В машине тепло, но не настолько, чтобы я мог согреться. Врубаю печку на полную, на автомате забиваю номер водилы в телефон, и трогаюсь с места, поморщившись от простреливающей боли в руке, все-таки выбил. Хватит на сегодня приключений. В телефоне нет пропущенных или непрочитанных смс и это, сука, бесит. Но так даже лучше…
Часть 19
- Глеб, давай живее! – невысокий коренастый мужчина, сорока лет, был явно не в себе и срывал свое раздражение на каждом, первым под горячую руку попадал, конечно, сын.
С лестницы неторопливой походкой спускался невысокий худощавый подросток на вид лет четырнадцати. Светло-русые волосы были собраны в аккуратный маленький хвостик, глаза полуприкрыты, на лице полное отчуждение, даже легкое высокомерие ко всему происходящему. Неторопливость действий, пустой взгляд серых глаз, ленивость движений, все кричало, что поторапливаться он даже не планирует.
- Я не понятно говорю? – прорычал мужчина, схватив парня на последней ступеньке лестницы, и рывком вздернул вверх. В его глазах был огонь, вокруг звенящее напряжение, ноздри раздувало от гнева, а губы подрагивали в немом крике.
- Руки убрал, - слишком спокойно, почти мертвым безэмоциональным голосом, сказал Глеб, не пытаясь вырваться, а лишь глядя в глаза отцу.
Что-то такое страшное было в серых глазах подростка, что мужчина, плюнув на все, отпустил его, рывком подталкивая в сторону двери. Но Глеб как шел, так и шел, не обращая внимания на направленный ему в спину осуждающий взгляд с нотками грусти.
Обычный день в школе, все те же одноклассники, над которыми грех не поиздеваться, верная пятерка товарищей вокруг, доблестно защищающих своего предводителя. Вот только это они думают, что являются друзьями или хотя бы важными и значимыми для озлобленного подростка, для него они всего лишь мусор, вещи, хлам, помогающий добиваться поставленной цели.
Откуда в таком юном подростке столько агрессии? Упрямства? Злобы и ненависти к людям? Все просто. Ответ хранится в мужчине, спокойно курящем возле дорогого авто, припаркованного напротив въезда в школу.
Глеб знает, зачем он приехал, что ему нужно, и что последует после того, как он сядет в его машину. Парень перестанет быть собой, он больше не будет принадлежать себе, станет вещью, рабом, тряпкой, гнилой и грязной.
Не такой он хотел подарок на свой день рождения.
Не стараясь скрыться, остаться незамеченным или просто уйти куда угодно, сбежать, прямиком идет к машине, не здороваясь, забирается на заднее сидение автомобиля, кожей чувствуя, что за темными стеклами дорогих очков, сияет предвкушающий взгляд.
- Не поздороваешься? - спрашивает мужчина, садясь за руль и заведя мотор, не торопится трогаться с места. Он ждет, уже сейчас желая, чтобы делали так, как хочет он.
- Здравствуйте, - ровный голос без хрипа или смущения, без грамма любых эмоций. Все эмоции остались там, в воспоминаниях трехмесячной давности, когда подросток плакал, умолял, просил его не трогать, но вместо этого получал удар за ударом и глубокие толчки, выбивающие из него саму душу.
- Чего бы тебе хотелось на день рождения? – мужчина был спокоен и в настроении, поэтому пропустил мимо ушей неразговорчивость парня.
- Умереть, - сколько боли было в этих словах. Но самое страшное, что это была правда. Понять в таком юном возрасте, что не хочешь дорогой телефон, не хочешь влюбиться, а хочешь умереть. Раствориться, исчезнуть из этого грязного мира, лишь на вид кажущимся ярким и красочным, а на самом деле кругом ложь, обман, жестокость, которая топит тебя в своих же грехах, не позволяя вздохнуть.
Юрий вздрогнул. Даже привыкнув к холодности подростка, он не ожидал услышать такой ответ. Но даже это не остановило мужчину. Он был болен, болен им, и не смог бы отпустить, ни при каких обстоятельствах.
- Хорошо, сегодня ты умрешь, - спокойно пообещал и тронулся с места, включая радиоприемник. И он не соврал. Рядом с ним Глеб каждый раз умирал и возрождался вновь, еще больше запятнанный грязью и гнилью, оплетающей его душу.
Но улыбку удержать не вышло, стоило только поймать мечтательный взгляд парня в зеркале заднего вида, легкую улыбку, тронувшую искусанные губы и понять, что что-то не так, в корне не верно.
Лежа поперек кровати, Глеб намертво вцепился руками в простыни, сжав до онемения пальцы, крепко стиснув зубы, не позволял себе издать даже звука, крика, стона боли. Один удар плеткой сменялся другим, еще более сильным и безжалостным. В воздухе запахло кровью. Аромат настолько резкий и ощутимый, что стало дурно, к горлу подступила тошнота. За плотно сжатыми веками вспышками маячили яркие всполохи, пот ручьями стекал по вискам, впитываясь в белоснежные простыни, и лишь звук плетки, рассекающей воздух, все еще звенел в ушах.
