Взрослые игры - Архипова Анна Александровна 7 стр.


- Акутагава, - задыхаясь, продолжил юноша, - ты только что сказал, что ко мне относишься иначе. Значит, с другими ты можешь вести себя так же, как сегодня с Ивом? Так же жестоко? Или это была игра?.. Скажи, Акутагава, ты играл с Ивом? А если не играл – то вот что я скажу: ты не должен становиться таким! Не должен! Я не хочу, чтобы ты был таким, каким я тебя сегодня увидел!

Акутагава не издал в ответ ни звука, не сводя с него глаз-омутов.

- Ты вовсе не злой на самом деле, я уверен. И ты очень умный. Акутагава, ты можешь быть очень и очень хорошим человеком, я знаю это! И когда я думаю о том, кто твой отец и чем он занимается – мне становится страшно за тебя. Ты, конечно, не виноват в том, что с младенчества оказался втянутым во всю эту грязь - мы ведь родителей не выбираем, но своё будущее мы способны определять сами! Акутагава, ты не должен быть таким как твой отец!

Акутагава по-прежнему молчал, его лицо не выражало никаких эмоций. И Юки, психанув, воскликнул:

- Ты меня вообще слушаешь?!

- Я всегда тебя слушаю, Юки, - сказал Акутагава. Это были его первые слова после того, как Юки крикнул ему: «Потому что я люблю тебя!» Он поднялся со стула, обошел рабочий стол и приблизился к Юки: - Чего ты ждешь от меня? Слёз раскаяния? Не дождёшься. Правды обо мне? А что если я, хотя бы попытавшись её сказать, в любом случае солгу тебе?

- Почему солжешь? – проговорил юноша вопросительно. – Почему?

- Потому что не хочу, чтобы ты меня презирал. Потому что ты никогда бы не принял меня таким, какой я есть на самом деле. Потому что я, каким бы ты хорошим меня не считал, всё равно буду поступать так, как мне того захочется. Потому что твоя грёбанная голова и твоя совесть работают на свой манер и не способны понимать неизбежность и, порою, необходимость зла, жестокости, и, будь всё проклято на этом свете, несправедливости! – с этими словами Акутагава обхватил шею Юки рукой и, притянув к себе, жарко поцеловал.

Юки с тихим стоном прижался к нему, обхватывая Акутагаву за талию. Поцелуй был сильным и жестким, ударяющим в голову - словно крепкий спиртной напиток. Между ними с невероятной быстротой побежали импульсы, подобные электрическим зарядам, мгновенно возбуждая, доводя до эйфории… Акутагава оторвался от него, и заговорил глухим от страсти голосом:

- Ты совсем меня не знаешь, Юки!

- Я люблю тебя! – шепнул юноша, ловя ртом дыхание Акутагавы.

- Этого недостаточно. Потому что я никогда не изменюсь.

Он снова заткнул рот Юки поцелуем, не дав тому ничего произнести в ответ. Слияние их губ было долгим, жгучим, глубоким. Акутагава сдернул с Юки рубашку, рывком расстегнул пряжку ремня у него на брюках, продолжая целовать юношу так, что тот буквально плавился в его руках. Потом Акутагава подтолкнул его к столу, развернул и прижался к спине Юки, скользя влажными губами по его шее, плечам.

Юки послушно оперся на стол, трепеща под руками Акутагавы. От холодного воздуха, бьющего из кондиционера, кожа на его груди покрылась пупырышками, соски затвердели, а под умелыми пальцами напрягся живот и разлился огонь в паху. Когда Акутагава сжал его член, а затем начал двигать рукой, юноша изогнулся, стараясь вжаться в тело возлюбленного как можно сильнее.

Когда Акутагава вошел него, Юки жалобно вскрикнул. Они занимались этим каждую ночь уже шесть недель, и Юки это было не в новинку, но сегодня Акутагава был более груб, чем обычно. Он двигался в нем резко и отрывисто, оставляя синяки на бедрах и засосы на шее. Юки пытался не стонать, но из груди вырывались бурлящие звуки, которые он не в силах был сдержать.

Это был первый раз, когда они занимались любовью не в спальне. Они даже не заперли дверь. Но им обоим было наплевать… Подаваясь в такт движениям Акутагавы, Юки сквозь сладкий туман в своей голове, повторял: люблю, люблю, люблю…

…И эта любовь удерживала Юки рядом с Акутагавой полтора года. Полтора года он надеялся на что-то, верил во что-то…

После двухмесячного круиза они осели в Британии. Акутагава полушутя-полусерьезно заметил при переезде, что здесь Юки наконец-то добьет разнесчастный английский и выправит свое произношение. И действительно, Юки начал бегло говорить по-английски, избавившись даже от характерного для японцев смешного акцента.

