне — мое лучшее, выходное, было третьим. Но если так говорить, роскошный наряд от Хлои Гренье никогда моим не был, поэтому я отодвинула его в сторону и принялась раздеваться. Дрожащие пальцы расстегивали пуговицу за пуговицей, я выпуталась из платья и принялась за корсет, но тут вспомнила, что мне придется пройти мимо Эрика и замерла. Конечно, стесняться после всего, что случилось — глупо, но я стеснялась. Все равно дико, до ужаса стеснялась.
Халат! Мне нужен халат!
Подбежала к комоду, выдвинула ящик… второй, третий, четвертый…
Нет, не может быть. Не может быть, чтобы Сюин не взяла халат! Он же лежал на самом видном месте.
Подошла к двери, осторожно выглянула из-за нее:
— Эрик… Кажется, Сюин не взяла мой халат. Ты не мог бы… у тебя не найдется запасного, в котором я могу дойти до ванной?
— Сюин здесь ни при чем, — донеслось невозмутимое из-за стола.
— То есть?
— Я его просто выкинул. В таком старой деве ходить не стоит, не то что очаровательной девушке.
Что?!
От возмущения уставилась в его затылок.
— Не прожги во мне дыру, Лотте.
— Эрик! В чем я, по-твоему, должна ходить в ванную?
— Сегодня можешь пойти туда в нижнем платье.
От такого «разрешения» я задохнулась.
— Что значит — сегодня?
— То и значит, — не оборачиваясь, произнес он. — Насколько ты чувствуешь, в комнатах очень тепло. Здесь вполне можно ходить без одежды.
От такого предложения щеки мгновенно вспыхнули огнем.
— Я не буду разгуливать перед тобой обнаженной!
— Сегодня не будешь.
— Никогда!
Захлопнула дверь и огляделась: комната выглядела вполне жилой, то есть к моему переезду ее полностью привели в порядок. А значит… значит, с наибольшей вероятностью, и постель застелена тоже. Приподняла уголок покрывала: точно! Быстренько закатала его валиком и вытянула верхнюю простыню. Вот так! А теперь и переодеваться можно.
Разделась я и впрямь до нижнего платья, с собой взяла сорочку и смену белья (спасибо, что без белья не оставили!). Велико было искушение высказать эту благодарность Эрику, но воспитание остановило. Поэтому целомудренно завернувшись в простыню от плеч до пят, запахнув ее на груди так, что сама стала похожа на призрака, я вышла в соседнюю комнату и гордо прошествовала мимо этого бессовестного мужчины в ванную комнату.
Не забыв напоследок хлопнуть дверью чуть громче, чем полагается.
И щелкнуть замком.
Развернулась к зеркалу, подумывая, куда бы положить белье, прекрасно понимая, что это всего лишь небольшая отсрочка.
Отсрочка от чего?
В сотый раз напомнила себе, что Эрик обещал ничего не делать. Ничего такого, что мне не понравится, но рядом с ним мне нравилось все. Мне нравилось даже то, какой порочной и распутной я становилась под его ласками. Нравилось то, что он делает, хотя нравиться было не должно! Как далеко я смогу зайти?
Сейчас я стояла напротив зеркала. Там, где меня перекинули через кресло и обещали выпороть: сама мысль об этом казалась дикой, неправильной, страшной. Но ведь и веревки, которыми он оплетал мое тело — это тоже ненормально. Ненормально плавиться от его прикосновений, когда они впивалась в обнаженную кожу волокнами.
Зажмурилась и замотала головой.
Нет, это точно не для меня.
Нет!
Стянула простыню на кресло, белье положила на подставку для полотенец. Она обнаружилась рядом с ванной: тяжелая, на бронзовых ножках, состоящая из нескольких полок. В доме, где я снимала квартиру, приводить себя в порядок было одной из самых неприятных процедур (вода со ржавчиной, то слишком холодная, то слишком горячая, но чаще всего первое, облупившийся кафель, сквозняки, тянущиеся изо всех дверных щелей), здесь же (да даже в доме Тхай-Лао), я могла бы провести вечность. Поэтому быстро открыла кран, сунула пробку в слив и обернулась к шкафчику, где в прошлый раз Орман оставил для меня какое-то чудо-средство, после которого меня сморил сон.
Хм, а это идея!
