Я перехватила ее руку и, уже просто кипя от ярости, со всей силы отшвырнула ее от себя. Она глухо бухнулась о дверь и вскрикнула больше от испуга, чем от боли.
- Ты ничего не сделала, чтобы быть мне матерью! - заорала я. - Ты просто злобная старая лицемерная крыса! Не смей никогда поднимать на меня руку! Следующий раз я просто тебя убью!
- Ты смеешь мне угрожать? - испуганно и возмущенно просипела мачеха.
- А мне есть, что терять? - деланно удивилась я. - Меня продают за старого извращенца, убивающего своих жен. Чтобы я сдохла так же, как и его жены. Чего мне еще бояться? Тебя? Да что ты сделаешь?! Убьешь меня? Ну так давай, убивай. А от Женоеда потом своими дочерьми будешь откупаться. Кем откупишься, над тем через полгод и поплачешься. У него же жены дольше не живут.
Лицо мачехи побелело как полотно, челюсти плотно сжались. Кончились годы терпения, получи, что вырастила.
- Отец с тобой разберется, - словно яд выплюнула она и резко вылетела за дверь.
- Ага, как же! - издевательски проорала я прежде, чем дверь захлопнулась.
Я обессиленно опустилась на кровать. Меня всю стряло. Это была первая стычка с мачехой, где я полностью перестала себя сдерживать. Я не ощущала себя победившей, но все мне стало чуточку легче. А то что отцу пожалуется, пускай. Ему всегда было все равно на то, что происходит между его женой и третьей дочерью. Бабьи разборки - это не для него. Я устало повалилась на покрывало и закрыла глаза. Сегодня был слишком тяжелый день на впечатления. Я перевернулась на бок, попутно заворачиваясь в покрывало, и провалилась в сон.
Мне снилась зеленая трава. Я лежала на ней. Голая. На правой руке серебрянной нитью поблескивал браслет. Надо мной нависало тело чернохвостого нага. Он мне улыбался, нагло, нахально, проводя кончиком языка по своим губам и клыкам. Мне почему-то не было страшно. Он наклонился ниже. Черный водопад волос, как занавеси закрыл весь остальной мир. А есть ли он во сне, остальной мир? Он склоняется все ниже и ниже. Я уже могла различить его неуловимый в цвете радужки зрачок... Сон смазался и поблек.
- Госпожа, проснитесь.
Я с трудом открыла глаза. Рядом с постелью в ряд стояли три горничные. Рядом на стуле лежало очень красивое голубое платье с изящной вышивкой по вороту, краю рукавов и подолу на тон темнее. Я удивленно посмотрела на него. Такой красоты в моем гардеробе никогда не было. Нет, я не ходила в жалких обносках. Мачеха заботилась о репутации семьи, поэтому все ее члены одевались достойно, в том числе и я. Но все мои наряды хоть и были очень достойными, отличались скромностью как в покрое, так и в выборе тканей.
- Госпожа, скоро завтрак, нам нужно привести вас в порядок, - поторопила та из горничных, что будила меня.
В порядок привести? Для этого мне как-то раньше и одной помощницы за глаза хватало. Правда через несколько секунд до меня все-таки дошло. Жених, похоже, уже здесь и будет присутствовать на завтраке. Конечно же я должна произвести на него впечатление и быть просто неотразимой. Наведением "неотразимости" займутся горничные, а красивой оберткой послужит платье.
Я нехотя встала и отдалась в чужие руки. Для начала меня сопроводили в соседнюю комнату и погрузили в ванную. Я не сопротивлялась, блаженно нежась в чуть горячеватой ароматной воде. Казалось, за эти полчаса чистого восторга я отдохнула больше, чем за всю ночь. Волосы тщательно промыли, вычистив из них всю ту труху, что я успела вчера собрать в лесу.
После обмывания меня стали натирать какими-то маслами. Некоторые были из них настолько пахучи, что мой чуткий нос не выдерживал, и я чихала. Пока одна девушка умащала мое тело, две другие разбирались с длинными волосами. Их аккуратно сушили и втирали в них что-то, пахнущее цветами.
