— Но мы не знаем этого наверняка, — возразила она. — И никогда не узнаем, потому что она умерла. И я очень боюсь потерять еще и отца. Я не стану делать что бы то ни было, из-за чего смогу его потерять.
— И никто кроме Финна не знает?
— Никто. И так все и останется.
— Эль, я видела, как отец ведет себя с тобой. Он поддержит тебя. Ты же знаешь, он тебя любит.
— Нет. — Я видела, как паника взяла верх над ее гневом. — Ты не знаешь его. Он поддерживал кампанию против однополых браков и открыто заявлял о том, что традиционная и «правильная» американская семья — это разнополая пара. Я не могу рисковать. Это изменит его мнение обо мне.
— И мнение о тебе в школе?
— Именно. Уж ты-то должна понять меня, Индия. Тебе нужна популярность, чтобы чувствовать себя в безопасности — что ж, я чувствую то же самое. Я всегда была Элоизой Фейвезер. Я привилегированная, популярная, все уважают меня. Пока Элоиза Фейвезер остается аристократкой, отличницей и девушкой основателя школы, ее уважают, ей завидуют и восхищаются ею. Если же Элоиза Фейвезер окажется лесбиянкой… Ее уничтожат.
— Не уничтожат. В моей старой школе в Калифорнии были открытые геи, и никто над ними не измывался. Их просто принимали такими, какие они есть.
— Это не Калифорния. И даже не Бостон. Это школа Тобиаса Рочестера.
Мне все еще не верилось, что ее не примут в школе.
— Но в школе Тобиаса Рочестера есть открытые геи. Парень, с которым ты играешь в «Нашем Городке» — гей. Грег как его там…
— Грег Уотерс.
— Так вот, я не видела, чтобы в школе Грега гнобили за то, что он гей.
— Грега — нет. Но в прошлом году Джози Фаркуар открылась семье и друзьям, и в течение нескольких часов эта новость попала во все социальные сети. На следующий день в школе все началось — грубые шутки, злые девчонки. Они могли закричать, когда она проходила мимо них в коридоре, шарахались от нее, припадочно хихикая, жаловались, что она пыталась потрогать их грудь. Они развернули целую кампанию, чтобы ее выгнали из женской раздевалки, потому что они якобы чувствовали себя некомфортно с ней рядом. Изо дня в день насмехались над ней и делали все, чтобы она чувствовала себя «другой». В итоге она ушла. Родители увезли ее в другой штат, чтобы она могла закончить школу.
— Это всего лишь один пример. Те злые девчонки, скорее всего, в любом случае нашли бы, за что издеваться над ней. Тебе это не грозит. Ты Элоиза Фейвезер.
— Но я им лгала. Дурачила, притворяясь той, кем не являюсь, за что мне обязательно захотят отомстить. Давай признаем: есть много людей, которые наслаждаются чьим-то падением. Я не смогу это вынести. Чего далеко ходить… Мои друзья уже демонстрировали свою плохую реакцию — Брайс не воспримет новости хорошо.
— Кстати, а почему ты с ней дружишь? — Брайс была… нет, способа выразить это мягко не существовало. Брайс умела быть стервой.
— Потому что мы дружим с самого детства. Иногда она умеет быть милой.
Я состроила недоверчивую гримасу.
Элоиза рассмеялась.
— Честно. С тобой она вела себя не особенно мило, но отчасти это моя вина.
— Как так?
— Перед твоим приездом я не скрывала, что не хочу жить с тобой. — Она подалась вперед и поставила пустую кружку на столик. — Пойми, это не было личным. Познакомившись с Хейли, я, естественно, заволновалась, потому что хоть у отца и были романы, но до серьезных отношений дело ни разу не доходило. Я боялась, что она окажется охотницей за деньгами. Но она или совсем не такая, или является прекрасной актрисой.
— Не буду отрицать, Хейли нравится обеспеченная жизнь, — сказала я, — но она любит Тео. В прошлом она встречалась с разными идиотами, но это всегда было несерьезно. С Тео она чувствует себя в безопасности. Ты должна понимать ее, как никто.
— Так и есть. После знакомства с ней у меня создалось такое же впечатление, поэтому я решила их поддержать, но продолжая присматривать за интересами отца. Проблемой была… ты.
— Почему?