Если я быстро засну, мы пропустим сегодняшний «урок». Распахнула дверцы и принялась быстро перебирать флакончики, пытаясь найти нужный. Не обращала внимания даже на чудо-шарики (мыло разных цветов), лежащие в небольшой корзинке. В другое время они привели бы меня в восторг: так же, как и бесчисленное множество ароматических масел, но сейчас у меня была цель. Нашлась пена с мускатным орехом, с жасмином, с миндалем и кокосом, настойка для мытья волос с сандалом и иньфайскими травами, но только не то, что нужно! Да где же оно?!
Перевела взгляд на нижние полки шкафа: там стояла курительница, лежали какие-то странные палочки, от которых тоже очень приятно пахло. А если совсем внизу?
Закусив губу, опустилась на корточки и потянула на себя первый ящик. Чтобы широко распахнуть глаза. Вместо вожделенной бутылочки с пеной там лежал… лежало… нечто по форме напоминающее мужской орган. Очень большой и ребристый. И одновременно являющийся рукояткой плети. Ее хвосты расплескались внутри черными лентами, внахлест.
Во рту пересохло, а перед глазами на миг потемнело.
Сейчас я была искренне рада, что природа наградила меня магией жизни, а не стихии. Огня, например, потому что щеки вспыхнули, и все вокруг тоже вспыхнуло бы. Наверняка.
В глубине ящика лежало что-то еще, но я даже не стала туда заглядывать. Захлопнула его, мечтая только об одном: больше никогда этого не видеть.
И не вспоминать о том, что видела.
Не вспоминать!
Следующий ящик потянула за резную ручку уже гораздо осторожнее, приоткрыв один глаз, но там не нашлось ничего, кроме…
Аламьена!
Я открыла флакончик и поднесла его к носу. Вдох — и голова закружилась от концентрированной сладости с легкой ноткой горчинки. Быстренько влила средство в воду, взболтала, пока на поверхности не образовалось пенное облако. Подумала — и добавила еще, чтобы наверняка, только после этого быстро разделась и села в ванну, с наслаждением вдыхая полевой аромат.
Подложила под голову валик, лежавший на полотенцах, перекинула через него косу.
Интересно, сколько времени потребуется, чтобы я заснула? Десять минут? Двадцать? Тридцать?
Перед глазами то и дело возникало это жуткое… непристойное приспособление, и я глубже погрузилась в пену, позволяя ей окутать меня по самый подбородок.
Что это? Зачем оно вообще нужно?
Разум подбрасывал ответы, и ни один из них мне не нравился. Большая часть из них вспыхивала кострами на щеках: кострами, которые растекались по телу огненными реками, заставляя то и дело облизывать губы. Перед глазами все плыло, дыхание сбивалось, а кожа стала невероятно, безумно чувствительной. Такой, что даже легкое прикосновение пены к ней ощущалось, как скольжение шелка по телу. От дурманящей, сладостной неги между ног было горячо. Я скользнула пальцами по животу и ниже, чувствуя, как на них остается моя влага. Запрокинув голову, двинула их чуть выше, нажимая, задохнулась от пронзившей тело сладкой судороги и… поспешно отдернула руку.
Что это?!
Что со мной вообще творится?!
Я не только не хотела спать, я вся горела, горела от желания ласкать себя… или чтобы меня ласкал Эрик.
Осознание этой мысли подбросило меня прямо в воде. Я выскочила на коврик, как ошпаренная, с дикими глазами, подхватила первое попавшееся полотенце и завернулась в него. Легкая прохлада после теплой воды скользнула по коже мурашками, но легче не стало. Полотенце казалось дерюжным: там, где я стянула его над грудью, оно впивалось в тело чуть ли не раскаленным шнуром. Сама грудь стала невероятно чувствительной и тяжелой, хотелось обхватить ее ладонями, сжимая соски.
— Шарлотта, — стук в дверь, — у тебя все в порядке?
— Да, я же говорила, что мне нужно полчаса.
— Прошло уже около часа.
О… час?!
Уже?!
Нет, не может быть!
Не могла же я столько рыться в ящике и просидеть в ванной?
Метнулась к зеркалу, вглядываясь в собственное отражение: лицо раскраснелось, губы искусанные, как после долгого нескромного поцелуя, грудь высоко вздымается. Я не могу выйти к нему такой!
Нет.
