— Если американцы вас поймают, сочтут за талибов и утащат на свою базу, мы вас постараемся спасти. Но если вас поймают талибы, никто вам не поможет!
Ну не поможет, и ладно. Оставив рюкзаки в посольстве, мы пошли в город, чтобы отпраздновать встречу.
По дороге увидели посольство США в Кабуле — настоящая крепость. Ограждено огромными ящиками и контейнерами с песком, колючая проволока, заборы, вышки. Загородились так, что никакой таран не пробьёт, машина, будь она даже начинена атомными бомбами, внутрь не прорвётся. Живые американцы пешком по улицам не ходят — вероятно, им это строжайше запрещено. А наше российское посольство ограждено обычным посольским забором, и дипломаты, МЧСовцы и другие работники вполне благополучно выглядывают из ворот посольства и даже ходят пешком в соседний квартал, где тоже обитают русские. Но, конечно, ни один дипломат или сотрудник не выходит пешком за пределы посольства вне "дипломатического района", не говоря уже о том, чтобы поехать по стране без джипа и охраны. Глядя на нас, все посольщики шибко удивлялись.
* * *Сегодня — мороженое, телефонные звонки в Москву и Петербург, распивание газировки, обмен впечатлениями. Обсуждали дальнейший путь. Наши друзья уже посетили пакистанское посольство и узнали, что виза там выдаётся на следующий день, но стоит аж сто долларов. А вот китайское посольство выдает визы всего за $30, но только гражданам Афганистана. Трое главных монстров автостопа задумали поехать в Пакистан, но визу пока не заказали (чтобы она не успела просрочиться).
Мы с Книжником намеревались сделать иранскую визу, но тоже не сейчас, а потом, в Герате. Погуляли по городу и часа в четыре дня вернулись в дипломатический квартал, где бродили наши посольщики, МЧСовцы и другие люди без бород, с советскими лицами и короткими рукавами.
На высшей точке Кабула
Рядом с посольским кварталом находилась гора, типа плоскогорья. Не очень высокая — может быть, сто метров высотой, но весьма обширная и длинная. Поросшая колючками. Мы решили провести ночь на этой горе. Зданий там не было, зато наверху, над всем Кабулом, возвышалась десятиметровая вышка для прыжков в воду! С остатками металлической лестницы, настоящая бассейновая вышка о четырёх площадках. Под ней, на горе, находился открытый бассейн, большой, и, конечно же, пустой. Наверное, это было изобретение советских архитекторов. Но в стране засуха, дефицит воды, и сколько надо энергии, чтобы закачать воду на вершину горы! Если бы вместо бассейна был водонапорный резервуар, это можно было бы понять, но строить на вершине горы бассейн?.. Итак, мы купили длинный зелёный арбуз и отправились на гору.
Вслед за нами наверх последовали наши фанаты, припосольские дети. Всё афганское юное поколение, восьми-двенадцати лет, кому повезло жить в районе российского посольства, очень любили русских и знали по нескольку русских слов, а некоторые даже могли общаться. Среди нас наибольшей любовью детей пользовался Книжник, так как он играл на гитаре и пел песни (иногда, по многочисленным просьбам собравшихся). Итак, мы поднялись на гору во главе процессии фанатов; Книжник взял огонь на себя, отвлекая их песнями, пока Лекай и Шарлаев обследовали вышку, а Кирилл ходил в мечеть (у подножия горы). Вышка оказалась вполне пригодной для ночёвки; кое-где оставались даже перила. Мы перенесли рюкзаки, распустили по домам зрителей и призвали Книжника, который сперва опасался лезть наверх, но потом всё же присоединился к нам. Знамя Академии Вольных Путешествий подняли наверх и сфотографировались с ним. Ура! Наш флаг — и мы — над Кабулом!
Ветер гулял над вечерним городом, и бетонная вышка раскачивалась под влиянием ветра. С.Лекай кочегарил на примусе чай, обставив его от ветра пенкой и рюкзаками. Внизу красовался идиотский сухой бассейн; прыгать в него не хотелось. Длинная плоская гора, над которой мы находились, делила Кабул на две равные части, и город расстилался под нами плоским ковром справа и слева. Весь город был ровным и малоэтажным, только с одной стороны виднелся квартал советских блочных типовых домов (о чудо!), и вдали — высотное здание какой-то гостиницы этажей на двенадцать. Больше небоскрёбов в городе не наблюдались; может быть, их разбомбили, а вероятнее всего, их и не было. Края ковра-города поднимались на соседние горы; на одной из них я ночевал вчера, километрах в шести отсюда.