Тишина, как маленькая награда. Спину обжигает болью, расползающейся по всему телу, и так хочется пить, словно ты кричал без остановки несколько часов подряд. Касание влажного языка к плечу, скользящее движение вниз, доставляет ощутимый дискомфорт и не дает вздохнуть от подобного рода дерзости.
Юрий, нависнув над парнем, слизывал капельки крови с плеча, получая неземное удовольствие, видеть, как тело под ним дрожит, но не от страха или боли, от гнева. И знал бы Глеб, как это заводит мужчину еще сильнее, кричал, стонал, умолял, но лишь бы не видеть этого откровенного похотливого взгляда.
Тяжелое дыхание, смесь боли и нежности, такой резкий контраст, напрочь выбивающий воздух из легких. Двое на белоснежных простынях, украшенных алыми разводами, переплетясь в причудливом клубке, двигались в такт друг другу, испытывая поистине нечеловеческие, нереальные, слишком яркие чувства, такие разные, совершенно противоположные, но одинаково искренние.
Атмосфера заметно накалилась, было тяжело дышать, не помогал даже кондиционер, воздух словно пропитался отчаянием и похотью, было плохо, душно и тошнотворно прекрасно.
Мужчина с глухим стоном кончил в парня, и задержавшись так на несколько секунд, выскользнул из него, перевернул полупьяное тело на спину, отчего Глеб вскрикнул и резко сел, несмотря на слабость, и уставился на мужчину, спокойно разместившегося между его ног. На белых простынях загорелое натренированное тело смотрелось до неприличия прекрасно, выделяясь во всем пространстве, бросаясь в глаза, и отвести взгляд не было сил. Глеб хотел прикрыться, но Юрий, откинув его руки в стороны, склонившись ниже и влажным росчерком языка проведя по внутренней стороне бедра, взял полувозбужденный член в рот, вовремя придержав парня за бедра, когда тот дернулся в сторону.
Торопливые движения, быстрые ласки, взгляд глаза в глаза, который было запрещено разрывать. Против воли тело начало реагировать, Глеб ощущал, как разум предает его, это было отвратительно и прекрасно одновременно.
Юрий наблюдал, впитывал каждую эмоцию, проскальзывающую в озлобленном прищуре серых глаз, получал почти ненормальное удовольствие, видеть, как несмотря на отвращение, парень возбуждается, желание, плещущееся в его теле туманит взгляд, как подрагивают пальцы, какой он сейчас ранимый и трогательный.
-Ах-х-х… - протяжный предательский стон сорвался с губ, когда Глеб, не выдержав напряжения, дернулся в сильных руках и, задрожав, обильно кончил прямо в рот мужчины, даже не старающемуся отстраниться. – Ненавижу тебя! – глухо простонал парень, срывающимся на хрипы, сорванным голосом.
- Я знаю, - совершенно искренне и обворожительно улыбнулся Юрий, подаваясь вперед и заваливая парня на постель. Это было только начало вечера, плавно перерастающего в бурную ночь.
Когда мужчина уснул, прижимая к себе свое сокровище, Глеб, не в силах терпеть эту отвратительную близость, выбрался из его объятий, с трудом надел на себя одежду, морщась от боли в спине, и едва сдерживаясь, чтобы не застонать, покинул номер отеля, жалея лишь о том, что мужчина так и не выполнил своего обещания.
Это началось три месяца назад, когда отец сообщил сыну, что задолжал большую сумму денег одному знакомому, и у него нет возможности отдать всю часть денег, поэтому проценты Глеб будет отрабатывать своим телом. Он сказал это так просто, даже не зайдя в комнату, а лишь произнеся эту фразу, сломавшую юную жизнь, у порога и ушел. Глеб не верил до последнего, до того момента, пока Юрий не забрал его к себе, жестоко попользовавшись его телом.
Что-то тогда внутри парня сломалось навсегда. Все чувства отошли на второй план, эмоции, лица прохожих – все стало безразличным и нервирующим. Он каждый день жил страхом, не понимая, почему все еще жив.
С самого рождения обеспеченный всем, он брал от жизни все, очень часто перебарщивая, жестоко обращаясь с теми, кто слабее, даже не замечая, что одним своим презрительным взглядом, брошенным на одном из вынужденных банкетов, навсегда привязал к себе мужчину.
- Где ты был? – на встречу вышла женщина, на вид около тридцати лет, на самом деле чуть больше, и попыталась обнять, но Глеб брезгливо отбил ее руки в сторону.
Он знал, что мать ничего не знает о его вынужденном рабстве, он сам попросил отца не говорить ей, это была его единственная просьба. Просто он боялся, что она испачкается, запятнает себя, лишь притронувшись к нему.
Отец, стоя на краю лестницы, лишь хмыкнул, брезгливо отводя глаза в сторону, и ушел прочь. Это было уже давно не больно и не обидно, это было похуй.
