– Почему так срочно? – насторожился Георгий.
Газеты-то он читал, а там чуть не каждый день писали о махинациях со стариковскими квартирами. Не хватало еще влипнуть во что-нибудь подобное!
Федька отвлекся от поимки транспорта и внимательно посмотрел на него.
– Запомни, Рыжий, – сказал он без обычной своей улыбки, – я в дерьмо не лезу. На криминал – старики там одинокие, алкаши – есть свои маклеры. У них в ментовке все схвачено, да и везде схвачено. С улицы такие дела не делаются. Да ты не волнуйся! – Федька улыбнулся, и его круглые черные глаза вспыхнули привычной веселой уверенностью. – Тут и без того работы непочатый край! Бабки на земле валяются, знай подбирай.
– В каком смысле – бабки? – засмеялся Георгий.
– Сказал же, в самом обыкновенном. В смысле, деньги дурные. Сейчас чтоб в Москве деньги не сделать, полным мудаком надо быть. Да ты сам поймешь, когда вникнешь.
Дело действительно казалось вполне обычным. Старушка из коммуналки у Патриарших одинокой не была. Ее дочь жила с мужем в Текстильщиках, были и внуки, и даже правнуки. Никто не надеялся, что старушкину комнату когда-нибудь удастся продать, потому что для этого надо было получить согласие чуть ли не десятка соседей. Но ни один из них не желал менять тихую бабушку неизвестно на кого, и ни один не был готов допустить, чтобы старушкину жилплощадь выкупил по льготной цене другой сосед. Одним словом, попытавшись однажды продать материнскую комнату, дочь навсегда зареклась за это браться.
– Дочурка эта как узнала, что на всю квартиру покупатель нашелся, до потолка запрыгала, – рассказывал Федька уже в метро. – Только поначалу, правда. Потом-то та еще стервоза оказалась. Комната мамашина, оказывается, в центре, а Текстильщики, оказывается, всего-навсего рабочий район, а потому квартиру ей для мамаши подай хорошую и в соседнем дворе. Чтоб та по хозяйству, значит, помогала. Ты увидишь эту старушку – какая там помощь! Божий одуванчик, одно слово. Я этой ее дочурке гребаной вариантов двадцать уже предлагал – все не то. Я ей объясняю, дуре: это ж Текстильщики, их же при совке застраивали, ну не бывает тут кухонь по двенадцать метров, не положено было нормальным советским ткачихам, или кому там еще, такого метража! Нет, подай кухню как футбольное поле. До того дошло, что бабулька последняя в квартире осталась. Прикинь, там сосед один – бизнесмен, так даже он с третьего варианта согласился, а она ни в какую.
– Старушка ни в какую? – спросил Георгий.
– Да при чем тут старушка! Кто ее спрашивает… Баба стервозная, дочка ее – та ни в какую. Короче, всю ночь сегодня с ней долбался.
– Ну и как? – улыбнулся Георгий.
– Это ты про что? Да она юбилей климакса справила! – засмеялся Казенав. – Нет, я-то и на подвиг готов, если дело требует, но ей оно уже по барабану. Уговаривал ее всю ночь, в этом смысле долбался. На шесть штук наказала меня за поганые пару метров кухни, прикинь!
– Ты понятнее говори, как для особо тупых, – попросил Георгий. – Почему она тебя наказала?
– Потому что заказчик на пороге уже стоит, – объяснил Федька. – Который коммуналку купил. Все соседи расселились уже, документы все оформлены, одна эта бабка висит как камень на шее. Короче, ставит ее дочка условие: я, мол, соглашаюсь на маленькую кухню, а ты мне за это выплачиваешь шесть тысяч компенсации.
– Шесть тысяч чего? – на всякий случай переспросил Георгий.
– Монгольских тугриков! – хмыкнул Казенав. – Ты, Рыжий, про другие деньги теперь забудь – только баксы. Ну, что было делать? Выложил шесть тысяч как одну копеечку, чтоб ей с них повылазило!
– А где ты их взял? – чувствуя себя полным идиотом, спросил Георгий.
– В Караганде, – вздохнул Федька. – У заказчика, не понимаешь, что ли? Это же просто делается, – объяснил он. – Заказчик мне говорит: хочу через полгода квартиру на Патриарших, называй цену. Я иду, беседую с жильцами, прикидываю, за сколько им всем квартиры смогу купить. Накидываю на взятки и прочие текущие расходы – я тебе потом объясню, ничего особо хитрого там нету, – добавляю себе на карман… Ну и все, называю сумму, он платит, я начинаю работать.