Солнце зашло, в городе включили свет. Муэдзины всей столицы начали свою бесконечную перекличку. Мы с Кириллом залезли на самую верхнюю площадку и совершили намаз на высшей точке вечернего Кабула. Потом было фотографирование ночной столицы. Спустились; разрезали арбуз; поспел и чай; достали кексы и лепёшки. Книжник затащил наверх гитару и пел песни. Ветер раскачивал вышку.
Не успели съесть арбуз, как снизу послышались голоса, передёргивание автоматов, недружелюбные звуки. Вышка была вся в рытвинах от пуль и снарядов, что наводило на определённые мысли. Но их тоже можно понять: какие-то неизвестные заняли высшую точку Кабула, и кто знает, что у них (у нас) на уме? Вдруг мы снайперы? Ведь отсюда простреливается вся столица!
Мы с Шарлаевым спустились вниз, осуществить мирные переговоры.
— Сидим, арбуз едим, чай пьём, на гитаре играем, отдыхаем культурно, примус кочегарим, никого не трогаем, — объяснили мы.
Двое солдат недоверчиво рассматривали нас. Один решил таки подняться и проверить; второй сторожил внизу.
Первый, поднявшийся, так удивился, что застрял на нашей площадке и долго глазел. Действительно, на вышке оказался примус, чай, гитара, арбуз и иностранцы. Что делать, солдат не знал, сидел на корточках и смотрел.
— Башир! Ты там что, помер? — кричал второй солдат снизу. — Ты как хочешь, а я пошёл!
И нижний ушёл от необычного подальше; вскоре удалось сплавить и Башира. Ещё несколько раз до полуночи подходили всякие солдаты, кричали что-то, интересовались, мы спускались вниз с переговорами. Наконец я уже рассердился и стал вежливо отшивать солдат.
— Шома мирид шома хана, — популярно объяснял я, — ты иди твой дом спать, иди домой, пешком иди домой, мы спим здесь, ты спишь там, иди домой, бурубахайр! счастливого пути!
Солдаты удивлялись. Обещали, что приедут американцы и нас снимут. Под конец всё же все разошлись по своим домам спать, а мы расстелили спальники на вышке. Американцы не пришли. Книжник спал внизу, опасаясь, что его тяжёлое тело сверзится ночью вниз.
4 августа 2002 / 13 асада 1381Проснулась столица, проснулись и мы. Сначала я, потом Кирилл совершили малое омовение (воду в бутылках принесли снизу, ещё вчера) и намаз на вышке. Сфотографировали флаг АВП над Кабулом. Дети при-посольских кварталов начали своё паломничество на освящённую нами гору. Сухой бассейн под вышкой, куда мы вчера выбросили корки арбуза, — оказался спортзалом для занятий ушу. Афганские спортсмены спустились в бассейн и ровными рядами плавно тренировались под нами. Наверное, удивлялись, откуда в бассейне возникли остатки арбуза. Мы раньше не подозревали, что бассейн как-то используется.
Появились опять какие-то солдаты, на этот раз не пешком, а на джипе и мотоцикле. Это оказались миротворческие англичане. Поговорили, мирно расстались. Один из англичан покатал на мотоцикле афганского ребёнка, к большому удовольствию оного. Мы спустились с вышки, сфотографировали англичан. А также друг друга, с флагом АВП, на фоне Кабула и очередного танка, неизвестно когда забравшегося на гору. Спустились к посольству.
Пообщались ещё раз с консулом и другими работниками посольства, передали им оказию на Родину в виде книг, фотоплёнок и писем. С главпочтамта позвонили домой.
Планы у нас были таковы. Двое, я и Книжник, намеревались поехать в Кандагар, а затем в Герат. Там мы собирались заглянуть в иранское консульство, и, вероятно, вернуться домой через Иран.
В.Шарлаев и С.Лекай тоже собрались в Герат, но не через Кандагар, а по высокогорной дороге, более короткой по расстоянию и медленной по скорости. Потом они намеревались поехать в Кандагар и Кабул, получить пакистанскую визу и поехать в Пакистан, а затем через Кашмир в Китай. К.Степанов планировал ехать так же. Через неделю мы наметили встретиться в Герате. (Так потом не встретились.)