— Мне нужно одеться, — постаралась, чтобы мой голос звучал как можно более ровно. — Еще пять минут, хорошо?
Пять минут… Пять минут!
Бросилась к раковине, открыла холодную воду. Плеснула себе в лицо: раз, другой, третий, но не помогло, я по-прежнему вся горела. В отчаянии рванула полотенце, быстро натягивая панталоны и сорочку, от каждого скольжения ткани по коже хотелось всхлипывать. Все мысли и ощущения сосредоточились там, где я только что себя ласкала, сердце колотилось, как бешеное. Прижимая ладони к горящим щекам, смотрела на свое отражение, потом вспомнила, что нужно выпустить воду из ванной. Наклонилась и закусила губу, когда края панталон впились в чувствительную кожу бедер.
Глубоко вздохнула, замотав в простыню все лишнее, и с таким тюком вышла в комнату, чтобы остановиться прямо на пороге. Над постелью парила цепочка магических светильников, из-за чего в спальне было светло, как днем. Сам Эрик по-прежнему был одет, а на свету, растянутая между его ладоней, переливалась темно-синяя шелковая лента.
— Ну и зачем ты одевалась? — поинтересовался он, приподняв брови.
В ответ я только крепче вцепилась в тюк, как если бы он мог меня защитить от меня самой. От жажды прикосновений, от сбивающегося под его взглядом дыхания и от непристойности мыслей, возникающих при одном взгляде на ленту в руках.
Эрик шагнул ко мне, перехватил сверток из моих рук и отбросил в сторону.
— Пойдем, — протянул мне раскрытую ладонь.
Вложила в нее пальцы и облизнула пересохшие губы. Помогло не сильно: они тут же снова вспыхнули. От желания поцеловать его, вжимаясь всем телом, потереться, как загулявшая по весне кошка, кружилась голова. Я опустила глаза, чтобы он ни о чем не догадался, позволяя проводить себя к кровати.
— Сегодня будем учиться говорить о том, что тебе нравится, — меня мягко подтолкнули к постели.
— А это… зачем? — кивнула на ленту.
— Чтобы ощущения были ярче.
В том, что ощущения будут яркими, я не сомневалась, но стоило Эрику положить ленту мне на глаза, дернулась и перехватила его руку.
— Помнишь, что мы говорили про доверие? — он внимательно посмотрел на меня. — Ты в любой момент сможешь остановить все, что происходит.
Остановить?! Не была уверена, что захочу что-либо останавливать, чем бы это для меня ни обернулось. От желания запустить руку себе между ног хотелось хныкать, от стыда за собственные мысли полыхнуло лицо, и от Эрика это не укрылось.
— Снова краснеешь, Лотте?
— М-м-м-м… — это все, на что меня сейчас хватило.
Лента снова легла мне на лицо, и на этот раз я не стала противиться. Еще немного, и начну умолять, чтобы он меня ласкал, а потом больше никогда не смогу смотреть ему в глаза!
— Сегодня я хочу, чтобы ты говорила мне обо всем, что тебе нравится, — прикосновение пальцев к плечам прокатилось по телу обжигающе-яркой волной. — Откровенно.
— Откровенно? — В темноте, в которой я оказалась, каждый шорох звучал как громовой раскат. Мне казалось, я слышу биение собственного сердца, которое вот-вот выпрыгнет из груди, и наше дыхание.
— Откровенно. Где ты хочешь, что я тебя касался. И как.
Губы Эрика коснулись моей шеи, и пальцы сильнее сжались на моих плечах.
— Сюда, — неожиданно жестко произнес он, поддерживая меня под локоть.
Попыталась нащупать балясину, и с ужасом осознала, что мы отдаляемся от кровати. Но…
— Куда мы? — с губ невольно сорвался вопрос.
Ответа не последовало, а потом меня потянули вниз, и я поняла, что мы оказались в кресле. Эрик прижимал меня к груди, легко поглаживая тыльную сторону запястий.
— Откровенно обо всем, Шарлотта. Тебе надо научиться быть со мной откровенной и избавиться от этого идиотского смущения. Я не прикоснусь к тебе, пока ты не попросишь, и пока не скажешь, чего ты хочешь.
Словно в подтверждение своих слов он убрал руки. Теперь я просто сидела на нем, чувствуя всей кожей, даже через ткань сорочки и панталон, каждое соприкосновение наших тел.