Прошло не больше десяти минут с начала спектакля, а Але уже казалось, что она чувствует каждое движение этой удивительной актрисы словно изнутри, как свое собственное. Почему та вдруг переодела туфли и ходит на высоких каблуках, сохраняя чудесную легкость походки. Почему совсем их сняла и ходит теперь босиком, неслышно касаясь пола узкими ступнями. Почему так глубоко, так сильно звучит ее голос, когда она обращается к своему единственному мужчине или зовет по имени своего сына…
Все это было внятно Але, и она чувствовала, как сердце ее замирает.
Она даже в программку не могла заглянуть, чтобы узнать хотя бы, как зовут актрису. Да это было и неважно сейчас, об этом Аля совсем не думала. Отпустив локоть Ильи, в невероятном напряжении, она смотрела на маленькую, освещенную прожекторами площадку.
Когда зажегся свет в зале и зрители захлопали, Аля не могла прийти в себя.
– Что, уже кончилось? – громко и растерянно спросила она. – Но как же…
– Да первое действие только, – услышала она голос Ильи и медленно повернулась к нему. – Антракт, Алечка, оставайтесь с нами!
В голосе Ильи сквозь веселость почему-то пробивалась тревога. Впрочем, Аля, обычно чутко прислушивавшаяся к любым оттенкам его глубокого голоса, сейчас этого даже не заметила. Она обвела зал медленным взглядом – такой бывает у человека, много времени проведшего под водой и не могущего после этого привыкнуть к обычному, поверхностному миру.
Кажется, она знала некоторых из тех, кто сидел в зале. Даже наверняка знала, но не узнавала сейчас…
Вдруг Алин взгляд прояснел, и это произошло раньше, чем она успела понять почему. Венька Есаулов сидел в двух шагах от нее, в третьем ряду, и с едва заметной улыбкой следил за ее туманным взглядом.
– Веня! – обрадованно сказала Аля. – Ты тоже здесь?
– Хороший вопрос, – усмехнулся Венька. – Философский! Может, я и не здесь, если рассматривать мое астральное тело, но по-нашему, по-простому… Здравствуй, Сашенька моя милая! Вижу, нравится тебе?
– Ох, Веня… – выдохнула Аля. – Я никогда такого не видела, даже представить не могла. Как взрыв!
– Да уж я к Игорю ревную прямо, – заметил Илья.
– Почему к Игорю? – удивилась Аля.
– А к кому же? Режиссер-то он, да и в главной роли тоже.
– А актриса? Кто эта актриса? – спросила наконец Аля.
– Ольга? Жена его, – ответил Илья. – На курс младше нас училась. Эффектная, правда? И талантливая… Несчастная женщина, если подумать.
– Почему? – вздрогнув, спросила Аля.
– Да вот по всему по этому. Неприложимый у нее талант по нынешним временам, понимаешь? – объяснил Илья. – Думаешь, я тебя зря отговаривал в ГИТИС поступать? Посмотри ты на нее, на Олю! Такая женщина, такая артистка – и что? Раз в месяц играет в этих «Классиках» да еще в одном спектакле, по Мольеру. На случайных площадках, при полупустом зале, смотреть жалко! Иногда в провинцию ездит на гастроли. А в остальное время напряженно трудится официанткой в ночном клубе, притом клуб не из лучших, потому что в лучшие еще и не пробьешься, давать надо, а она мужа любит, стесняется ради заработка под чужих мужиков ложиться.
– А он что же? – чувствуя, как тоскливо сжимается сердце, спросила Аля.
– А что он? – усмехнулся Илья. – Он свой бессмертный гений пестует. Разве он станет на мелочи размениваться – реклама там, клипы, еще что-нибудь низменное? Мало ли что ребенка нечем кормить! Это пусть жена думает, между столиками бегает с вечера до утра. Ревность, правда, мучает, но это ничего, Ольга к его истерикам привыкла, да и устает слишком, чтобы внимание обращать. Поначалу-то, бывало, в семь утра к Бену вон приезжала в слезах…
– Ну ладно, ладно, – недовольно заметил Венька. – Дай девочке спокойно спектакль досмотреть. А в самом деле, – удивленно добавил он, – как это Оля такую форму держит – уму непостижимо! Премьера когда была – и ни одного сбоя в рисунке…
– Я сегодня в первый раз смотрю, – пожал плечами Илья. – Не с чем сравнивать.