Закончив со всякими натираниями, меня обрядили в исподнее: немыслимой элегантности панталоны и нижнюю рубашку. Поверх последней затянули кружевной корсет. В отличии от моих большегрудых сестер я не умирала в этой конструкции от недостатка воздуха. Да, двигаться было не очень удобно. Но в принципе особого дискомфорта он мне не причинял. Я была тощей, и корсет мне не очень-то и был нужен. Он нужен только для того, чтобы платье хорошо сидело.
Дальше меня усадили на пуфик, и одна девушка занялась моими руками, другая ногами, а третья продолжила заниматься волосами. Я почувствовала, что начинаю засыпать обратно. Уснуть мне не дали. Не знаю, что там сделали с моими волосами, но, судя по ощущениям, громоздкой прически по типу гнезда сооружать на моей голове не стали. Сделали что-то очень минимальное, оставив основную массу волос распущенными. Ноготкам же на руках и на ногах придали удивительно красивую, аккуратную форму. Я даже залюбовалась своими тонкими пальцами с аккуратненькими розовыми ноготочками.
Красить лицо я не любила. У меня очень чувствительный нос, и его раздражают все эти пудры и еле уловимый химический запах красок для глаз. К моей радости, меня не стали особенно мучить. Немного накрасили глаза, чем-то намазали губы и слегка мазнули кистью по скулам. Пока одна девушка меня красила, вторая одела на мои ноги телесного цвета чулки с ажурным верхом. Как будто мое нижнее белье будет кому-то сегодня демонстрироваться. Третья в это время наводила порядок в комнате и собирала раскиданные вечером вещи.
- Дай сюда, - потребовала я, увидев у нее в руках свои штаны.
- Но, госпожа, они грязные... - попробовала возмутиться девушка, но я невозмутимо потребовала их еще раз.
Получив штаны, я тут же залезла в карман и изъяла браслет. Вспомнила про него совершенно случайно. Если не мелькнувшая в голове картинка сна, то, наверное бы, и не вспомнила.
Платье одевали в последнюю очередь. Я стояла, подняв вверх руки, зажав в одной ладони браслет. А все горничные осторожно одевали портняжный шедевр сверху. Они довольно долго возились с нижними юбками, многочисленными мелкими пуговками на спине, завязывали пояс сзади изящным бантом, расправляли складки...
В бархатном черном футляре, который раскрыли передо мной, лежал драгоценный гарнитур из белого золота и сапфиров с мелкими вкраплениями бриллиантов. Я даже была польщена. Раньше фамильные драгоценности мне не разрешалось носить. Гарнитур состоял из изящного колье, длинных неброского вида сережек и тонкого витого колечка с синей капелькой сапфира. Все это было одето на меня с должным почтением к благородным камням.
Последними мне были поднесены светло-голубые туфельки на низком каблуке. После этого меня подвели к высокому, в полный рост зеркалу. Я удивленно вскинула брови. Я была свежа, невинна и прекрасна. На белой коже лица, слегка тронутой розовым румянцем, темнели как бездонные озера темно-карии глаза. А губы похожи на лепестки шиповника. Волосы были завиты крупными локонами, которые блестящим темным водопадом рассыпались до самой талии. Передние локоны заплетены вокруг головы в косы и перевиты жемчужными нитями. Платье подчеркивало мою хрупкость, талия, обвитая синим шелковым пояском казалась совсем тонкой. Украшенное вышивкой декольте было очень скромным, но приэтом так хорошо подчеркивало грудь, что сразу становилось понятно, что дева уже выросла. Рукава закрывали руки по самые запястья. Ниже локтя они сборились и приобретали форму фонарика. Тонкий рисунок вышивки украшал их от локтя до самого плеча. Шуршащяя юбка пышной лилией опускалась в пол, вызывая восторг своим легким, почти незаметным на ткани кружевом шитья. Драгоценности лишь придавали образу дополнительный вес, делая его законченным.