Они жили в живописной английской глубинке, в красивом поместье семнадцатого века, вокруг которого расстилались частные владения в десять акров – там был пруд, котором в теплое время года плавали чопорные утки, и охотничьи угодья. Внутри особняк представлял собой образец традиций благородных семей: дубовые панели, старинная мебель из темного дерева, гипсовая лепнина повсюду и, конечно же, легенда о местном привидении.

Акутагава много учился, заставляя Юки поспевать за ним. Они занимались с репетиторами подолгу: минимум восемь часов в сутки, шесть дней в неделю – что иногда казалось Юки утомительным. После занятий Акутагава пропадал в спортзале – он тщательно следил за своей физической формой. По воскресеньям они ездили в сопровождении Тэкесимы и Ботаника в Лондон – прогуляться, посидеть в ресторане, побродить по магазинам. Они даже держались за руки, когда шли по улицам столицы, а телохранители делали вид, что ничего не замечают. Иногда Юки казалось, что они – он и Акутагава - каким-то странным образом отделились от всего мира и живут по своим собственным законам законам равновесия.

Законы эти были таковы: Юки и Акутагава не обсуждают Коеси Мэриэмона и Ива. До поры до времени этот трюк срабатывал и они делали вид, что между ними нет тайн и недомолвок.

Коеси-младший периодически покидал Британию – Юки знал, что он летает в Токио к отцу. Акутагава никогда не рассказывал ему о своих поездках и о том, чем он занимается в Японии. А Юки ждал его. Он подозревал, что в этих поездках Акутагава встречается и с Ивом тоже, но не решался спросить. Сам Ив после того случая на яхте больше не попадался Юки на глаза, впрочем тому время от времени мерещилось, что зеленоглазый убийца находится где-то неподалеку.

Дни шли за днями, недели сменяли недели, месяцы наползали друг на друга как неповоротливый айсберги. Юки жил в подвешенном состоянии – он уже не мог позволить себе быть счастливым так, как раньше. Он постоянно ждал подвоха. Он постоянно высматривал в чертах лица Акутагавы проявления каких-либо симптомов появления той – другой – личности. Он не знал, что ему стоит ждать в будущем…

Летом Акутагава отпраздновал свой семнадцатый день рождения. Он встретил его с Юки: юноши пили шампанское у огромного камина с вычурным барельефом, валялись перед ним на подушках, а потом неторопливо занимались любовью под треск поленьев в огне. Когда они, обнаженные, лежали на полу, тесно прижавшись друг к другу, Акутагава вдруг спросил:

- Ты разлюбил меня?

Юки вздрогнул и широко распахнул глаза:

- Что? О чем ты?

- Я подсчитал: ты мне уже два месяца и двенадцать дней не говоришь «люблю». И сегодня не сказал, хотя у меня день рождения. Это о чем-то говорит.

- Ни о чем это не говорит, - буркнул Юки. – Я люблю тебя, и ты это знаешь.

- Раз так, тогда ты чем-то недоволен, - Акутагава приподнялся, подперев голову рукой, - но всё держишь в себе. Что это?

- Ничего, - Юки не хотелось говорить о своих мыслях и терзаниях. На него навалилась гнетущая усталость, он отодвинулся от любовника: - Я пойду спать, ладно? А то поздно уже…

Губы Акутагавы сжались в тонкую полоску, глаза предостерегающе сузились - он дёрнул Юки за руку, опрокидывая назад на подушки. Юки шлепнулся вниз и судорожно перевел дыхание, когда Акутагава навалился на него сверху, придавливая своим весом.

- Ты чем-то очень сильно недоволен! – сказал юноша. – Колись немедленно.

- Перестань, всё нормально, - запротестовал Юки. – Я просто хотел пойти спать!

- Врать научись, Юки. Я ведь все равно не отстану, ты знаешь. Лучше сразу скажи как есть.

Юноша видел отблески огня на лице Акутагавы, в его темно-русых волосах и кошачьих глазах. Ему внезапно стало так больно, что захотелось заплакать. Что он мог рассказать Акутагаве?…

- Я просто немного устал, - прошептал он.

