— Нет у него такой проблемы, — помотала головой Ровена. — Он явно сторонится меня, держит дистанцию. Даже перестал знакомить с кем-либо.
— И ты знаешь почему? Потому что теперь в тебе он видит угрозу. Когда флирт был безопасным, он развлекался. А сейчас ты для него нечто иное. Он хочет тебя.
— Я думаю, ты ошибаешься.
— Увидишь, — спокойно пообещала Барбара.
Итак, сейчас Ровена наблюдала за работой Майкла с Джо, восхищаясь и определенно исходя тоской по нему.
— Ну что, старина, — сухо сказал Кребс певцу и выключил несколько кнопок на пульте.
Джо поднял руки и удалился, не говоря ни слова.
— Хорошие манеры, ничего не скажешь, может, я действительно слишком жесток с ними? — заметил Кребс без всякого раскаяния.
— Но зато песня звучит здорово, — сказала Ровена.
Она свернулась в кресле, как кошка.
— Да чего ты понимаешь? — грубо спросил Майкл. — Ты не можешь отличить дубль первый от дубля пятнадцатого. У тебя слух, как у Бетховена.
— Но я вижу, как мальчики, как вы потеете над каждой мелочью, — сказала Ровена с улыбкой.
Пауза. Они оба сознавали, что остались одни.
— Что у тебя сегодня вечером? Может быть, поужинаем? — вдруг спросила Ровена.
Кребс медленно повернулся в своем большом кожаном кресле и взглянул на нее. Он готовился к этому моменту несколько недель. Что ему ответить? Как поступить, чтобы сохранить дружбу, все то, чем он уже привык дорожить?
Но еще секунда, и он сам бы задал ей тот же вопрос.
Но ведь это ужин, просто ужин.
— А почему ты хочешь со мной ужинать? — спросил он почти грубо. — Наедине?
— Да просто ради удовольствия от компании, — торопливо ответила Ровена и густо покраснела.
— Из удовольствия побыть в компании со мной? Очень мило, но ты в моем обществе целый день, — сказал Кребс, сознавая, что говорит грубо, но не в силах остановиться. Майкл не мог оторвать глаз от Ровены, от ее стройных длинных ног, видневшихся из-под легкого голубого платья, от упругих бедер в посверкивающих колготках, от круглившихся маленьких грудей. Длинные волосы свободно падали, рассыпаясь по плечам, глаза широко распахнуты, а губы слегка раскрыты.
Вот уже несколько недель она трепещет, как тростинка, в его присутствии, она так переполнена желанием, что он физически ощущает его.
Вот уже несколько недель эта привлекательная умная девушка для него — объект едва сдерживаемой похоти.
А Майкл Кребс всегда умел держать себя в руках.
Но сейчас ему до боли хотелось обладать ею. По-настоящему обладать. Провести ее через все, научить всему.
— Ничего такого, — сказала Ровена, и ее зеленые глаза вспыхнули.
— Ты же потеряла из-за меня голову, Ровена, — уверенно сказал Кребс с непроницаемым лицом. — А я женат, у меня три сына.
— Чепуха, Майкл, — надменно сказала Ровена. — Я ничего к тебе не чувствую, ни капельки.
Они смотрели друг на друга.
Зазвонил телефон, взорвав тишину.
— Кребс, — коротко бросил Майкл в трубку. — О, привет, Оберман. Нет, все нормально. Да, она здесь. — И он передал трубку Ровене.
— Ты можешь сейчас приехать ко мне в офис? — спросил старик. — Надо поговорить кое о чем, и немедленно. Давай прямо сейчас, Ровена.
— Конечно, — сказала Ровена, усилием воли возвращаясь к делам. — Что-то случилось?
— Нет, ничего плохого. Просто давай сюда, — проворчал Оберман и повесил трубку.
Она посмотрела на Майкла:
— Мне надо идти.
— Ровена! — вдруг сказал Майкл.
Но она уже уходила, не желая углублять начавшуюся ссору.
— Мне правда надо идти. Увидимся завтра.
— Позвони мне вечером, — сказал Кребс.
Ровене очень хотелось послать его к черту, но…
— Хорошо, позвоню.
— Тебе лучше позвонить, — сказал Майкл и улыбнулся так, что у нее, как всегда, ослабели колени. Ровена почувствовала дикое желание, торопливо отвернулась от Кребса и почти бегом выскочила из студии.