– Вот так просто он дает тебе такие деньги, чтобы десяти жильцам квартиры купить? – не поверил своим ушам Георгий.
– А в том-то весь и фокус, – довольно усмехнулся Казенав. – Думаешь, легко грамотного маклера найти и чтоб на бабки не кинул? Репутация – она, знаешь…
– Когда же ты успел – репутацию?.. – пробормотал ошеломленный Георгий. – Я думал, ты на подхвате.
– Да я еще и не успел вообще-то, – улыбнулся Федька. – Первый заказ самостоятельный. Пару раз и правда на подхвате сработал, а потом мужик подвернулся, который квартиру в Ермолаевском захотел. Повезло, понимаешь? Попробуй найди такого клиента! Сам он из Сибири, лес продает или что-то типа того, рисковый, денег шальных немеряно, знакомств никаких. Читал чего-то про Патриаршие пруды, «Мастера и Маргариту», не иначе, вот и вынь-положь ему Москву. Я и подумал: до смерти себе не прощу, если такой случай упущу! А тут эта сука со своей кухней… Ладно, Рыжий, хватит с тебя подробностей. Пока, во всяком случае, – добавил он. – Короче, берешь бабку в охапку и перевозишь в Текстильщики, а я пока документами ее занимаюсь. Сам пойми: за день надо все оформить, на что обычно неделя уходит. Когда мне с ее переездом возиться?
– Все-таки непонятно, почему нельзя было хоть до завтра подождать, – пожал плечами Георгий. – Ну, раз ты все равно уже с ее дочкой договорился.
– Никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, – со смешной назидательностью объяснил Федька. – Мало ли чего завтра будет! Бабульке лет сто, а если в ящик сыграет, а документы на обмен не оформлены? Это ж полгода ждать, пока ее дочка в наследство вступит! А там из соседей кто передумает, еще какой-нибудь геморрой… Ну и все, пять месяцев адской пахоты коту под хвост, не говоря уж про репутацию. А за клиентом моим, между прочим, подельников по бизнесу наверняка как тараканов поналезет из Сибири, и всем квартиры нужны. Понимаешь перспективы? Нет, Жорик, такие дела на самотек пускать нельзя. Да и у него в жопе уже свербит, тоже понимать надо: из тайги глухой – в Москву! Завтра ремонтную бригаду подгоняет. Или, может, ты передумал этим заниматься? – вдруг прищурился Казенав. – Жорик, давай сразу договоримся: что думаешь, то и говори, тут такие деньги на кону, что не до гамлетовских штучек.
– Я не передумал, – пожал плечами Георгий. – Трудно мне, что ли, старушку перевезти? Но я так понимаю, ты хочешь, чтобы я тебе и дальше помогал?
– «Помогал» – не то слово. – Федька неожиданно посмотрел на Георгия просительно, почти умоляюще. – Я на пару с тобой хочу работать, понимаешь? Ну, за сегодняшнюю работу просто получишь сколько скажешь, а потом…
– Но я же не умею этого ничего, Федот! – Георгий остановился прямо посреди Большой Садовой улицы, по которой они шли от метро. – Документы, варианты… Я даже не представляю, как ты это освоил!
– Жора, бумаги – это только бумаги, не больше. Освоишь, дело нехитрое, – без улыбки глядя на Георгия, сказал Казенав. – А вот люди… Я пока десяток этих соседей обвариантил – думал, в дурку свезут только так. Да и ясно же, что повезло мне просто. Ну, как в казино новичкам везет или на ипподроме. Нет, один много не наработаешь. А кого мне в компаньоны брать? Фирмач, на которого я работал, в жизни мне не простит, что я у него сибиряка этого увел из-под носа… Да и вообще, насмотрелся я на этих маклеров. Мужики либо пройды такие, что пробу ставить негде, либо неудачники с покойной оборонки, с такими только свяжись. Бабы – стервы прожженные, ну, знаешь, из московских московские. А если какая порядочная попадется, то она и сама работать может, на хрена ей компаньон с улицы? А на тебя люди положительно реагируют, – улыбнулся он. – И сообразительный ты, и не кинешь, надеюсь. Сработаемся! – Он помолчал, глядя на Георгия с той же непривычной серьезностью, потом спросил: – Ну, что решил?
– Да в себя не могу прийти, – улыбнулся Георгий. – Ладно, пошли пока к старушке, там видно будет.