- Отчего ты устал? От меня? Почему ты не раскроешься мне? Почему ты стал отмалчиваться, хотя раньше всё бы мне высказал да еще и проповедь к этому прибавил? Мне не нравится это, Юки. Это плохой знак.

- Зачем что-то говорить? К чему проповеди? Ты сам сказал, что никогда не изменишься.

Акутагава молчал с минуту, буравя Юки взглядом; тот понял, что рассердил его.

- Ах, вот оно что, - хмыкнул Акутагава холодно. – Ты всё думаешь об этом. Я и забыл, что тебя так волнуют грани моей эксцентричной личности и планы на будущее. Тебя раздражает тот факт, что я, как только ты попрекнул меня, не оставил все эти мирские дела, семейные проблемы и глупые на твой взгляд амбиции - и не принял монашеский постриг в каком-нибудь тибетском монастыре?

Юки тоже рассердился, услышав эту насмешку.

- Отпусти меня, - он попробовал было выползти из-под Акутагавы, но не вышло.

- Не отпущу, пока не перестанешь дуться.

- Я не дуюсь! – взорвался Юки. – Это по пустякам дуются, а твоя жизнь, Акутагава, не пустяк!

- Да оставь ты эти мысли! – Акутагава захватил его лицо в плен своих сильных рук и принялся целовать щеки, лоб, глаза. – Забудь! Забудь и всё. Нам же так хорошо вместе, так сладко – тебе и мне… Я хочу быть с тобой, Юки! Зачем портить наши отношения тем, что тебе неприятно и от чего ты бесконечно далёк? Почему бы нам просто не любить друг друга? Ну вот, ты плачешь.

Из глаз Юки действительно побежали мелкие предательские слезинки, пока он слушал шепот любимого.

- Ты думаешь, я не понимаю, чего ты от меня хочешь? – продолжал Акутагава, губами осушая его слезы. – Я всё понимаю, Юки. Ты хочешь, чтобы я стал похожим на тебя: всё время парил себе мозг этическими проблемами, нравственными принципами, и мечтал о тихой-мирной жизни рядового добропорядочного гражданина, коих миллионы и миллиарды. Никакой мафии и никакой политики. Ты хочешь, чтобы я был таким, каким тебе удобней и приятней меня принимать – и тогда ты будешь абсолютно счастлив и умиротворен. Но посмотри на меня, Юки, посмотри! Я не такой - и никогда не буду таким. Я могу прогнуться под тебя, но ломаться под твоим напором не собираюсь.

- Я не прошу тебя ломаться! – возразил Юки.

- Неужели? Ты хочешь, чтобы я отказался от того, что судьба сама услужливо положила в мои руки. От власти. От большого будущего. От будущего вообще – потому что я не представляю, чем бы я занимался, если моим отцом не был бы Коеси Мэриэмон. Он, конечно, придурок, но я благодарен ему за то, что он дал мне. Меня устраивает моя жизнь, я хочу такой жизни… А ты – нет, не хочешь.

- Ты прав. Не хочу.

- Вот видишь. Но почему мы должны ссориться из-за этого?

Юки молча смотрел ему в глаза, не находя слов для ответа – сердце защемила боль. Он осознавал, что Акутагава сейчас в мягкой форме попросил его не лезть к нему в жизнь слишком глубоко: потому что там скрывается что-то весьма непривлекательное. Акутагава предлагал Юки любить его «фасад», не пуская за порог дома. Но, впрочем, разве сам Юки не согласился с ним – подтвердив, что не хотел бы жить той жизнью, какая есть у Акутагавы? Юки запутался в своих рассуждениях и, тем более, в чувствах. Тупик…

- Давай просто будем вместе, - сказал Акутагава. – Ты и я. Давай постараемся, приложим усилия, и перешагнем через эту преграду несовпадения мнений. Разве ты не хочешь быть со мной?…

- Я хочу. Хочу! – порывисто произнес Юки.

- Тогда забудь обо всём плохом. Выброси из головы. Не замыкайся в себе, когда я рядом. Попытайся не терзаться, Юки, ради нас с тобой!

Юки прижимая его к себе, зарываясь пальцами в его влажные от пота волосы, зашептал в ответ:

- Я люблю тебя, Акутагава.

В конце августа Коеси Мэриэмон был избран на должность премьер-министра Японии и стал во главе правительства. Акутагава не обсуждал это с Юки, а тот ни о чем не спрашивал. Когда между ними вдруг возникало молчание - то с каждым разом оно казалось Юки все более гнетущим, унылым.