Передо мной была прекраная, пышущая свежей юностью дева из благородной семьи, невинность и скромность, которой не вызывали сомнений. Я была искренне поражена. Всего лишь платье, подходящая прическа, и ты можешь стать кем угодно. Я не могла сказать с уверенностью, что это беззащитное существо, смотрящее на меня из зеркала большими влажными глазами, именно я. На столько беспомощной и хрупкой, какой я сейчас выглядела, я не ощущала себя никогда
На завтрак я спускалась в сопрождении двух горничных, одна осталась прибираться. Девушки посматривали на меня с опаской, явно ожидая, что я сбегу. Но нет, я рвалась в бой. На одной из лестниц мы столкнулись с наследником герцого Омаского, Долианом. Он, в отличии от брата, пошел внешностью в своего отца и был голубоглазым брюнетом. В целом прилекательный молодой человек. Но цепкий взгляд и слегка кривоватый нос делали его похожим на ястреба. При моем появлении у него удивленно приподнялись брови. Я почувствовала себя польщенной. Старший сын герцога был скуп на эмоции. Я присела в реверансе и с легкой улыбкой пожелала ему доброго утра. Он медленно и чинно склонил голову, не сводя с меня взгляда. Но промолчал. Только продолжал пристально смотреть. Я чувствовала себя неотразимой и была очень этим довольна.
Внизу лестницы меня ожидал отец. Его лицо было откровенно потрясенным. Он явно не ожидал увидеть меня такой. На мгновение на его лице промелькнул ностальгический восторг, но он быстро пришел в себя и попешил ко мне с пылом, которого я от него не ожидала. От его "моя дорогая, ты очаровательно выглядишь", я слегка расстерялась. Отец нечасто баловал своих дочерей комплиментами. Уже потом он заметил милорда Долиана и поприветствовал его в соответствии с этикетом.
В зал, где проходил завтрак, я уже шла в сопровождении отца. Я впервые видела на его лице что-то вроде самодовольства. Казалось, он гордится своей красавицей-дочерью. Для меня это было в новинку. На подступах к дверям я стала готовиться провести свой план в действие.
Двери распахнулись, явив богато убранную комнату, посреди которой был накрыт длинный стол для завтрака. За столом собрались уже почти все, кроме трех сыновей герцога, первый сын зашел с нами. Место во главе одного края стола сейчас пустовало, ожидая моего отца. По левую руку от него сидела его жена и моя мачеха, госпожа Агнесса. Следующее за ней место пустовало и было явно перед назначено для меня, так как напротив, по правую руку от отца, сидел граф Ротрийский. Далее, также со стороны мачехи сидели мои сестры строго по старшинству: Риолана, Тешша, Лариона, Кристабелла и Дарилла. Одеты сестры были довольно скромно, видимо, чтобы не отвлекать внимание от главной звезды дня - меня.
Во главе другого конца стола сидел герцог Мирош Оманский, крупный седеющий брюнет с серыми глазами, довольно похожий на своего старшего сына. По левую его руку находилась его жена, герцогиня Нонелия Оманская, хрупкая, все еще красивая блондинка с чудесными голубыми глазами, которые унаследовали все ее сыновья. Их наследник, милорд Долиан, сел по правую руку от отца. Три места после него оставались пустыми.
Граф Ротрийский встал, чтобы поприветствовать меня. И я как стрелу спустила заклинание. Я действительно немного приврала, когда говорила нагу, что не разбираюсь в магии. Разбиралась и правда не всегда хорошо, так как училась самостоятельно по книгам, которые были у нас в библиотеке. При таком обучении оставались огромные дыры в образовании. Дар у меня не очень большой, и я, откровенно говоря, не очень хорошо умела им пользоваться. Сейчас я использовала наведенный фантом. Суть его заключается в том, что все видят тебя такой, какая ты есть. А тот, на кого направлено заклинание, видит созданный тобой образ. Но оно довольно сложное, и я совершенно не уверена в успехе. Может, оно не подействует совсем или подействует, но на всех сразу. Мне приходится очень сильно концентрироваться, чтобы удерживать его.
Удивленные взгляды были мне наградой. Причем, судя по некоторым одобрительным взглядам, видели присутствующие отнюдь не моего ужасненького фантома. Герцогина смотрела на меня с вежливым, вполне благожелательным интересом, взгляд герцога был оценивающим. Сестры же были удивлены, даже мачеха, похоже, не ожидала такого. Только граф скривился, словно унюхал поблизости скотный двор.