— От отца скрывать такую большую тайну легко. Мы близки, но я подросток и девушка, и он не вторгается в мою личную жизнь. Но узнав, что у нас дома появится еще одна девушка моих лет… я начала бояться, что ты каким-нибудь образом выяснишь, что я лесбиянка. — Она фыркнула. — Как оказалось, я боялась не зря.
Внезапно все начало вставать на свои места.
— Поэтому ты была холодна со мной?
— Я пригласила тебя за наш стол лишь потому, что директор шпионил за нами и стучал на меня папе. — Она прищурилась. — Я видела, что ты нам не доверяешь. И теперь думаю, что это как-то связано с твоим отцом.
— Да, — признала я.
— Ты должна знать, что мой отец по-настоящему хороший человек.
— Если не брать в расчет его нетерпимость к геям.
Она вздрогнула.
— Он же не хочет жечь их на кострах. Просто… не понимает этого. Это означает, что у него есть недостатки, а не то, что он плохой человек. Здесь ты действительно в безопасности.
Я была благодарна ей за слова утешения, особенно с учетом того, что она была в полном эмоциональном раздрае из-за своих проблем.
— Как и ты. Прислушайся к тому, что ты сейчас сказала. Тебе стоит подумать о том, чтобы открыться отцу. Это не означает, что о тебе должны узнать все остальные.
— Нет. — Она резко встала и гневно уставилась на меня. — И ты должна пообещать, что ничего ему не расскажешь.
— Я обещаю. — Я подняла руки. В конце концов, Элоиза знала своего отца лучше меня. — Обещаю. Я никогда никому не расскажу об тебе. Это не мой секрет.
Ее плечи расслабились, и она медленно опустилась обратно на диван.
Мы помолчали немного.
— Ты когда-нибудь приходила в ужас от того, кто ты есть? — наконец проговорила она — так тихо, что мне пришлось напрячься, чтобы услышать ее.
Наши глаза встретились, и мою грудь опалило огнем. Я подумала о том, насколько трудно мне доверять кому-то, о своей неспособности по-настоящему впустить кого-нибудь в душу.
— Да. И я боюсь, что из-за этого до конца жизни буду одна.
Ее рот задрожал от эмоций.
— Я тоже.
От ее признания, от понимания внутри меня что-то оттаяло.
— Думаешь, это должно быть так сложно?
— Не знаю. — Элоиза тяжело вздохнула. — Каждый день трудный, и запутанный, и сложный, и я грущу чаще, чем мне бы хотелось, и злюсь на все и всех. Но каждый день я встаю и преодолеваю его. Напоминаю себе, что у меня есть то, чего нет у других, — в моей жизни есть любовь, а самое главное, у меня есть надежда, Индия. Надежда на то, что после школы для меня все изменится. Что я стану сильнее, что ужасный страх потерять папу как-то пройдет, и я смогу быть собой. Действительно быть собой. Вот, что помогает мне не сойти с ума в школе.
Проникнувшись ее словами, я почувствовала, как растет мое восхищение ей. Более того, у меня появилось странное ощущение, будто она поднесла ко мне зеркало, и мне не нравилось отражение в нем.
— Ты сильнее, чем думаешь. Боже…
— Что?
— Я целых пять лет держала людей на расстоянии — в особенности друзей, потому что считала, что знаю нечто такое, чего не знают они. Мне было так больно, что я перестала замечать чужую боль… В некотором роде я была холодной, эгоистичной засранкой.
— В этом ты не одинока.
— Но в том-то и суть. У вас с Финном есть деньги, привилегии, власть… Но это не спасает вас от боли. Я считала вас напыщенными, узколобыми снобами, которые не разбираются в жизни… а оказалась узколобой сама.
— Нет, ты не такая, — заверила меня Элоиза. — Иначе ты не была бы со мной такой доброй.
— Есть разные виды узколобости, — возразила я.
Она рассмеялась и, сдаваясь, подняла руки.
— Ладно, в том, что касается нас, ты была узколобой. Но теперь ты знаешь правду. Жизнь такова, какой ты ее создаешь, и неважно, откуда ты.
— Жизнь такова, какой ты ее создаешь, — прошептала я. — Да. Это вроде как мой девиз.
— И ты хочешь править школой, — напомнила она мне.
— Да. — Но теперь я уже сомневалась в важности своей цели. Я была так долго сконцентрирована на ней, словно боялась хотеть от жизни чего-то еще.