Сперва мы расстались с В.Шарлаевым и С.Лекаем. Втроём — Книжник, Кирилл и я — мы направились на выезд из Кабула. Думали, что доедем вместе до выезда, а потом разойдёмся, но вышло иначе. На трассе нас подобрал микроавтобус; в нём был водитель, какая-то мебель и англоговорящий интеллигентный афганец лет сорока. В очках, что большая редкость в этой стране. Это был хозяин машины, местный большой начальник; он ехал из Кабула к себе домой, в деревню около Шейхабада. Мы втроём поехали с ним и не пожалели об этом.\
В образцовой деревне Чак-Вардак
Наш новый друг оказался начальником целого района, содержавшего 45 деревень. Он отлично говорил по-английски, регулярно ездил в Америку на заработки и имел ещё пять братьев, четверо из которых жили и работали в США. Отец его был какой-то знаменитый афганский генерал, и все дети отца были офицерами, но ушли из армии с приходом "Талибана".
— Талибы развалили армию и всё хозяйство, — объяснял он, — это же надо такое придумать: во главе армии — имам! Во главе армии должен быть офицер, а не имам! А ещё: директор школы — имам! Директор школы должен быть педагог, а не имам! Имам должен быть в мечети! А ещё: руководитель завода, фабрики — имам! Там должен быть инженер, а не имам! И руководитель государства тоже имам… Политик должен быть, а не имам! Поэтому мы и ушли из армии. Четверо братьев уехали в США, один остался здесь (он, кстати, учился в СССР и говорит по-русски, я вас познакомлю), а я мотаюсь туда-сюда, привожу деньги оттуда и вкладываю их сюда.
Тем временем в каком-то посёлке машина свернула с магистральной гравийной дороги на просёлочную грунтовку. Хозяин объяснил:
— Сейчас уже вечер, я вас отвезу к себе в Чак-Вардак, вы там вымоетесь, постираетесь, отдохнёте, переночуете, а завтра поедете дальше. Согласны?
Хотя было ещё совсем не поздно — часа три дня, — но нам было интересно побывать в афганской глубинке, и мы, конечно, согласились. Дорожка, по которой мы ехали, петляла по высохшим, пыльным холмам, только сухие колючки росли здесь, и то редко. Но, удивительно, и тут жили какие-то люди! Чёрные большие палатки-шатры, и мелкими точками стада вдалеке.
— Это кочевники, стопроцентнто чистые афганцы, — объяснил хозяин, — у них есть стада верблюдов и овец. Именно эти люди — на 100 % чистокровные представители афганского народа!
Мы удивились, как они живут без воды и безо всего. Но тут за очередным холмом показалась долина, окружённая настоящими горами, не особо зелёная, скорее серая долина, с мелкими домиками, раскиданными на большой площади. Дорожку перегородил шлагбаум. К нему уже бежал со всех ног сторож с ружьём и открыл шлагбаум шефу. (Позже мы узнали, что ночью он ходит с автоматом, а днём с ружьём.)
— Я много где побывал, и в Америке, и в Азии, но всегда возвращаюсь сюда, и я люблю эту долину, потому что она — моя родина! — произнёс хозяин машины и всей окружающей местности. Деревня называлась Чак-Вардак, по имени его отца, известного генерала; мужик сам тоже был Вардак, и вся местность вокруг была Вардак, да и вся провинция (область) тоже называлась Вардак. Название вроде «Ивановское»: и город Иваново, и сам Иванов, и отец Иванов, и область Ивановская. Машина остановилась на холме, основная деревня была внизу, а справа был один аккуратный одноэтажный дом. Мы вышли из машины, и хозяин показал нам сверху, с холма, свои владения.
Это, справа, дом для гостей. Сейчас мы направимся туда, там вы сможете привести себя в порядок, там мы поужинаем, а потом мы пойдём и вы увидите всё вблизи. Там вот, внизу, у нас школа-интернат, где учатся тридцать пять детей, у которых нет родителей; там же они и живут. Там строится новая мечеть, там общественная кухня, там новая больница, тоже недавно построенная, а вот там, на противоположном холме, большой дом, в котором жил мой отец, и сейчас я там живу. Дальше, в долине раньше протекала река, но уже четыре года, как у нас жара и засуха, и река высохла. Это очень плохо для сельского хозяйства, теперь воду приходится качать из-под земли, с глубины сто метров. Дальше вы видите горы, зимой на них лежит снег. А дальше тоже находятся деревни, всего в них живёт двадцать пять тысяч человек, а эта деревня главная. Большинство людей, живущих в этих деревнях, никогда не были в городе, никогда не видели Кабула и даже никогда не видели большой дороги, по которой мы ехали. У них нет телевизора и газет, большинство из них не умеют читать; они никогда не видели окружающего большого мира. А мы пока пойдём пить чай.