В подъезде, по-старомосковски просторном и по-советски грязном, Федька придержал Георгия за плечо и сказал:
– Погоди, деньги я тебе лучше здесь отдам.
– Да не надо… – смущенно пробормотал Георгий. – За что деньги?
– Во-первых, не «за что», а «на что», – объяснил Федька. – Как ты ее перевозить собираешься? Машина нужна, грузчики. У нее же барахла небось за всю жизнь накопилось как грязи. Так что целку из себя не строй, бери. И ключ держи от новой ее хаты. А за труды потом, – подмигнул он. – Да и отметим по-людски, поляну накрою, за мной не заржавеет.
Квартиру Казенав открыл своим ключом, снова объяснив:
– Чего старушку гонять? Там коридор на полкилометра.
Коридор, начинавшийся в большой облезлой прихожей и заканчивавшийся в огромной полутемной кухне, и в самом деле был длинный, темный и гулкий. В него выходило множество дверей, но за каждой из них стояла гробовая тишина, и от этого Георгию стало не по себе.
«Как тут жить будет этот сибиряк? – подумал он. – И зачем?»
Федька постучал в самую дальнюю комнату и сразу распахнул дверь.
– Здравствуйте, Элиза Карловна! – бодро сказал он с порога. – Ну вот, я же обещал, что порешаем проблемку! Можете собираться, сегодня и переедете. Вот, молодой человек вам поможет.
Подготовленный мрачным видом прихожей и коридора, Георгий ожидал увидеть жуткую берлогу, хозяйкой которой он мгновенно представил парализованную старуху. Но, к его удивлению, комната оказалась просторной, светлой, и даже пахло в ней как-то не по-старчески: немного пылью и немного духами какими-то, что ли. Хозяйку он увидел не сразу – сначала услышал ее голос:
– Здравствуйте, Феденька. Я очень вам признательна. И вы действительно всегда делаете то, что обещаете, это редкое качество в молодом человеке. Элиза Карловна Кнебель.
Тут Георгий сообразил, что последние слова обращены к нему, и наконец увидел хозяйку, которая до этого словно сливалась с выцветшими до белизны обоями. Теперь старушка поднялась из кресла, накрытого чем-то вроде шали в цветах и птицах.
– Георгий Турчин, очень приятно, – сказал он.
И тут же сам себе удивился: он почему-то почувствовал смущение и скованность, хотя для этого не было совершенно никаких причин.
– Ну вот и познакомились! – Веселый Федькин голос разрушил эту странную неловкость. – Вы, Элиза Карловна, командуйте, не стесняйтесь. Жорик парень крепкий, понятливый, в ноль секунд вещички соберет. А я побежал – документы, сами понимаете. Счастливо вам там на новом месте!
Только когда Федька уже выскочил из комнаты, Георгий сообразил, что не спросил у него самой простой вещи: а дочка-то разве не примет участия в сборах? Или зять, или внуки, или кто там еще есть из родственников? Ему показалась невозможной и дикой сама мысль о том, что совершенно чужой человек вдруг, ни с того ни с сего, разрушит то, что создавалось в этой комнате годами и десятилетиями…
Он взглянул на Элизу Карловну, по-прежнему неподвижно стоящую рядом с креслом, но почему-то не решился спросить ее об этом. Она смотрела прямо на него, глаза у нее были совсем светлые, как будто тоже выцветшие.
– У вас красивое имя, Георгий, – неожиданно сказала она. – А как зовет вас мама?
– Егором, – почувствовав, как почему-то сжимается горло, ответил он.
– Да, ведь это самый естественный уменьшительно-ласкательный вариант, – улыбнулась Элиза Карловна. – Знаете, я когда-то мечтала так назвать сына. – В ее голосе прозвучали доверительные интонации, от которых Георгию захотелось провалиться сквозь скрипучий паркетный пол. – И думала, что буду звать его именно Егором, потому что, согласитесь, Георгий – это немного торжественнее, чем предполагает повседневная жизнь. И Марина Цветаева ведь тоже назвала сына Георгием. Вероятно, это имя связано с какой-то наивной женской мечтой о мужественности… Вы не против, если я буду обращаться к вам уменьшительно? – спросила она. – Ведь вы много моложе меня, и в этом не будет фамильярности.
В ее тихом голосе послышались извиняющиеся интонации, и Георгий почувствовал то, что чувствовал только один раз в жизни, в семь лет, когда нарочно попал футбольным мячом в облезлую кошку соседки-учительницы, но старушка не заругалась, а заплакала.