— Я могу помочь с этим. Теперь ты официально второй человек во всем мире, который действительно знает меня. С первым я сейчас не разговариваю, раз он выдал меня. Остаешься ты. Значит нам друг от друга никуда не деться, о, будущая сестра, и я не думаю, что это плохо. Если ты сохранишь мой секрет, то я помогу тебе взойти на вершину.
— Я буду хранить твой секрет безо всякой оплаты, — сказала я, слегка раздраженная «взяткой».
Элоиза широко улыбнулась.
— И потому, друг мой, я буду рада помочь тебе.
Меня затопило облегчение.
— Значит, между нами все хорошо?
— Да. — Она склонила голову набок, рассматривая меня. — Хотя, насчет Финна…
Мой желудок перевернулся при упоминании о нем.
— Да?
— Мы с ним заключили сделку, и мне жаль, но ему придется выполнить ее условия до конца. То есть, до колледжа. Но ты нравишься Финну, и хоть сейчас я и злюсь на него… Ты оказалась клевой, поэтому если вы захотите тайно встречаться, то я, пожалуй, буду не против.
Мысль о том, чтобы иметь возможность касаться его, целовать, проводить время вместе, слушать его, общаться и просто быть с ним, определенно была волнующей. Я хотела узнать его лучше. Но не знала, смогу ли справиться с тайными отношениями и быть «другой женщиной». Я сомневалась, что такие отношения хорошо скажутся на моем чувстве собственного достоинства.
Элоиза, казалось, уловила мои колебания.
— Я еще никогда не видела, чтобы он настолько кем-то увлекся, — настойчиво сказала она.
Я медленно выдохнула.
— Даже не знаю.
Она подняла руки.
— Тебе решать. Я лишь даю тебе знать, что отнесусь к этому нормально, если вы будете хранить это в тайне.
— Посмотрим. А что касается вас с Финном… Он любит тебя. Знаю, ты чувствуешь себя преданной, но, честное слово, он рассказал мне случайно и очень сильно переживает. Пожалуйста, прости его.
Она опустила взгляд.
— Я знаю, что он не нарочно, но это все равно меня ранило. Мне просто нужно время.
***
Как только я заехала на парковку возле кафе «У Мэгги», упомянутый Элоизой трепет сразу разбушевался у меня в животе. Припарковав ее «ягуар» рядом с машиной Финна, я рассталась с надеждой на то, что машины не привлекут к нам внимания. Они были как гигантские дорогие маяки. Да еще стояли рядом с друг другом… В общем, я поняла, что, зайдя в кафе, немедленно привлеку любопытствующие взгляды клиентов и персонала.
К счастью, мы никого не знали в Уолтэме.
Я оказалась права: пока я высматривала Финна, меня обжигало вниманием. Наконец, я нашла его в дальней кабинке. Он, должно быть, зарезервировал ее, поскольку других посетителей рядом не было. Увидев меня, он сел чуть прямее.
Колотилось ли его сердце так же сильно, как и мое?
К моему удивлению, он встал, прежде чем я успела подойти, и встретил меня на полпути. Когда он дотронулся до моей талии, по всему моему телу разлетелись мурашки.
— Скоро они перестанут смотреть, — пробормотал он, оглядываясь.
— Уверен? — Мне было неловко разговаривать с ним под прицелом такого количества глаз.
— Да. Давай сядем.
Я кивнула, и мое сердце застучало еще сильнее, когда ладонь Финна сдвинулась от изгиба моей талии к пояснице. Там она и оставалась, пока он вел меня к кабинке.
Как только я села, у кабинки возникла девушка с русыми волосами, одетая в униформу кафе.
— Что вам принести?
— Я буду только диет-колу и картошку фри, — сказала я первое, что пришло в голову, поскольку сомневалась, что смогу хоть что-нибудь проглотить.
— Мне то же самое, но обычную колу, — сказал Финн.
Когда она ушла, я посмотрела на Финна. Наши глаза встретились, и моя кожа сразу же запылала. Молчание начинало затягиваться, и я поняла, что одному из нас придется заговорить, пока напряжение не начало зашкаливать.
— Утром я разговаривала с Элоизой, — произнесла я.
Его темные глаза засветились.
— Правда?
— Да. Убедила ее немного довериться мне. Поговорить о том, что случилось.