За чаем зашёл разговор о "Талибане".
— Да, во времена талибов было много проблем. Нужно было носить длинную бороду, чем больше, тем лучше. Тебе (он показал на Книжника) тогда сказали бы: вот, хороший человек, а про тебя (показал на безбородого Кирилла): человек нехороший. Раньше, при коммунистах, если я ходил в мечеть, меня могли посадить в тюрьму; при талибах стало всё наоборот: если я не ходил в мечеть, меня сажали в тюрьму. Но никто не возражал, талибы очень твёрдо навели свой порядок, и все сотрудничали с «Талибаном» — время было такое.
Крестьяне в деревнях очень любили «Талибан». После ухода советских войск появилась преступность, хаос, война, перестрелки, бандитизм. А при талибах всё это кончилось. В те времена каждый человек ложился спать спокойно! Он знал, что с ним ночью ничего не случится. И он знал, что ему делать завтра! Что пять раз в день нужно сходить в мечеть, слушать проповеди, и он был спокоен и уверен в завтрашнем дне. Спокойствие и мир! В сельской местности все были за «Талибан». Не удивляйтесь, и я тоже сотрудничал с «Талибаном», как и все руководители на местах. Вот, посмотрите! — и он показал на большую парадную фотографию на стене гостевого дома.
Там был изображён наш собеседник, но в ином облике (в халате и чёрная борода лопатой), а справа и слева от него стояли важные старики в чалмах: вероятно, большие начальники талибских времён.
— Вот с такой бородой я ходил! А теперь я и все другие местные начальники укоротили бороды и живём при новой власти.
— А как вам новая власть? Как Хамид Карзай? Что о нём говорят в народе?
— Пока присматриваются, настороженно присматриваются. Ведь у нас, в Афганистане, уже двадцать пять лет, — что творится? Нас всё время учат жить. Как мы устали! Пришли советские войска, потом пакистанцы (талибы же, идеи и руководство всё, были из Пакистана), теперь американцы подсунули нам Карзая. А пользы от них нет. Никакого производства нет. Мы ездим за границу и зарабатываем деньги. Потом мы возвращаемся и тратим их, чтобы покупать иранские, пакистанские, индийские, китайские товары. Посмотрите — всё у нас привозное, а правители всё разговаривают и сменяют друг друга. А народ пока смотрит. Если реально что-то изменится, вот например дорогу, по которой мы ехали из Кабула, — если эту дорогу починят, люди подумают: вот, хорошо! А потом уйдёт Карзай, и будут его ругать. Это всегда так бывает.
* * *Вечером — экскурсия по посёлку. Общественная кухня, в которой готовится пища на семьдесят человек — как говорят в России, «малоимущих». Насосная станция, качающая воду со стометровой грубины. Продовольственный склад с тетрадью записей, чего сколько осталось. Школа-интернат для детей. Семь или восемь аккуратных, одинаковых классов — конечно, без парт и стульев, из мебели только циновки и классные доски. В каждом классе на стене нарисована схема Афганистана, где, как на разноцветном лоскутном одеяле, обозначены все провинции. Дети в одинаковых белых халатах и в часах, которые начальник привёз из Америки; детей человек тридцать. Один из них слепой, в чёрных очках, его водят за руку. Деревенская больница, новая, чистая и аккуратная; ничего лишнего, как и в школе. Бородатый врач надел белый халат и позволил себя сфотографировать у стеклянного шкафа с лекарствами. Рядом с больницей — строящаяся мечеть.
Все сооружения, будь то школа, больница или гостевой дом, были построены недавно, в одинаковом простом стиле, но со вкусом. В посёлке есть художник, и он разрисовал всё, кроме мечети, большими настенными картинами двухметрового размера. Вот изображён засыпанный снегом перевал Саланг (зимой), вот местные горы, вот нарисованы Файзабад и Газни, вот другие пейзажные картины; в больнице большой портрет Ибн Сины, а на другой стене — генерала, отца хозяина. Строгий мужчина с орденами, без бороды. (Интересно, за кого или против кого он воевал? Я не спросил.) В школе было не меньше десяти картин; местный художник старался на славу. Все пейзажи и лица были подписаны на местном и на английском языках.