– Илюша, привет, киска! – раздался у них за спиной негромкий переливчатый голос.
Обернувшись, Аля увидела незнакомую девушку с длинной пунцовой розой в руках. Первое, что бросалось в глаза, было ее милое очарование. Девушка была маленькая, изящная, как фарфоровая статуэтка. Светлая полузаплетенная коса была перекинута ей на грудь, две золотистых волны волос прикрывали щеки.
Улыбаясь и близоруко щурясь, она смотрела на Илью.
– Привет, Варенька. – Илья встал и, наклонившись, поцеловал ее маленькую округлую руку. – Сто лет тебя не видел.
Аля заметила, что, несмотря на ласковый тон, Илья смотрит на девушку равнодушным, «дежурным» взглядом, без особенной приязни.
– А это к другу твоему претензии, – снова улыбнулась Варенька. – Он меня никуда с собой не берет, не то что ты свою девушку! – Она бросила быстрый и любопытный взгляд на Алю. – Я уж ему говорю: Беник, ты бы хоть у Ильи учился. У него жена дома не сидит, как кукушка какая-нибудь!
– Кукушки дома вообще не сидят, – заметил Венька. – Они в часах только сидят или по лесу летают. Это моя жена, – представил он.
– Да я его, Илюша, вообще неделями не вижу, – кивнув Але, продолжала Варенька. – А когда вижу, так он все равно или пьяный, или с похмелья, или…
– Все, Варя, свет погасили, – оборвал ее Венька. – Потом дожалуешься.
Когда они вышли из Дома актера, голова у Али кружилась так сильно и мучительно, как будто она не спектакль смотрела, а весь вечер без передышки пила. Илья держал ее под руку, но она этого не замечала. Ей хотелось плакать.
Она была единственной, кто не пошел поздравить актеров. Илья только плечами пожал, когда в ответ на его приглашение Аля замотала головой и зажмурилась, как будто он звал ее прыгать с шестидесятиметровой «тарзанки».
– Не пойду! – почти вскрикнула она. – Ты иди, Илья, иди без меня! Они же меня все равно не знают, не заметят… Я тебя внизу буду ждать, у фонтана.
Никакие силы не заставили бы ее заглянуть в Ольгины прекрасные глаза… Ее голос, ее плач на сцене о мертвом мальчике неумолчно звучал в Алиных ушах, молоточками стучал в висках.
Она сама не понимала, что произошло. Мечтая об актерской судьбе, Аля перебывала едва ли не во всех московских театрах, видела столько хороших и знаменитых актрис. Невозможно было объяснить, почему все это затмил сегодняшний спектакль. И что вдруг поднялось в ее душе под томительные звуки Ольгиного голоса?..
– Что ж, братцы, поехали? – сказал Илья, сторонясь от двери Дома актера, чтобы пропустить выходящих людей: как раз закончился вечер в большом зале. – Федя ждет давно, по коням!
Он словно старался не смотреть в Алину сторону, хотя держал ее под руку; голос его звучал как-то бодрее обычного.
Оказывается, «Игру в классики» смотрело довольно много знакомых. Теперь все они образовали небольшую толпу на углу Арбата и шумно решали, как разместятся в машинах. Илья не принимал участия в обсуждении, нетерпеливо покручивая на пальце ключи. Аля тем более не вникала в то, кто с кем поедет. Она даже не знала, куда они собираются ехать, да ей это было и безразлично.
Правда, Илья все-таки вмешался в разговор, когда высокая женщина в длинном лиловом плаще заявила:
– Меня Илья к себе посадит, так что у Роберта одно место свободно.
На спектакле ее, кажется, не было. Да если и была – Аля все равно не запомнила ни одного нового лица, кроме Венькиной жены.
– С чего ты решила? – поморщился Илья, услышав ее заявление. – Светлана, езжай с Робертом, ко мне Варя с Беном сядут.
– Ну и что? – пожала плечами Светлана. – Подруга твоя впереди, они вдвоем сзади – как раз для меня остается местечко!
Она посмотрела на Алю прямо и насмешливо, потом перевела взгляд на Илью. Тот, кажется, хотел возразить, но, встретив этот вызывающий взгляд, промолчал.