— Она сказала, что ей нужно пространство, поэтому я весь день переживал за нее. — Он на секунду прикрыл глаза. — Может, я эгоист, но я чувствую облегчение от того, что теперь о ней знает кто-то еще, кроме меня. Что знаешь ты. Но еще мне паршиво. Элоиза никогда раньше на меня так не злилась. Думаешь, она простит меня?
— Да, — с уверенностью ответила я. — И ты прости себя, ладно? Должно быть, вам было тяжело одним хранить эту тайну.
— Теперь знаешь и ты, — сказал он. — Извини, что втянул тебя в эту историю.
— Не извиняйся. Зато теперь за ней будет приглядывать еще один человек. Ей, похоже, так страшно.
— А тебе не было бы страшно?
— Не знаю.
— Мы говорим о дочери Теодора Фейвезера, Индия. Когда речь идет о гей-сообществе, его нельзя назвать толерантным.
— Эль так и сказала.
— И она права. Что делает меня…
— Эй. — Даже не успев подумать, что делаю, я коснулась его руки. — Пожалуйста, прекрати это самобичевание. Что сделано, то сделано. И Финн, я знаю, что ты проболтался случайно, но неужели ты думаешь, что это произошло бы в разговоре с любым другим человеком? Ты доверяешь мне. Верно?
— Да. — Он посмотрел на мою руку, лежащую на его, а затем поднял глаза. В них читалось доверие, смешанное с желанием, восхищением, нежностью.
Я убрала руку, понимая, что по-прежнему не уверена в том, кто мы друг другу.
Он вздохнул.
— Ты беспокоишься о том, что подумает Элоиза, да? Как только она перестанет на меня злиться, я поговорю с ней о нас.
— Вообще, она уже поговорила со мной и сказала, что, хоть и зла на тебя, не возражает против нас, если ты и дальше будешь притворяться, что встречаешься с ней, а мы будем видеться тайно.
Все лицо Финна засветилось от облегчения, но, увидев выражение моих глаз, он тут же нахмурился.
— Две колы и две картошки. — Внезапно появившаяся официантка поставила на стол нашу еду.
Я подождала, когда она уйдет, прежде чем ответить на его безмолвный вопрос.
— Не знаю, готова ли я встречаться украдкой.
— Не думай так об этом. Теперь я должен Эль больше, чем когда-либо. Мы просто будем защищать ее секрет.
— Делая секретом то, что бы между нами ни происходило.
— Я дал ей слово. — Его тон был непримиримым, но выражение лица — нет. Задумчивые глаза словно умоляли меня. — И не могу от него отказаться.
— Понимаю. — Я уставилась на свою картошку. Было невозможно находиться с ним рядом и не поддаться идее о нас.
— Что именно в ситуации с нами напрягает тебя?
— Не знаю, — сразу ответила я. И в ответ на его хмурое молчание повторила: — Я не знаю. Стараюсь понять, но ощущаю только одно: что мне неспокойно. Я чувствую, что это неправильно.
— Я ведь не буду изменять Элоизе. — Он дотянулся до моей руки, и от прикосновения его мозолистых пальцев к нежной коже моей ладони у меня побежали мурашки. Из-за увлечения греблей он был богатым мальчиком с руками рабочего.
Мне нравилось это несоответствие. Нравилось ощущать прикосновение его рук. Больше, чем нравилось.
— Я знаю, — проговорила я. — И все понимаю. Просто… — Я с неохотой начала было убирать свою руку, но Финн, не желая отпускать меня, быстро сжал ее. Я посмотрела ему прямо в глаза. — Финн, я не могу…
— Я не могу перестать думать о нашем поцелуе, — прервал меня он.
От огня в его взгляде мои глаза распахнулись. Он начал поглаживать большим пальцем тыльную сторону моей руки, и тот огонь, который чувствовал он, начал зарождаться во мне.
— Финн… — Теперь я умоляла.
— Я расскажу тебе все, что захочешь узнать. О нас с Эль. О других девушках. Только спроси. Но тебе следует знать, что тот поцелуй просто перевернул мой мир.
— О других девушках? — Я нахмурилась и прикусила губу, раздраженная тем, что из всего сказанного мое внимание зацепило именно это.
Он ухмыльнулся — немного самодовольно. Я потянула ладонь на себя, но он сжал ее еще крепче.