Граф оказался низкорослым и кривоногим с полностью седой головой. Даже шевелюра моего отца все еще была темной с редкими серебрянными нитями. Глядя на моего жениха, можно было с уверенностью сказать, что и в молодости он не был красавцем. Борозды глубоких морщин пересекали его маленькое лицо. Крючковатый нос нависал над тонкими сухими губами. Слабовольный подбородок и широкий покатый лоб. Дорогой, вышитый золотой нитью камзол сидел на его высохшей фигуре как мешок. А рядом с ним я - такая красивая, свежая и невинная. На моем фоне он выглядел еще несуразнее. На лице отца мелькнуло сомнение. Наверное, посчитал, что продешевил - сорок шесть килограмм серебра это не так уж и много. На лицах наших гостей появился плохо скрываемое недоумение. Мы графом представляли собой две разные противоположности.
И вот стою я, вся такая очаровательная, смотрю на графа с вежливым смирением и улыбаюсь самой скромной и легкой улыбкой. А у него на лице все четче и четче проступает отвращение.
- Это моя третья дочь, Таюна, - представил меня отец.
Граф посмотрел на него так, словно отец над ним издевается.
- Вы серьезно?
Этой фразой он сказал все. Как оскорбительно она прозвучала. Я расстерялась, то есть попыталась расстеряться. Отец тоже. Он явно не понимал, чем недоволен гость. На лице мачехи мелькнула злость. По ее глазам можно было прочесть, что она в бешенстве из-за того, что эта пародия на мужчину не оценила ее усилий. Вряд ли о платье побеспокоился отец. На лицах решительно всех присутствующих мелькнуло не понимание. Только милорд Долиан продолжал все также цепко смотреть.
- Что-то не так? - спросил отец.
Граф скосился в сторону стола и недовольно пожевал губами. Видимо, устраивать публичный скандал, не входило в его планы.
- Ничего,прошу прощения, - чуть смягчившись произнес он. - Рад знакомству.
И поклонился мне, даже не сделав попытку облобызать мне ручку. Все расселись по местам. Завтрак пошел своим чередом. Вяло текла светская беседа. К графу обращались пару раз. Он отвечал сухо и немногословно, и от него отстали. Я продолжала ловить на себе его недовольные взгляды.
Через минут десять после начала завтрака пришли, извинившись за опоздание, герцогские сыновья. Сестры расцвели приветливыми улыбками. Все три брата были блондинами. При этом первые два чертами лица больше похожи на отца, а последний на мать. От них мне тоже досталась порция удивленно-восхищенных взглядов, а Ариаден даже замер, остановившись у своего стула. Я чувствовала его взгляд всем телом, но не посмела поднять глаз от тарелки.
Я почти не ела, боясь пошатнуть хрупкий контроль и разрушить заклинание. И еле уловимо улыбалась, изображая неземное создание, которое явилось, чтобы скрасить своим присутствием это замечательное утро. Подняв в один момент глаза, я увидела, что Ариаден смотрит на сидящего по соседству графа, и его плотно сжатые губы презрительно искривлены. Граф же не обращал ни на кого внимание. Он ел, придичиво осматривая каждый кусок, прежде чем положить его в рот.
Первой откланялась моя младшая сестра и покинула стол. Следом постепенно потянулись остальные. Решив, что я посидела уже более, чем достаточно, я тоже поднялась. Мачеха, озадаченная и расстроенная непонятным поведением графа, даже не сделала попытки меня остановить. За дверью я облегченно выдыхнула и поспешила убраться по-дальше, чтобы распустить заклинание. Теперь главное не столкнуть с графом где-нибудь чисто случайно.
Я направилась в сторону открытой галерии. Она выходила окнами во двор и считалась открытой, так как продувалась всеми ветрами и окна ее не были застекленны. Представляла она собой просторную прямоугольную площадку, окруженную голыми стенами с оконными проемами, с крышей над головой. В зимнее время сюда наметает снег, который слуги старательно вычищали, чтобы по весне растаявшая вода не заливала нижние этажи.
Здесь было пусто. Внизу, по чисто подметенному двору чинно и неторопливо ходили слуги, у открытых ворот на вытяжку стояла стража. Я поморщилась, представив каково им по такой жаре в доспехах стоять. В обычное время они позволяли себе прохаживать на посту в одних рубахах. Батюшка на это не очень строго смотрит. Но нынче в замке гости, поэтому никаких послаблений.