— Может, купим вина? Я считаю, твою находку стоит отпраздновать, а?
Его улыбка не погасла ни на секунду.
— Вино и праздник будут как нельзя кстати.
***
Сбегав в номер, Лоусон вышел с сумкой с лэптопом и, задыхаясь от спешки, запрыгнул в машину. По его лицу стекали капли дождя. Он посмотрел на одежду, засунутую в боковой карман сумки, и улыбнулся мне.
— Я многофункционален.
Я рассмеялся, притормаживая у бара.
— Вернусь через секунду.
Я приготовился промокнуть до нитки, но оказалось, что дождь немного утих. Зато поднялся сильный ветер. Забежав в бар, я заказал две бутылки того же вина, которое приносил вчера Лоусон. Когда я вернулся в машину, к его уху был прижат телефон, а улыбка исчезла.
— Я сообщаю о своей находке не ради того, чтобы позлорадствовать, а из профессионального уважения. И безусловно не отправлю никаких фотографий, пока профессор Тиллман не подтвердит, что это, как мы оба полагаем, и есть новый вид.
Окей. Кто-то здорово рассердил его. И знаете, что? Сердитый Лоусон был до крайности сексуален. Хотя мне не понравилось, что ему испортили настроение. Этот день был грандиозным по стандартам любого, а какому-то мудаку вздумалось омрачить его.
— Формально я в отпуске до понедельника, поэтому можете делать, что считаете нужным… Да, ради бога. Также можете сказать ему ожидать от меня полный отчет, от которого, я уверен, он будет в восторге. Я непременно посвящу отдельный раздел вам и тому, как вы только что попросили меня нарушить протокол… Отлично, профессор Эстерли, но неужели после всех лет, что мы проработали вместе, вы до сих пор не знаете, каков я?
Лоусон, наклонив голову, послушал ответ.
— Да. И это тоже. Но помимо того, что я заноза в вашей заднице, я беспристрастен и мною невозможно манипулировать. Печально, что вы так болезненно отреагировали, но я не ответственен за ваши чувства, профессор… Нет, не стоит. Я свяжусь с ним напрямую. Он сообщит вам, когда я вернусь.
Когда он выключил телефон, мы уже были около дома. Лоусон расстроенно зарычал.
— Этот человек — невежда.
— Я так понимаю, это твой босс?
— Да. Зря я ему позвонил. Это был жест доброй воли, а он решил сам себя пригласить сюда. Наверняка чтобы каким-нибудь образом приписать себе часть заслуг.
Я заехал на подъездную дорожку и заглушил мотор.
— Лоусон, забудь о нем, пока он не приедет — если приедет вообще. Насладись сегодняшним вечером, отправь всю информацию профессору Тиллману, а завтра мы вернемся обратно, и ты сможешь собрать все нужные данные. — Я просто хотел снова увидеть его улыбку. — Хочешь, пойдем и загрузим фото в лэптоп? Чтобы ты мог детально все рассмотреть.
Это сработало, потому что его губы изогнулись в улыбке.
— Да, давай. — Он наклонился вперед и окинул взглядом низкое, серое небо. — Похоже, дождь не собирается заканчиваться.
— Я могу проверить прогноз погоды, узнать, сможешь ли ты завтра вернуться туда. — Он так посмотрел на меня, что я понял: дождь ему не помеха. — Идем. — Я открыл дверь и выбрался в ливень и ветер. Пока я отстегивал Розмари, Лоусон, взяв лэптоп, побежал в дом.
Оказавшись внутри, мы вытерлись полотенцами. Особо холодно не было, но из-за грозы температура немного упала.
— Ты согрелся? — спросил я.
Он кивнул, но как-то неубедительно.
— Я переоденусь, ладно?
— Конечно. А я подумаю, что можно сообразить на ужин.
Переодевшись, он вышел в своих клетчатых пижамных штанах и футболке. Он выглядел так, будто ему было предельно комфортно, — как дома. Я забыл, как дышать.
Он оглядел себя.
— Так пойдет?
Я глупо кивнул.
— Более чем.
Он заглянул в кладовку, возле которой я стоял, открыв дверь. Я взял пакет с кускусом.
— В общем, я могу приготовить ягненка по-гречески с кускусом или же…
— Томатный суп и сэндвичи с сыром, — сказал он и, дотянувшись до полки, взял банку с томатным супом.
Я хмыкнул.
— Вот такой мужчина мне по сердцу. — Я забрал у него банку и поцеловал в щеку. — Иди разбери свои фотографии, а я начну делать ужин.
Стоя на моей кухне, он выглядел восхитительно во всех смыслах этого слова.
— Однажды и я обязательно что-нибудь для тебя приготовлю.
Я хохотнул.
— Да. Обязательно.
***
Он сел заниматься своими делами в гостиной, а я тем временем, тоже переодевшись в пижаму, подогревал суп и делал сэндвичи с сыром. Снаружи завывал ветер, по крыше барабанил ливень, в небе грохотал гром и сверкали молнии. Но внутри было тепло и сухо, и стояла мирная, безмятежная тишина.
Выйдя из кухни с супом и сэндвичами, я увидел, что Лоусон сидит на полу, прислонившись к дивану. Его взгляд бегал по экрану лэптопа, который он держал на коленях, а Розмари спала у его ног.
Я замер на месте. Мое сердце сжалось, а во рту пересохло.
Знаете, это было таким простым зрелищем. И таким бесконечно домашним, что во мне вспыхнула искра желания видеть это всегда. Я только сейчас понял, что хочу именно этого. Раньше мне и в голову не приходило, что стоит стремиться к чему-то такому простому. Конечно, порой я чувствовал себя одиноко, но у меня никогда не возникало мыслей в духе: «О, господи, как же хочется, чтобы в моей жизни был особенный человек, который работал бы, сидя в пижаме на полу моего дома, а рядом с ним дремала бы Розмари…». До тех пор, пока я не увидел эту картину воочию. Теперь я был абсолютно уверен, что это единственное, чего я хочу.
Лоусон выжидательно посмотрел на меня, не замечая моего глобального переосмысления.
Я протянул ему тарелку.
— Ужин готов. Хочешь поесть здесь или за столом?
Он улыбнулся, и у меня перехватило дыхание. Боже, как же я влип.
— Если ты не против, то здесь.
Мы поели в гостиной — он на полу, а я на диване с ним рядом. Суп был прекрасным ужином — домашним и уютным, — в то время как снаружи буйствовала природа. Потом Лоусон занялся своими делами, а я сидел и наблюдал, как он работает. А еще играл с волосами у него на затылке, наслаждаясь мурашками, которые появлялись при каждом моем прикосновении. Заявив, что он сделал все, что мог, Лоусон набросился на меня.
Он оседлал меня, усевшись задницей ко мне на колени, обхватил ладонями мои щеки и поцеловал.
И, черт, что это был за поцелуй.
Он терся о меня, двигая бедрами взад-вперед.
— Джек… — выдохнул он мне в рот. — Отведи меня в кровать.
Я хотел взять его на руки — я бы с легкостью смог это сделать, — чтобы он обхватил мои бедра ногами, но он слез с меня и в ожидании встал напротив.
Выпрямившись во весь рост, я встал так близко, что наши грудные клетки соприкоснулись, и, скользнув пальцами по его челюсти, обрушился в поцелуе на его рот, а он, упираясь эрекцией в мою ногу, положил обе руки на мою задницу и прижал мои бедра к своим. Затем прервал поцелуй.
— Джек. В постель.
Его терпение было на исходе. И, должен признать, мне нравилось то, каким властным пассивом он был. Быть с мужчиной, который не стеснялся заявлять о своих желаниях прямо, заводило меня.
Я взял его за руку и повел по коридору в спальню. Не стал включать свет — мне и так было хорошо его видно. Я стянул его рубашку через голову и поцеловал в плечо.
— Хочешь, чтобы я оказался внутри тебя?
Он коротко застонал.
— Да. — Потом откинул голову, и я проложил дорожку из поцелуев по его шее до подбородка. — Боже, да.
Я проник кончиками пальцев под резинку его пижамных штанов и, стянув их с его ягодиц, шепнул ему на ухо:
— Но сначала я хочу попробовать твою задницу на вкус.
— О, боже, — выдохнул он.
Я обхватил его эрекцию и несколько раз лениво провел по ней.
— Ложись на кровать, Лоусон. Лицом вниз.
Он сделал, как я велел — выступил из штанов и медленно лег, сначала встав на колени. За окном, освещая комнату, потрескивали вспышки молний. Боже, он выглядел поистине потрясающе. Я шагнул к тумбочке и бросил на кровать презерватив и тюбик со смазкой. Лоусон в предвкушении сгреб в кулаки одеяло.
Встав коленями на кровать, я раздвинул его ноги и провел ладонями по его бедрам и заду. Потом наклонился и медленно подул на его вход.
— Джек, поторопись, б…ь.
Мне нравилось, что он матерился только во время секса. Но, очевидно, мое желание не спеша насладиться им шло вразрез с его планами.
— Обожаю твой грязный рот, — пробормотал я, задевая губами кожу на его пояснице. Снаружи грянул гром, всколыхнув напряжение, царившее в спальне.
— Он вовсе не грязный, — без особой убежденности прошептал он в ответ.
Я раздвинул его ягодицы и с нажимом провел между ними языком. Он сжал простыни и приподнял задницу.
— О б…ь.
Я триумфально улыбнулся.
— Нравится?
— Да, пожалуйста, продолжай.
Где-то вдали грохотал гром, молнии озаряли небо. В свете грозы его задница — бледная и округлая — была идеальна. Он хотел большего, так что я дал ему это. Я трахал его языком, и он отзывался гортанными стонами на каждую мою ласку. Но вскоре и этого стало недостаточно.
— Еще.
Я открыл тюбик со смазкой и, капнув немного на его тесный вход, скользнул в него пальцем.
— М-м… — застонал он, поднимая навстречу мне бедра.
— Нравится, да?
— Боже, да, да, еще.
Я добавил к первому пальцу второй и согнул их, нащупывая его простату.
— О б…ь, — зарычал он.
Еще одно ругательство. Уверен, их у него было припасено еще много. Я поиграл с ним немного, растягивая, возбуждая его, испытывая его терпение. Он проник ладонью под бедра — без всяких сомнений, чтобы приласкать свою плоть.
— Мне нужно больше, — с мучительным стоном вымолвил он. — Мне нужен твой член, нужен внутри.
Слышать, как он умоляет меня, было бесконечно приятно.
Я вытащил пальцы, и он сразу же приподнялся, чтобы приласкать себя. Боже, он был таким твердым, так отчаянно хотел этого.
Я раскатал на члене презерватив, смазал себя и капнул на его вход еще чуть-чуть смазки.
— Джек, — нетерпеливо заворчал он, — ты нужен мне прямо сейчас.
Я встал за ним на колени и провел головкой члена между его ягодиц. Он заерзал, нуждаясь во мне, желая меня.
— Ты этого хочешь?
— Да!
Я слегка нажал на его вход — и немедленно вновь отодвинулся.
Лоусон толчком поднялся на четвереньки и оглянулся. Его щеки горели сердитым, недовольным румянцем.
— Мне надо, чтобы ты меня трахнул, поэтому прекращай играть с моей задницей и засунь в меня член.
И… вот он.
Его грязный, развратный рот.
Я положил руку ему на плечо и опустил его на кровать, оставив его зад поднятым вверх, а второй рукой приставил член к его входу и надавил.
Ругательства сменились короткими всхлипами, перешедшими в долгие стоны, когда я проник в него глубже.
— Этого тебе хочется?
Он вскрикивал подо мной.
— Да, да. О да.
Я вышел немного — чтобы сразу втолкнуться глубже и начать медленно двигаться внутри него. Он всхлипывал и постанывал на каждом выдохе, и то были самые чудесные звуки на свете. Погрузившись в него до упора, я замер. Давая ему время привыкнуть, я гладил его плечи и спину, массируя, разминая их. В ответ он покачивал бедрами, безмолвно умоляя о большем.
— О, боже, — пробормотал он. — Ты такой большой.
— И ты сможешь принять меня до последнего дюйма, — сказал я, резко толкаясь в него.
Он испустил глухой, долгий стон, но приподнял задницу еще выше.
— Я чувствую, как ты пульсируешь там внутри.
Вот черт. Его пошлости прикончат меня.
— Джек, — простонал он. — Трахни меня.
Я снова и снова вторгался в него под его всхлипы и стоны, и тихие мольбы о большем. Я был уже близко. В нем было так хорошо, его задница была такой теплой и скользкой, но мне нужно было почувствовать и его рот.
— Хочу тебя видеть. — Я медленно вышел из него. — Перевернись.
Он быстро сделал, как я велел. Поднял колени к груди, и я, глядя на его трепещущие ресницы, одним толчком вонзился в его жаждущее тепло. Когда при вторжении его рот приоткрылся, я обрушился на него, сплетаясь с ним языком. Руки Лоусона поднялись к моим волосам, затем легли на мою челюсть — он направлял мое лицо именно так, как ему было нужно.
Он целовал меня до тех пор, пока мы не начали задыхаться.
— Боже, ты так глубоко во мне.
От его слов мои яйца заныли. Рыча, я вбился в него, и вены на его шее вздулись от напряжения.
— Если ты продолжишь эти свои разговорчики, то я кончу.
— Да. — Руки Лоусона сжались вокруг меня. — Так хорошо, Джек. Именно этого я и хочу.
— Ты должен кончить первым, — сказал я, перенося вес на левую руку. Правой рукой я обхватил его член и начал ласкать его. На головке то и дело проступали капельки смазки, которую я захватывал большим пальцем и размазывал по стволу.
— О б…ь! — вскрикнул Лоусон. Его руки стиснули простыню. А потом его глаза распахнулись, рот раскрылся, он всем телом напрягся, и его член запульсировал в моем кулаке и под вспышки молний выстрелил на его живот белыми струйками спермы.
Я погрузился в него до упора, раздвигая его ноги все шире и трахая языком его рот, пока он пульсировал в оргазме вокруг моего члена.
Теперь я мог не спешить. Когда он удовлетворенно обмяк, я отпустил его член и наклонился к нему. Его тело расслабилось, стало податливым, и я начал двигаться медленнее, погружаться все глубже и глубже. Он положил руки на мои скулы, и мы целовались, пока я любил его — неспешно, наслаждаясь каждым мгновением внутри. Постепенно наслаждение достигло предела, и я кончил, пока Лоусон держал в ладонях мое лицо.
Когда я излился в презерватив в глубине его тела, он выдохнул и в изумлении прошептал:
— Я чувствую каждый толчок.
Он целовал меня, пока оргазм волнами окатывал мое тело, и обнял, когда я, задыхаясь, упал на него. То, что я пережил, было не просто физической кульминацией. Что-то сместилось внутри меня. Мое сердце влюбилось в него.
Я ощущал у груди биение его сердца и гадал — надеялся — чувствует ли он тоже самое.
Пальцы Лоусона вычерчивали узоры на моей спине. Я медленно выскользнул из него, скатился с кровати, чтобы выбросить презерватив, а он натянул на себя одеяло. Когда я вернулся, он улыбнулся моему обнаженному виду и отогнул для меня край одеяла. Я забрался в кровать, и он устроился на сгибе моей руки. Я поцеловал его в висок.
— Хочешь в душ?
— Нет. Просто хочу лежать здесь. Уснуть с тобой рядом.
Я отодвинулся и приподнял его лицо за подбородок, чтобы заглянуть ему в глаза.
— Ты остаешься на ночь?
Он улыбнулся мне.
— Ты против?
Я снова устроил его в своих объятьях и прижал к себе.
— Наоборот.
Он с минуту молчал, но по его дыханию я знал, что он еще заснул.
— В общем… секс с тобой изумителен.
Я хохотнул.
— То же самое я мог бы сказать и о тебе.
— Так скажи.
Я все еще улыбался во весь рот.
— Секс с тобой изумителен.
Он счастливо вздохнул.
— Спасибо.
Снаружи лил дождь. Я поцеловал его в лоб.
— Он не просто изумителен, а лучше. Как и ты сам.
Он замер, потом поднял голову и посмотрел на меня.
— И ты.
Его лицо казалось эфемерным в серебристом свете ночи. Я с трудом сглотнул.
— Скажи мне, что я не одинок в том, что чувствую.
Не знаю, что он искал на моем лице, внимательно изучая его.
— А что ты чувствуешь?
— Что это нечто особенное. И чем оно ни было, оно не должно заканчиваться с твоим отъездом в Мельбурн.
Он впился взглядом в мои глаза.
— Я не хочу, чтобы это заканчивалось.
— Я тоже.
— Обещай, что мы придумаем выход.
За окном бушевала гроза, грохотал гром и молнии разрывали небо — творилось настоящее безумие. Но я еще никогда не чувствовал такого спокойствия и умиротворения, как в этот момент.
— Обещаю. — Я помахал ресницами у его щеки, и он улыбнулся.
— Ты первый, кто подарил мне поцелуй бабочки.
— Правда? Но ты же эксперт по бабочкам.
Он поцеловал меня долгим, нежным поцелуем, а потом, вздохнув, отстранился и устроил голову у меня на груди.