«А ведь это его жена, – вдруг поняла Аля. – Ну конечно – Светлана. И на меня смотрит так презрительно…»
Несмотря на душевное напряжение, которое все никак не отпускало ее, Аля внимательнее вгляделась в эту женщину.
Лицо ее казалось каким-то длинным – может быть, из-за совершенно прямых, без челки, светло-русых волос, разделенных прямым пробором и сужавших ее лицо до ровной бледной полосы. На этой полосе, впрочем, умещались маленький рот и глаза – небольшие и нешироко поставленные. Как ни странно, все эти, по отдельности не слишком привлекательные, черты делали Светланино лицо выразительным.
Вид и взгляд этой женщины подействовал на Алю, как ведро холодной воды. Она подняла глаза на Илью – едва ли не впервые за весь вечер – и встретила его взгляд, в котором мелькала тревога.
– Устала, милая? – спросил он, незаметно сжимая Алину руку.
Сердце у нее привычно дрогнуло от его тайной ласки.
– Немного, Илюша… – Так же незаметно она потерлась щекой о рукав его пиджака. – Светлана поедет с нами?
– Не обращай внимания. – Это он произнес совершенно спокойно и почти неслышно. – Поедет так поедет, какая разница?
Светлана действительно вела себя вполне спокойно. Она села в машину рядом с Варей, которая радостно поздоровалась с нею и тут же принялась о чем-то расспрашивать. Аля не прислушивалась к ее ответам и не оборачивалась, сидя рядом с Ильей на переднем сиденье.
– Игорь с Ольгой не поехали? – спросил Венька.
– У них сын заболел, – объяснил Илья. – А Игорева мамаша только на время спектакля согласилась посидеть. Бедняги, честное слово: уж если не везет, так на все, даже на бабушку!
– Почему же не везет… – выговорила Аля и тут же осеклась: она не могла об этом говорить.
– Мог бы хоть Олю отпустить расслабиться, – протянула Варенька. – Нет, все-таки мужики все эгоисты!
– Да Оле самой, по-моему, уже все равно, – ответил жене Венька. – Расслабуха жизненных сил требует. А ее как еще на спектакли хватает, я не понимаю.
Воскресным вечером машин было немного, и Илья быстро выехал на Варшавку.
– Куда мы едем? – машинально спросила Аля, заметив, что они удаляются от центра.
– В Пахру, – негромко ответил Илья. – Федька там недавно дом построил, первый раз народ собирает. Репетиция новоселья в узком кругу.
Неожиданное появление Светланы отвлекло Алю от мыслей о спектакле. Теперь она чувствовала другое напряжение – от присутствия этой женщины, от ее насмешливого голоса, от ее разговора с Варей, который не прекращался всю дорогу. Венька молчал, Илья тоже, и поэтому голос Светланы казался особенно громким.
Глава 4
Наконец они свернули с шоссе и поехали по неширокой, но ярко освещенной дороге. По обеим сторонам дороги стояли двух-, трехэтажные дома, показавшиеся Але похожими, как близнецы. Медные, как тазики для варенья, крыши блестели в свете фонарей.
– Федя совсем «новым русским» заделался, – усмехнулся Илья.
Он смотрел вперед и, казалось, не замечал домов у дороги. Но, наверное, ему достаточно было взглянуть краем глаза.
– Ну и молодец, что не выпендривается, – заметил Венька. – А кто же он, по-твоему? «Новый русский» и есть. Имеешь банк – живи как банкир, а не строй из себя непризнанного гения. Архитекторов они, правда, могли бы и получше приглашать, – добавил он. – Смотри, одни замки средневековые кругом, я бы и то лучше понапридумывал, ей-богу.
Дом, к которому они наконец подъехали, отличался от остальных разве что отсутствием медной крыши. Все остальное было похоже: остроконечные башенки, окна, напоминающие бойницы. Выходя из машины, разглядывая дом, Аля спиной чувствовала Светланин взгляд.
Правда, внутри дом все-таки выглядел оригинальнее – главным образом из-за старинной мебели, которая стояла и в просторном холле первого этажа, и в гостиной с камином, куда, смеясь и целуясь с хозяином и друг с другом, сразу прошли гости.
Это был не первый богатый дом, в который Аля приходила вместе с Ильей. Варенька была права, когда ставила его в пример своему Веньке: Илья действительно возил Алю с собой повсюду, жаловаться ей не приходилось. Но, пожалуй, этот загородный дом, недавно построенный Федором Телепневым, был самым роскошным из всех, которые ей приходилось видеть.