Полтора года таких встреч, пугающих своей разнообразностью. То Юрий был взбешен, измываясь над юным телом не только жестоко трахая, но и избивая, раня тело и душу, то был опасно нежен, заставляя сходить с ума от желания, не позволяя кончить по нескольку часов. Глеб ни разу не попросил остановиться, прекратить, перестать, знал, что бесполезно и слишком низко. Несмотря на то что душу из него вытряхнули и растоптали, гордость росла с каждым днем, затопляя все внутри. Юрий заставил Глеба пойти на курсы боевых искусств, сам нанял и оплатил тренера, и сам же временами выбешивал парня, унижая его и терзая зло брошенными фразами, на что юношеская агрессия брала свое. Они дрались, по-настоящему, отчаянно и дерзко, вот только Глебу так и не удалось хотя бы раз выйти победителем, слишком силен был мужчина.
Юрий то пропадал на несколько месяцев, то приезжал за ним каждый день. Это был ад на земле. Глеб знал только его имя и больше ничего, но даже этого было слишком много. Как парень не пытался отстраниться от происходящего, смириться, привыкнуть, принять, он не мог. Просто не мог и все. Ему хотелось исчезнуть, раствориться, а еще лучше сбежать. Поэтому, когда весь класс поехал на Алтай на летних каникулах, исчезновение подростка все посчитали несчастным случаем.
Глеб уже давно сделал для себя липовые документы. В деньгах он был не обделен, поэтому для него это не составило труда, вот только из города незамеченным выбраться не представлялось возможности.
Ему не исполнилось и шестнадцати, когда он, принимая взрослое взвешенное решение, скидывал с обрыва все ценные вещи, документы, кроме липовых, фирменные часы, даже кулон, подаренный матерью, выливал из заранее заготовленной склянки свою же кровь и, заметая следы, сорвался в лес. Сколько он скитался по миру, уходя все дальше вглубь России, стараясь навсегда покинуть бывший некогда родным город? Почти год блужданий, переездов, постоянных опасений, что тебя найдут. Страх быть одному, понятие, что мир не такой плоский, каким казался, он многогранный и каждая его грань острая, как лезвие и ранит не задумываясь, стоит только сделать один неосторожный шаг. Оказавшись в одном из мегаполисов, Глеб замер посреди старого обветшавшего двора, где на дорогах валялся мусор, вокруг царил страшный бардак и запустение, асфальт уже давно требовал ремонта… И только тогда он смог вздохнуть с облегчением, понять, что все кончилось, что теперь будет все иначе, и жить можно, дышать, просто существовать. Правда, это оказалось куда сложнее, чем думалось на первый взгляд.
С малых лет увлекался машинами и без проблем устроился на местное СТО, подрабатывал мастером, мыл машины, делал все, что скажут, получая за свой труд смешные копейки, которых едва хватало на жизнь. Дрался с местными, утверждая свои права на существование, не редко сам оказывался бит, пока в один прекрасный момент не столкнулся с рыжеволосым безумием, брезгливо переступившим через ржущего на обочине дороги, всего в грязи, парня.
- Ты псих? – уточнил он, сам не понимая, почему затормозил. Но вид этого белобрысого перепачканного безумия, с разбитой губой, притягивал.
- Нет, или да, кто знает? – сквозь смех выдало оно и завалилось на асфальт.
- Вставай, придурок, - дернул парня на себя и за шкварник затащил в квартиру.
Отогрел, накормил, оставил жить в старой бабушкиной квартире, сам проживая в отдельной, оставленной родителями. Присматривал по возможности, удивляясь, как неприятности находят это дерзкое, ершистое недоразумение повсюду. Он единственный понял, что дерзит и огрызается Глеб не потому, что реально хочет оскорбить, а потому, что именно так общается, выражая свои эмоции, как умеет.
Не раз приходилось вытаскивать пацана с того света. Последний раз, когда тот вляпался в такие неприятности, Глеба вытаскивали всем районом и это было страшно. После вынужденного набитого ебала и объяснения, что он был не прав, Глеб успокоился, вот только выяснившаяся причина его спокойствия, повергла Илью в шок. Парень подсел на наркоту, зато стал в разы спокойнее, теряясь в наркотическом опьянении и не кидаясь на рожон. Это было жутко признать, но изменить что-то не получилось. Илья смирился, оставаясь по возможности рядом и поддерживая товарища.
Глеб, найдя отдушину, заглушающую весь страх преследования, ужас просыпаться по ночам в кошмарах и смеяться в подушку, заходясь в истерике, потому что плакать он так и не научился. Он нашел выход и был этому рад, ни разу не пожалев о принятом решении.
Ему больше не нужны были ни деньги, ни связи, ни дорогие шмотки, он был свободен и принадлежал сам себе. Ему не нужен был никто. Он жил и начал дышать. Постепенно кошмары прошлого отошли на второй план, и вот тогда началась жизнь, о которой он мечтал на протяжении полутора лет.
Глеб дернул головой, отгоняя всплывшие воспоминания, которые, кажется, перестали кровоточить, раны хоть и заросли, но рубцы все еще ощущались, но жить было можно. Тем более появился просвет, который он не ждал, не хотел, но он появился, ворвался в его жизнь, никого не спрашивая, и так же стремительно исчезает, уже в который раз.