— Скажи мне, Ровена, что ты думаешь о Нью-Йорке? — спросил Оберман, когда через сорок минут она уселась в кресло напротив него.
«Боже, она потрясающе выглядит, — подумал Джош. — Я не знаю, что творится в последнее время с этой девочкой. Вообще-то она всегда выглядела особенно, но сейчас — нечто. Посмотрите-ка на это бледно-голубое платье, как оно сочетается с зелеными глазами, черт побери! Ничего удивительного, что Стивенсон бесится. Как такая красивая девушка может быть хорошим работником?»
— Что я думаю о Нью-Йорке? — повторила Ровена, смутившись. — Я была там всего раз, Джош, это большой город, что я могу сказать?
— А тамошние музыкальные группы? — не унимался Оберман.
Ровена пожала плечами, и каскад волос затрепетал.
— Сейчас именно там лучшие в мире группы.
Старик удовлетворенно крякнул.
— О’кей. Давай теперь поиграем в другую игру? Что, если я сделаю тебя директором, но ты особенно не возбуждайся, название должности — для протокола, а на деле — речь идет о небольшом дочернем предприятии компании. Очень маленьком предприятии. Ну, только ради названия. И твоя работа будет заключаться в поисках талантливых групп. Со временем, я думаю, ты создашь что-то свое. Как? Справишься, если пару лет поработаешь самостоятельно? У тебя будут только бухгалтер и секретарша.
— Конечно, — ответила она, удивляясь мелочам, о которых он говорит.
— Так ты правда согласна? Ты думаешь, сможешь работать самостоятельно?
Ровена заерзала в кресле. До нее дошло: Оберман не просто играет в игру «Давай предположим, что…».
— А как же «Атомик масс»? Я бы не хотела бросать их.
Он отмахнулся.
— Да, я думал об этом. Пускай их пишут на «Миррор».
Оберман принялся ходить вокруг стола, посматривая на свою протеже, как если бы желал увидеть насквозь — как там, она правда уверена в себе?
— У меня такое впечатление, что ты сознательно решила изменить свою жизнь, когда пришла в этот бизнес, Ровена, — сказал Джош. — И я предлагаю то, чего ты хотела. Только сейчас закончилось расширенное заседание правления, поздравляю, мисс Гордон, у вас начинается новая жизнь, вы создаете для нас новую фирму. — Он наклонился к ней, и его морщинистое лицо засияло игривой улыбкой. — В Нью-Йорке.
Ровена вернулась домой часов в одиннадцать вечера. Она долго говорила с Джошем, с Барбарой, немного с Алексом и с Марком, басистом и ударником из «Атомик масс», которые как раз оказались в конторе у Барбары, когда она заскочила туда. Ровена нервничала и пребывала в эйфории.
Она щелкнула выключателем, и приятный мягкий свет разлился по светлому, почти белому ковру, элегантному дивану, обтянутому мебельным ситцем, письменному столу в георгианском стиле. Ровена скинула туфли и потопала в кухню, собираясь плеснуть себе джина с тоником, поесть перед сном. Тишину вечера взорвал телефонный звонок.
Раздраженно вздохнув, Ровена сняла трубку.
— Насколько я помню, ты собиралась мне позвонить, — сказал Майкл Кребс.
Его голос подействовал, как электрический ток. Иголочки желания кололи кожу.
Насмешливый, дружелюбный голос говорил с явным подтекстом.
— Да, я собиралась, но была очень занята, вошла буквально секунду назад.
— Ровена, для друзей всегда можно найти время, — ласково пожурил Кребс.
Ровена глубоко вздохнула.
— Но я и так много времени уделяю тебе, — ответила она.
— Я не хотел грубить, — сказал он. — И все же я прав, да?
Она почувствовала, как вспотела рука, сжимавшая телефонную трубку.
— Ты же думала об этом, правда?
— А ты нет, — сказала она.
— Сейчас речь не обо мне, а о тебе, — категорически заявил Майкл.
— Боже мой! Майкл, ты настолько самоуверен, — ответила Ровена, — у меня нет к тебе ни малейшего интереса. Совершенно.
Пауза. Она почти чувствовала, как его желание передается даже по телефону. Поздний вечер, их никто не увидит и никто не остановит. Она понимала — они оба на грани. На грани чего-то, и если это случится, пути обратно не будет.
— Ровена, — сказал Майкл.