Илья еще месяца три назад познакомил Алю с Федором в каком-то ресторане.
– В детский сад Большого театра вместе ходили, – представил он своего самого давнего знакомого. – На дачу вместе выезжали, Федька мне однажды лопаткой по башке засандалил, до сих пор шрам.
На виске у него и в самом деле был едва заметный светлый шрам, который Аля любила целовать, отводя прядь темно-русых волос.
Тогда же Илья рассказал ей, что, когда они были подростками, считалось, что у Феди есть способности к рисованию. Это очень радовало его маму, известную театральную художницу, и она была уверена, что мальчик пойдет по ее стопам. Как раз когда мальчик вырос, времена начали меняться, Федя почувствовал это раньше, чем другие, и предпочел пойти по стопам отца, поступив в Финансовую академию. Теперь он был преуспевающим банкиром, а прежняя склонность к искусству выражалась в том, что его банк собрал одну из лучших в Москве живописных коллекций.
– И это нормально, – заключил Илья. – Во всяком случае, куда лучше, чем переть по стезе многочисленных неудачников, которые до седых волос стонут о своем погибшем таланте.
Сидя в каминном зале роскошного Фединого дома, Аля вспомнила, как неуверенно спросила тогда:
– Но может быть, среди неудачников действительно есть погибшие таланты? Ведь всякое в жизни бывает…
– Нет среди них талантов, – отрезал Илья. – Талантливый человек не может стать неудачником, понимаешь? Именно талант ему и не позволит. В понятие таланта входят воля и способность к самореализации, независимо от внешних обстоятельств. Нам Карталов с первого курса это повторял. – Он бросил на Алю быстрый взгляд, и по лицу его мелькнула непонятная тень. – А эти спившиеся гении, может быть, и заслуживают жалости, но даже не сочувствия и уж ни в коем случае не поддержки. Это жестоко, Алечка, но такова жизнь, – твердо сказал он.
Аля кивнула, слегка покраснев при воспоминании о Карталове. Что она могла возразить? Ведь и о ней он говорил то же самое. Значит, у нее таланта как раз и нет…
Гости, приехавшие раньше них, разбрелись, осматривая дом, а теперь, заслышав новые голоса, начали собираться в уютном каминном зале. Стало тесно и шумно. Кто-то знакомился, кто-то наливал водку, кто-то обменивался новостями и сплетнями. Закручивался обычный вечер, один из бесчисленных вечеров, к которым Аля успела привыкнуть.
– Ну что, все в сборе? – зычным голосом перебивая общий гул, спросил хозяин.
Он был хорош собою, статен, к его солидной внешности подходило слово «дородный» – несмотря на европейский стиль его одежды и поведения.
– Тогда пошли в студию, – пригласил он. – Тесновато тут у меня.
Аля двинулась вслед за остальными по широкому коридору с мозаичным полом. Еще в каминном зале она выпила водки, впервые не разбавив ее ни соком, ни минералкой, и теперь ей казалось, что нервное напряжение, начавшееся еще в театре и усиленное встречей со Светланой, – немного отпустило.
Но сменилось оно тоской… Аля шла, затерявшись в веселой, хмельной, пестрой толпе, а тоска сжимала ей сердце, и никуда ей было не уйти.
Они поднялись на второй этаж и вошли в широкие, распахнутые перед ними двери. Огромная комната, на пороге которой они оказались, и называлась студией. Женщины, вошедшие первыми, восхищенно загалдели и захлопали. Конечно, здесь было чем восхититься!
Непонятно, почему эта просторная комната со множеством высоких окон называлась именно так: ни мольбертов, ни телевизионной аппаратуры здесь не наблюдалось. Но ведь и в той студии на Шаболовке, где Аля была с Ильей, тоже не было ничего подобного.
Да вообще-то и неважно было, как все это называть. Зал, на пороге которого Аля стояла в толпе гостей, был оформлен с утонченным вкусом. Непонятно, из чего был сделан пол – из камня, что ли? – но казалось, что под ногами расстилается звездное небо. К тому же пол был разноуровневый, со множеством ступенек в самых неожиданных местах, и из-за этого студия казалась еще больше.