– Конечно, пожалуйста… – пробормотал он, отводя глаза и сглатывая острый комок, стоящий в горле.
– Спасибо. Егор, вы можете приступить к сборам, – тем же извиняющимся тоном сказала она. – Мне не хотелось бы вас задерживать.
– Но… Может быть, кто-то еще придет? – наконец решился спросить он. – Кто-то из ваших…
– Я думаю, нам не стоит никого ждать, – улыбнулась Элиза Карловна. – Ирочка – это моя дочь – работает. Николай, ее муж… Он тоже занят, вероятно. Я сама постараюсь вам помочь, насколько сумею.
Чтобы не смотреть в ее глаза, Георгий обвел взглядом комнату. Ощущение чистоты и тишины, которое возникло у него сразу, только подтверждалось. Хоть Федька и говорил о накопленном барахле, ничего подобного в комнате не просматривалось. Мебели было совсем мало – стоящая в неглубоком алькове кровать с деревянной спинкой, кресло, накрытое шалью, книжный стеллаж, небольшой круглый стол. О том, что в этой комнате прожита долгая жизнь, напоминал только узкий прямоугольный столик у стены да невысокая этажерка: и то и другое было уставлено фотографиями в рамочках, шкатулками, фарфоровыми фигурками и еще какими-то безделушками.
«У Марфы тоже такой столик в комнате стоял. С часами», – вспомнил Георгий.
– Не волнуйтесь, это не должно занять много места, – проследив его взгляд, сказала Элиза Карловна. – Все, что стоит на консоли, я думаю, уместится в один ящик. Если можно, мы завернем эти вещички в бумагу, – просительно добавила она. – Мне было бы жаль, если бы по дороге они разбились.
После пяти минут общения с Элизой Карловной Георгий готов был завернуть ее вещи не то что в бумагу, а в шелк и бархат.
– Жалко только. – Он наконец взглянул в ее глаза. – Жалко же все это… трогать.
Он хотел сказать «разрушать», но не смог произнести это слово.
– Егорушка… – Она снова улыбнулась. – Видите ли, моя жизнь сложилась так, что я очень рано поняла смысл библейской фразы о том, что не надо собирать сокровищ на земле. Я и не собирала, даже в молодости, когда интерес ко всему этому был бы естественным. А тем более теперь. Люди моего возраста должны беспокоиться только об одном: о не слишком затруднительной смерти. Извините, я вас испугала! – спохватилась она. – Боже мой, как нетактично с моей стороны говорить о таких вещах с юношей!
– Да ничего, Элиза Карловна. – Георгий улыбнулся – так трогательно выглядела ее боязнь его встревожить. – Я не пугливый. А во что мы вещи будем складывать? – Он огляделся.
– Знаете, у меня ничего нет, – растерянно сказала она. – Я думала, Федя привезет какие-нибудь ящики… Ведь я никогда не предполагала переезжать.
– Найдем ящики, не беспокойтесь, – сказал он. – Тут магазин есть поблизости?
– Да-да, на углу, у пруда. – Она быстро закивала седой, аккуратно подстриженной головой. – И там продаются бананы, значит, наверняка есть картонные коробки. Наташа всегда делала покупки там. У меня ведь были ученики, – объяснила она. – Конечно, немногочисленные, ведь немецкий сейчас не самый популярный язык. Но мне хватало, и, главное, я могла платить соседке, чтобы она поддерживала порядок в комнате, ходила в магазин. Наташа уже переехала, – добавила она.
За нехитрыми заботами по укладке вещей Георгий почувствовал себя как-то полегче. Хоть не надо было смотреть в ее печальные прозрачные глаза… Он сбегал к магазину и притащил гору картонных ящиков, заодно договорившись с двумя алкашами, чтобы часа через три они пришли таскать вещи, и с водителем мебельного фургона, чтобы он отвез старушкин скарб в Текстильщики. – Я буду укладывать всякие мелочи, – сказала Элиза Карловна, когда он вернулся. – Думаю, это мне вполне по силам, и к тому же это можно делать сидя.
– Ладно, – кивнул Георгий. – А я пока книги сложу. Он видел, что настроение у нее, несмотря на рассуждения о земных сокровищах, все-таки невеселое, и не знал, надо ли разговаривать с нею о чем-то или, наоборот, молчать. Элиза Карловна заговорила первой: