– Перестань, Кайман. Расслабься, – говорит он, цитируя меня.
Скрестив руки на груди, я посылаю ему сердитый взгляд. Хихикая, он делает еще один кадр, затем подходит к комоду, кладет камеру в чехол и протягивает ее мне.
– Развлекайся со своими куклами.
– Спасибо.
Его внимание переключается на что-то выше моего плеча. Когда я оборачиваюсь, то с удивлением замечаю его отца прямо позади меня.
– Мне показалось, ты тут со съемочной группой. Не знал, что ты одна из подруг моего сына. – Он протягивает руку. – Блэйн Спенс.
Я пожимаю его руку.
– Кайман Майерс, – произношу практически шепотом. Я еще шокирована, что он подошел к нам. Он хочет забрать камеру?
– Приятно познакомиться, – говорит он вполне искренне. Он использует другой стиль общения со своим сыном? Затем он поворачивается к Ксандеру. – Александер, многие из тех фотографий превосходны.
Лицо Ксандера мгновенно каменеет.
– Хорошо. В таком случае я закончил.
– Я бы хотел, чтобы ты поработал с дизайнером над сайтом и флаерами.
– У меня не так много свободного времени, школа и все остальное, но, может быть, получится выкроить немного времени через пару недель. – Он кладет руку мне на поясницу, пытаясь быстро выпроводить меня из комнаты, и я подпрыгиваю от удивления, но не препятствую.
– Было приятно познакомиться, – бросаю я через плечо.
– Александер.
Он останавливается.
– Угу?
– Да, – исправляет мистер Спенс, челюсти Ксандера напрягаются.
– Да? – саркастично повторяет он.
– Благотворительный вечер твоей мамы через четыре недели. Твое присутствие обязательно. И к тому моменту вся реклама должна быть готова.
Мы выходим в холл, и Ксандер говорит:
– Надеюсь, ты делаешь заметки. Как видишь, я не хуже тебя способен подвести семью.
– Делаю. – Последний человек на Земле, который хотел бы, чтобы мы с Ксандером гуляли и притворялись, что встречаемся, – моя мама (в его случае – отец). Конечно, для этого маме пришлось бы об этом узнать. И в этом мы с Ксандером отличаемся. Я его не использую. – Много заметок. Когда мама просит меня что-нибудь сделать. – Указываю на дверь, из которой мы только что вышли. – Я делаю это и притворяюсь, что мне безумно нравится.
– Как грубо. – Он награждает меня полуулыбкой, что меня очень злит, так как эта фраза стоит настоящей, широкой улыбки.
Он нажимает на кнопку вызова лифта.
– Итак, хочешь стать фотографом?
– Возможно.
– Я подумал, что тебе понравится. Ты как-то сказала, что любишь науку, которая требует наблюдения за предметами и внимания к деталям. Ты хороша в этом, а эти черты необходимы, когда смотришь на мир через объектив.
Я удивленно смотрю на него.
– Что? – спрашивает он.
Понимаю, что, должно быть, уставилась на него в шоке, поэтому быстро отворачиваюсь и смотрю на наше размытое отражение в дверях золотого лифта.
– Я... спасибо... что заметил.
Он пожимает плечами.
– Я просто пытаюсь найти что-то, что тебе придется по душе. Ты следующая.
– Да. Что ж, поскольку мы подбираем профессию по характерным чертам, я должна найти такую, которая включает в себя глажку футболок и использование огромного количества геля для волос.
Он проводит рукой по волосам.
– Я использую очень мало геля. – Мы едем вниз. – В следующую субботу, в то же самое время?
Я мысленно пытаюсь представить расписание магазина, но не могу вспомнить, запланированы ли у нас очередные посиделки.
– Угу... да, – исправляюсь я, улыбаясь Ксандеру, чтобы он понял, что мне тоже не понравилось исправление его отца. – Договорились. – Мы ждем, пока подгонят машину. – Чуть не забыла, надень одежду похуже.
Глава 16
В следующую субботу я встречаю Ксандера на обочине, желая избежать ситуации, произошедшей на прошлой неделе. Мама все еще верит в «друга из школы» и пока не настаивает на знакомстве с ним. И я не собираюсь что-либо менять.
Не замечая меня, Ксандер заглушает двигатель и вылезает из машины.
На нем потрясные джинсы, футболка и кожаные мокасины. Я указываю на его одежду.
– Серьезно? Разве я не говорила надеть самую ужасную одежду?
Он подходит прямо ко мне. На самом деле Ксандер на голову выше меня, однако сейчас, когда он стоит на дороге, а я на обочине, мои глаза находятся на уровне его подбородка.
– И тебе привет. – Мы не виделись с ним в течение целой недели. Он уезжал куда-то по делам бизнеса со своим отцом. На секунду мне кажется, что Ксандер хочет меня обнять, и у меня перехватывает дыхание, но он переводит взгляд на свой наряд. – Это и есть моя самая ужасная одежда.
Я пихаю его, удовлетворяя свой порыв к нему прикоснуться.
– Ты ужасен. – Но я знаю, что он не шутит. – Ладно, тогда сначала нам нужно будет кое-куда заехать.
Мы проезжаем несколько кварталов, и я указываю на парковку перед магазином «Армия спасения».
– Первая остановка – новая одежда. Пошли. Приоденем тебя.
Мы заходим в магазин, и нас встречает запах старой мебели. Это напоминает мне о Скай, поскольку мы часто проводим время в подобных местах.
– Размер обуви? – спрашиваю я.
– Двенадцатый... Подожди... мы выбираем здесь обувь? Не уверен, что смогу носить поношенную обувь.
– Кажется, ты сказал что-то философское. Теперь забудь об этом, малыш, потому что иначе ты испортишь свои ботинки.
– Я готов их испортить.
– Подожди, я разве дала тебе выбор? Нет, конечно, ведь ты все равно сделал бы неправильный. Поэтому мы покупаем обувь здесь. – Я тяну его в отдел с обувью. Есть всего три пары его размера. Я выбираю самые отвратительные: высокие ботинки с кислотно-желтыми шнурками. Затем заставляю его примерять одежду.
Пока он в примерочной, я хожу по отделу с толстовками. Передвигая вешалки, я резко останавливаюсь. Между отвратительным неоново-оранжевым свитшотом и голубой университетской толстовкой весит черное платье, расшитое бисером, с небольшим вырезом и коротким рукавом. Я проверяю размер. Как раз. Прикусываю губу и смотрю на ценник – сорок долларов. Дороговато для секонд-хенда. Но цена оправдана – платье винтажное. Лучшее, которое я когда-либо находила. И то, что оно спрятано между толстовками, говорит о том, что кто-то его уже присмотрел и спрятал, надеясь за ним вернуться. Но все равно сорок долларов – для меня слишком дорого. Мне так и не заплатили за этот месяц, и я сомневаюсь, что заплатят вообще. Мама не может себе этого позволить. Хотя моя крошечная зарплата не нанесет сильный урон нашему бюджету, зато позволит мне чувствовать себя несколько лучше.
– Я стараюсь не думать о том, кто носил это раньше, – кричит Ксандер из примерочной.
– Тебе нужен носовой платочек или ты прекратишь плакать? Выходи и дай мне на тебя взглянуть.
Я передвигаю вешалку со следующей толстовкой, чтобы закрыть черное платье. Даже если бы у меня и были такие деньги, куда бы я ходила в этом платье? На какое-нибудь вычурное мероприятие с Ксандером? Надеюсь, я не превращусь в девушку, мечтающую о парне, которого она никогда не получит.
Шторка в примерочную распахивается, и, застегивая нижние пуговицы на фланелевой рубашке, выходит Ксандер.
– Чувствую себя идиотом.
– Иногда это даже полезно. Теперь тебе нужна толстовка.
– У меня есть пиджак.
– Ты имеешь в виду свой очень дорогой пиджак? Не-а, так не пойдет. – Я вытаскиваю ближайшую серую кофту и кидаю ему.
– Отлично, я переодеваюсь назад в свою одежду.
– Нет, парень, тут ты будешь носить эти вещи. Поторапливайся, встретимся у кассы. – Я бросаю последний взгляд на платье и ухожу.
Кассирша смотрит на нас в недоумении.
– Вот, – говорю я, поворачивая Ксандера. Отрываю ярлыки с петли на джинсах и с рукава кофты, а затем протягиваю ей толстовку и обувь.
– С вас пятнадцать долларов, – говорит она.
Ксандер протягивает ей двадцатку.
– Пятнадцать? За это все?
Он все еще удивлен, когда мы идем обратно к машине.
– На прошлой неделе я купил носки за тридцать долларов.
– Потому что ты идиот.
– Спасибо.
– Кстати, мне нравятся твои новые ботинки.
Он закатывает глаза.
– Если унижение – твой вариант профессии, то могу ответить сразу: я в этом не заинтересован.
– Но у тебя так хорошо получается.
***
Мы приезжаем на кладбище, и Ксандер смотрит на меня.
– Что мы здесь делаем?
– Исследуем твой потенциал.
– Здесь?
– Помнишь, что я сумасшедшая? Пошли.
Я привела его сюда по нескольким причинам. Во-первых, это бесплатно, а у меня нет денег, чтобы устроить для него что-либо равное фотосессии. Во-вторых, я считаю, что Ксандеру нужно немного испачкать руки, расслабиться. Конечно, он в хорошей форме, но он понятия не имеет, что я для него приготовила.
– Здравствуйте, мистер Локвуд, – приветствую я, входя в похоронное бюро, которое располагается на пригорке. Папа Скай очень крутой. Он, со своими длинными белокурыми волосами и крючковатым носом, выглядит так, как и должен выглядеть обитатель кладбища. Меня всегда интересовало, владеет ли он этим кладбищем из-за своей внешности или же он выглядит так, потому что владеет кладбищем.
– Привет, Кайман. – Он протягивает две лопаты. – Вы уверены, что хотите это сделать?
– Да. – Я забираю лопаты.
– Хорошо, я уже начал, чтобы вы знали ее размер. Она прямо за дубом. – Он достает из кармана рацию и протягивает ее мне. – Если будут вопросы, обращайтесь.
Я передаю Ксандеру лопату.
– Хорошо.
– Могильщик? – возмущается Ксандер, когда мы направляемся к месту. – Серьезно? Ты действительно считаешь, что я захочу копать могилы?
– Это не просто копание могил, Ксандер. Речь идет об атмосфере. Спокойная жизнь в окружении мирной смерти.
– Да, ты сумасшедшая.
***
Земля прилипла к его волосам и размазана по щеке. Но даже в таком виде его уверенность в себе и напряжение заметны невооруженным взглядом.
– Мы же не будем здесь похоронены, верно?
– Ты поймал меня.
– Ты же не думала, что я захочу этим заниматься, не так ли?
Никогда.
– У меня были сомнения.
– Хотелось бы захватить с собой перчатки. – Он раскрывает ладонь, и я вижу на ней кровавый волдырь.
Я ахаю.
– Ксандер!
– Что?
Я беру его руку и начинаю рассматривать ее вблизи, аккуратно прикасаясь к поврежденной коже.
– Ты не сказал, что это калечит твои руки. – Я использовала рукава толстовки вместо перчаток, его же для этого слишком короткие.
– Все не так уж плохо.
Я достаю рацию.
– Мистер Локвуд, думаю, мы закончили.
– Яма еще недостаточно глубокая, – говорит Ксандер.
– Знаю. Я говорю, что мы закончили.
Сначала по рации слышится какой-то шум, а потом мистер Локвуд говорит:
– Значит, я отправляю трактор?
– Да.
– Подожди, – говорит Ксандер, – трактор докопает яму за нас?
– Да, они уже давно не копают вручную. Я подумала, что будет весело.
– Я тебя убью.
– Это просто идеальное место.
Он делает мне подножку, выбивая почву из-под ног, но подхватывает и аккуратно укладывает на землю. Я хохочу, пока пытаюсь выбраться, но Ксандер, усевшись на меня и одной рукой прижав мои запястья над головой, крепко удерживает меня на месте. Другой рукой он черпает горсть земли и втирает ее мне в волосы.
Я смеюсь и продолжаю бороться, но потом понимаю, что он замер. Внезапно я начинаю очень остро ощущать каждое соприкосновение его тела с моим. Он встречается со мной взглядом, и его захват на запястьях ослабевает. У меня в груди зарождается паника, поэтому я хватаю немного земли и кидаю ему в лицо. Он стонет, скатывается с меня и ложится на бок, опираясь на локоть.
Некоторое время я лежу на мягкой земле. По шее пробегает холодок. Не знаю, действительно ли я что-то сейчас предотвратила или же это была лишь игра моего воображения.
Ксандер глубоко вздыхает.
– После недели, проведенной с отцом, мне было это так нужно.
– Он строг с тобой.
– Он строг со всеми.
– Сожалею.
– Не стоит. Я справляюсь.
Я видела, как Ксандер «справляется». Молчит, отстраняется и замыкается в себе. Но если это ему помогает, то кто я такая, чтобы ему перечить? Я сама далеко не всегда нормально общаюсь со своей мамой.
Моя спина болит, но лежа я чувствую себя прекрасно. Глаза закрываются. Тут очень спокойно, словно тишина и стены из грязи защищают меня от окружающего мира. Может быть, именно здесь я смогу позабыть обо всех проблемах в своей жизни. Позабыть, что я семнадцатилетняя девушка, проживающая жизнь сорокалетней женщины. Мысли об этом даруют мне ощущение, будто на мою грудь вывалили две тонны земли, чего я никак не ожидала.
– Что случилось?
Я открываю глаза и вижу Ксандера, уставившегося на меня.
– Ничего.
– Мне так не кажется. Ты больше не играешь в свою игру.
– Что за игра?
– Та, в которой ты не упускаешь возможности надо мной поиздеваться. – Он смотрит на свою руку. – Ты смогла бы отпустить миллион шуток на эту тему. – Ксандер снова демонстрирует мне свой волдырь.
– Знаю. Я действительно должна была пройтись по твоим нежным, холеным ручкам.
– Точно. – Он убирает кусок грязи с моей щеки. – Ну и? Что случилось?
– Иногда я чувствую себя старше своих лет. Вот и все.
– Я тоже. Именно поэтому мы все это и начали. Чтобы веселиться. Чтобы перестать волноваться об ожиданиях, возложенных на нас, и понять, чего мы сами хотим от жизни.
Я киваю.
– Мой отец бы умер, если бы увидел меня здесь.
– Вероятно, нам следовало его пригласить?
Ксандер смеется.
– Он скорее бы умер, чем пришел сюда.
– Ну, вообще-то, именно так он здесь и окажется.
Он снова смеется.
– Ты отличаешься, Кайман.
– От кого?
– От любой девушки, которую я когда-либо встречал.
Учитывая, что у всех девушек, с которыми он общался, денег больше, чем у меня, раз в пятьдесят, отличаться от них – не такой уж и великий подвиг. От этих мыслей мои глаза щиплет.
– Это будоражит. Ты заставляешь меня чувствовать себя нормальным.
– Да. Мне следует над этим хорошенько поработать, потому что ты очень далек от нормального человека.
Он улыбается и игриво толкает меня в плечо. Мое сердце ударяется о ребра.
– Кайман.
Я беру еще одну горсть земли и размазываю по его шее, а потом быстро пытаюсь убежать. Он обхватает меня сзади, и я вижу его руку – полную земли, – приближающуюся к моему лицу, но внезапно мы слышим сигнал трактора.
– Ты спасена могильщиками, – говорит он.
Глава 17
Ксандер встает и помогает мне подняться. Мы выкидываем лопаты из ямы, затем он подсаживает меня и выбирается вслед за мной.
Когда мы возвращаемся к похоронному бюро, Ксандер перекидывает наши лопаты через плечо и говорит:
– Значит, здесь живет твоя лучшая подруга? – Я киваю, и он смеется. – Ты живешь над магазином фарфоровых кукол, а твоя подруга – на кладбище. Ты выросла в окружении жутких вещей. Есть хоть что-то, чего ты боишься?
Ты.
Он встречается со мной взглядом, будто читая мои мысли, ну, или же они написаны у меня лице.
Я откашливаюсь.
– Собаки.
– Тебя когда-нибудь кусала собака?
– Нет, но даже мысли об этом достаточно.
– Занятно.
– Ох, я тебя умоляю. Не анализируй это высказывание. У собак острые зубы, и они кусают людей.
Он смеется.
– Что насчет тебя? Чего ты больше всего боишься?
Размышляя, Ксандер вертит на плече лопату. То ли он не хочет со мной делиться, то ли ничего не боится, потому что для ответа ему требуется время.