Всего одно слово. Только одно. Оно прозвучало укором. Призывом. Как поддразнивание: ну приходи. Этот все понимающий и насмешливый тон подталкивал ее к самому краю пропасти.
С удивлением Ровена услышала свой стон, тихий звук, который не сумела сдержать.
Майкл тоже услышал. И его тело было готово — «молния» на брюках вздыбилась, ему стало больно.
— Я в отеле «Халсион», комната двести шесть, — сказал он. — Бери такси. Немедленно.
Через двадцать минут Ровена входила в отель. Ожидая ее, Кребс расхаживал по комнате, он думал о ней, воображая ее в разных позах. Его желание не унималось. Услышав робкий стук в дверь, он еле сдержался, чтобы не побежать через комнату.
— Привет, Ровена, — проговорил он, — входи.
Тяжелая дверь захлопнулась за спиной, замок щелкнул. Она созрела, она готова. Сердце колотилось громко — он, наверное, слышит. Девушка неловко стояла посреди комнаты, не зная, куда себя деть.
Кребс, скрестив на груди руки, бесстрастно оглядывал ее с головы до ног.
Ровена густо покраснела. Она так отчаянно хотела его, что ей казалось — сейчас упадет.
Майкл спокойно взял телефонную трубку телефона и сказал оператору, не отводя взгляд от своей поздней гостьи:
— Это мистер Кребс из двести шестой комнаты. Запишите все звонки ко мне и пришлите шампанское, пусть оставят за дверью — я принимаю душ.
Он положил трубку и поманил рукой.
— Иди сюда.
Нетвердым шагом Ровена направилась к нему.
— Ближе, — приказал Майкл, и она шагнула еще ближе, пока ее губы, влажные и полуоткрытые, не оказались в нескольких дюймах от его лица.
Глядя ей в глаза, Кребс потянул вверх платье и грубо залез в трусы, придавив рукой влажные волосы между ногами. Его палец проник внутрь, отыскав самое чувствительное место.
Ровена почти зарыдала, ноги дрожали.
— А как насчет того, что ты не испытываешь ко мне никакого интереса? Ни капельки? — спросил он, гладя ее живот.
Она не могла говорить, не могла отвести от него глаза. Гипнотизирующий взгляд Кребса, его власть над ней, умение владеть собой творили невероятное. Спазмы экстаза сжимали ее. Она не могла понять, что с ней. Ни с Питером, ни с другими мужчинами, с которыми Ровена встречалась, ничего подобного она не испытывала. Мощь его желания, вдруг подумала Ровена, как у десятитонного грузовика. Она удивлялась, как сильно он реагирует на нее. Она чувствовала это желание и раньше, и ей это нравилось, но никогда, никогда прежде ее тело ничего подобного не вытворяло.
— Скажи, — потребовал он. — Я хочу услышать, как ты это скажешь.
— Майкл, я… я думаю, ты самый красивый мужчина, которого я когда-то встречала в жизни, и я всегда, с самой первой минуты хотела тебя, — проговорила Ровена, слегка задыхаясь от признания. Она буквально вдавилась в него и, прижавшись губами к его шее, стала целовать.
— Пожалуйста, — сказала она, — ну пожалуйста.
Майкл взял ее голову и осматривал лицо так, будто хотел его выпить. Потом принялся страстно целовать, кусая губы, торопливо шаря руками под платьем. Он расстегнул лифчик и играл с сосками, гладил между ногами, а Ровена слабела от удовольствия.
— Я мечтал об этом. Ты такая красивая, такая необычная, ты способна свести мужчину с ума.
Когда он наконец усилием воли оторвался от нее, добавил:
— Я мечтал о тебе с первого раза. Я смотрел на твои губы и хотел увидеть их вокруг моей жаждущей плоти. Тебя жаждущей. Я хотел увидеть, как он исчезнет у тебя во рту.
Майкл поставил ее на колени.
— Собери волосы сзади, я хочу смотреть.
Ровена непослушными пальцами, путаясь, собрала волосы. Она почти готова была кончить. С трудом расстегнула «молнию» на брюках — под ней набухло и выпирало так сильно, что она не могла справиться. Кребс не помогал.
Наконец он вздохнул.
Она увидела. Большой. Нет, огромный. Пугающий.
Ровена всегда отказывала своим партнерам, когда они просили об этом. При одной мысли ее охватывало отвращение. Но сейчас — нет, она не может отказать Майклу Кребсу. Он так держится, он контролирует себя, и ей очень это нравится.