В первых числах осени пришло известие о том, что у бабушки Мики обнаружен рак. Эту новость Юки сообщил Акутагава.

- Собирай вещи, мы вылетаем в Японию. Я знаю, ты захочешь быть рядом с ней, - прибавил он. Он не произнес слов сочувствия, Юки уже давно заметил, что он никогда никому не соболезнует.

Так они перебрались из Британии в Киото и поселились в очередном шикарном особняке. Акутагава наотрез отказался прийти и познакомиться с его бабушкой, но позаботился о том, чтобы её лечил лучший онколог в стране. Юки просиживал в палате бабушки часами, разговаривая с нею, держа её за руку. Пожилая женщина плакала от счастья – она больше года не видела внука, а сейчас вот он здесь, приехал, беспокоится о ней!

Она была в плохом состоянии. Рак – острый миелобластный лейкоз - был сильно запущен и обнаружен на поздней стадии, когда зараженные бластные клетки уже проникли в спинной и головной мозг, поразили нервную систему. В психиатрической клинике, где бабушка проходила вынужденное лечение, на симптомы болезни долго не обращали внимания. Они отправили женщину на обследование уже после того, как ей стало совсем дурно - появились явные признаки анемии, кандидоза, а десны, кровоточа, почернели и распухли. Химиотерапия едва помогала ей, витамины и переливание эритроцитов не давали ощутимого результата.

В середине сентября онколог, вызванный Акутагавой, прямо сказал Юки и бабушке Мике:

- В случаях, когда за помощью обратились своевременно, химиотерапия помогает против миебластного лейкоза в 30-40 процентах из ста. В данном случае, процент еще ниже… Единственная надежда на пересадку костного мозга. Хорошо то, что у пациентки есть близкий родственник – вы, господин Кимитаки, а значит, нам не придется искать донора. Плохо то, что трансплантация крайне редко практикуется с людьми старше 50-ти лет, поскольку они очень плохо переносят подобное лечение. Однако, выхода у нас нет, нужно рискнуть. Господин Кимитаки, я так понимаю, вы не против пройти диагностическое обследование на предмет совместимости?

- Я сделаю всё, что надо, - ответил Юки.

Биопсия проводилась под местной анестезией, но Юки, пока игла входила в его бедренную кость, всё же искусал себе все губы от тошнотворной боли. После процедуры ему дали выпить какую-то жидкость и велели спокойно полежать на медицинской кушетке, чтобы прийти в себя.

«…Это я виноват, что всё так получилось с бабушкой, - думал он без конца, а его голова кружилась от медикаментов. – Если бы я был рядом с ней, если бы навещал её - то обязательно заметил, что ей плохо, что она больна! И тогда всё это не зашло бы так далеко. Но я не приезжал к ней – из-за Акутагавы я почти забыл о ней. И поэтому она умирает…»

Когда ему разрешили встать, то он доковылял до палаты бабушки. Она спала. Неестественно белая, с красной сыпью на лице и распушим ртом, она производила угнетающее впечатление. Но надежда еще была: если их клетки совместимы – то пересадка костного мозга помогла бы ей победить рак. Результаты исследования будут уже скоро, вечером. Юки осторожно поцеловал бабушку в лоб, взял пиджак и решил выйти на свежий воздух.

За госпиталем был разбит небольшой парк, предназначенный для пациентов, проходящих здесь лечение. Сейчас, в середине дня, здесь было много народа: люди ходили по дорожкам, сидели на скамейках, курили, собравшись то там - то здесь в небольшие кучки. Юки, прихрамывая, обошел их стороной и нашел себе укромный уголок под молодым деревцем: скамейки там не было, но имелся широкий выступ в стене здания, куда он и сел.

В пиджаке пискнул телефон, пришла SMS-ка. Юки заранее знал, от кого она; вытащив мобильник, он прочитал сообщение: «Как дела? Что говорит доктор?» Акутагава еще не знал, что Юки согласился на диагностическую биопсию и что сейчас ждёт её результатов. Нужно перезвонить, рассказать - ведь всё-таки именно Акутагава оплачивает лечение. Если бы не он – кому бы нужна была бабушка Мика, потерявшая все свои деньги в секте и не имевшая сейчас возможности выплатить гонорар высококвалифицированному специалисту по онкологии?…

Назад Дальше