Она доставит ему удовольствие. И себе. Подчиниться ему.
Осторожно, сперва неуверенно, потом смелее, сильнее, увереннее она сделала это.
Кребс почувствовал сладкое облегчение от прикосновения ее языка, удовольствие охватило его целиком, настоящее чувственное удовольствие. Он понимал, она этим занимается впервые, и потому ему нравилось еще больше. Он наблюдал за ней, видел, как она в экстазе закрыла глаза, а ее мягкие пухлые губы страстно ласкают его плоть.
Потом он заставил себя отстраниться, молча повалился рядом, раздвинул ее ноги и вошел глубоко, продолжая держать голову Ровены, чтобы наблюдать за ее лицом.
В ту же секунду волны удовольствия пробежали по телу девушки, охватив всю — от паха до кончиков пальцев. У нее закружилась голова от потрясающего ощущения. Единственное, что она способна была видеть, — лицо Майкла, блестящие темные глаза, наблюдавшие за ней. Она заметалась в его объятиях, чувствуя, как он, застонав, с облегчением кончил. А Ровена продолжала испытывать необыкновенную сладость.
Наконец все улеглось, она снова заглянула ему в глаза и совершенно точно, с беспомощной определенностью поняла — она нашла свою единственную, свою великую страсть.
14
Поток лимузинов направлялся к «Виктрикс», шикарному отелю в Манхэттене.
Прием года.
Прием десятилетия.
Приглашение сюда было труднее достать, чем билеты на инаугурационный бал Клинтона. Труднее, чем на ежегодный прием после присуждения оскаровских премий. Приглашение на сегодняшний прием выделяло вас из общей нью-йоркской массы, не попасть на него — не добиться успеха в своей сфере. Социальная смерть. Немедленная.
Нечто особенное было в этом приеме, и даже не сумма, в которую он обошелся (предполагалось, одиннадцать миллионов долларов). Это не просто гимн американским излишествам, Элизабет Мартин мало интересовалась мультимиллионерами и миллионерами. Она интересовалась не самыми богатыми, но самыми лучшими.
Элизабет было двадцать восемь лет. Она вышла замуж за богатейшего человека в западном мире, и единственное, на что она обращала внимание, был успех. Она бросала свои приемы под ноги людям, занимающим ведущие места, а что у них на банковских счетах — несущественно. Если вы не способны состязаться на международном уровне — у Элизабет нет для вас времени.
Ее приемы — только для самых великих. Просто великие позаботятся о себе сами.
Молодой хладнокровный дерзкий Манхэттен хозяйничал на балу избранных.
Топаз Росси и Ровена Гордон были приглашены.
Оберман появился в новой квартире Ровены в восемь вечера. Не могло быть и речи, чтобы не пойти на прием. Ровене нужен сопровождающий, ведь она никого не знала в Америке, и к тому же приглашение — на одно лицо, никаких жен, мужей или любовников.
— Джош, входите! Открыто! — крикнула Ровена из ванной.
Он огляделся весьма довольный. У Ровены не было времени заниматься поисками квартиры, и она согласилась на первое, что он ей порекомендовал, и его вкус, как всегда, не подвел. Фасад дома отделан элегантным белым камнем, готические резные гаргульи переплетались вокруг колонн крыльца, холл отделан полированным черным гранитом. В доме надежная незаметная круглосуточная охрана. Ровена занимала четыре комнаты с высокими потолками, отсюда открывался потрясающий вид на Центральный парк. Несколько маленьких английских акварелей и замечательную георгианскую мебель она выбрала сама. Он удовлетворенно кивнул: самому молодому директору филиала их фирмы не стыдно жить в таком месте.
— О Боже! — воскликнул он, когда Ровена вышла в гостиную.
На ней было белое шифоновое платье от Унгаро с завышенной талией в стиле Регентства, юбка расходилась мягкими фалдами, но платье облегало фигуру так, что вырисовывались все контуры. Шифон украшали редкие маленькие розочки, оттеняющие цвет лица — персиково-кремовый. Ровена собрала волосы в царственный пучок, заколов несколькими гребнями из черного дерева. Рубины блестели в ушах, а также вокруг шеи и на запястье, причем висячие серьги подчеркивали чувственность движений головы и сверкающие зеленые глаза. Носки нежно-розовых атласных туфелек выглядывали из-под платья.