Прощай, недружный мост, навсегда!
Посередине моста идут рельсы, и вот как раз появился навстречу нам товарный поезд; маневровый локомотив везёт десяток цистерн из Узбекистана на нашу, афганскую сторону. Да, афганскую сторону мы теперь можем считать «нашей». Не узбекскую же!
Ловим микроавтобус и едем из Хайратона домой. То есть на большую трассу.
То есть, в конечном итоге, домой.
Домой — на Пули-Хумри и Кундуз
Опять знакомая дорога, и узкая щель между двумя горами, и продавцы фиг, заворачивающие фиги в траву, как в гнёзда, и пустыня, и опять караваны, и опять Хулм, а потом Саманган. Пятница, вечер, машин мало, зато много бездельников — детей и молодых безбородых парней — разглядывают нас. Некоторые задают по английски одни и те же бестолковые вопросы: привет! откуда? как поживаете? как дела?
— Наши дела очень плохо, мы хотим спать, давайте приглашайте нас в гости, — отвечали мы, но никто нас не приглашал.
Мы шли и стопили, опять шли, опять стопили (но все грузовики сворачивали, а легковушки притворялись локальными такси), отгоняли зрителей, а они собирались вновь. Наконец какой-то очередной англоговорящий велосипедист вроде бы согласился повести нас в гости.
Нам расстелили постель на каком-то поле, принесли ужин, задавали вопросы о нашем путешествии, о религии и т. п.; собрали соседей и родных, но среди них оказался человек с рацией. Мы уже знали, что обладатель рации обычно стукач или мент. Стоило нам поужинать, за нами приехала машина с солдатами. Нас снова подозревали в аль-каидизме, а улики я сам же в разговоре случайно и подкинул. И вот они пересказывают их друг другу. Улик три:
1. Борода — оружие аль-каидизма (в руках иностранца, вернее на лице иностранца; местные бородатые никогда аль-каидами не бывают).
2. "Он был в Пакистане!" — Сами они и спросили меня, был ли я в Пакистане, а я честно и ответил, что да. Любое слово может быть истолковано против тебя!
3. Самое нелепое обвинение: "Он знает суры из Корана!" Все афганцы знают суры из Корана, и сами же всегда заводят религиозный разговор, но иностранец, знающий суры, наверняка Аль-Каида!
В сегодняшнем Афганистане (лето 2002 года) удобнее всего быть не-мусульманином, брить бороду, не знать ни одного слова по-арабски и не иметь в паспорте ни одной арабской визы. Тогда ни один стукач не заподозрит. Мне уже пришлось отодрать и выбросить сувенирную наклейку "Суданская таможня" (Судан — араби — Аль-Каида!), и про посещения прочих мусульманских стран я не рассказывал, если не спрашивали. Но здесь как-то вышло, что мы опять попались.
И нас отвезли в ближайшую военно-ментовскую часть на ужин и комфортный ночлег! Начальником оказался умный русскоговорящий человек, который не нашёл в нас никаких преступлений. Книжника, как всегда, просили сыграть на гитаре, но в сотый раз он объяснял, что "гитар хароб", не играет, сломана, и всем в сотый раз продемонстрировал её повреждения. Уснули в воинской части, нагло (в спальнике) сняв штаны, презрев тем самым афганский обычай — всю жизнь со штанами не расставаться.
17 августа 2002 / 26 асада 1381…Грузовик, содержащий полный кузов длинных арбузов, разговорчивого водителя и его помощника, направлялся в Кабул. Нас подобрал с интересом, но всю дорогу утомлял нас расспросами.
— А почему у вас бороды? Вы из Аль-Каиды?
— Нет, Аль-Каиды нет, — устало отвечали мы.
— У кого есть борода, значит он Аль-Каида, — уверенно сообщил водитель.
Сам он, кстати, имел бороду, но весьма короткую, типа "щетина".
— А ты сам Аль-Каида, — отвечал я, показывая на его бородёнку.
— Нет, Аль-Каиды нет, — отказывался водитель. — Ты Аль-Каида, а не я!
— Хамид Карзай — Аль-Каида? — поинтересовался я, намекая на бородатость нынешнего правителя.
— Хамид Карзай — Аль-Каида! — уверенно подтвердил водитель, записывая президента Афганистана в ряды злостных антигосударственных экстремистов.
Я удивился, но всё же ухватился за последнюю соломинку:
— Ахмад Шах Масуд — Аль-Каида?
— Нет, нет! Шах Масуд Аль-Каида нет! — отвечал водитель.
Я облегчённо вздохнул. Всё же не все бородатые люди оказались Аль-Каидами.
* * *В ближайшей придорожной харчевне водитель пересказал всем присутствующим наш диалог. Все посмеялись. Несколько бородатых сидели в столовой, и водитель подтвердил мои гипотезы, что все они — Аль-Каида. Нам надоело изучение бород, и пока водитель с помощником допивали чай, мы вынули рюкзаки из кузова и пошли вниз, в сторону Пули-Хумри, пешком.
Классификация афганцев.
Пока шли, я поведал Книжнику классификацию афганцев, которую составил в результате наблюдений. Основных типов я насчитал пять.
1. Добрый крестьянин. Как правило, пожилого возраста (от 40 лет и старше). Бородат. Совершает намаз. Говорит на языке дари, других языков не знает.
С удовольствием угостит продукцией своего огорода. К такому можно напроситься на ночлег.
2. Западник. Как правило, молодой (до 35 лет). Брит или короткобород.
Намаз обычно не совершает. Знает русский или английский язык. Прославляет Европу, Америку, Россию или иные страны, а свою не уважает. Мечтает перебраться в вышеуказанные страны.
3. Религиозный фанат. Среднего возраста. Бородат. Выполняет все предписания ислама и желает того же от других. Говорит на пушту, урду или на дари; европейскими языками не владеет. Бывает двух подвидов: а) добрый (позовёт в гости, подвезёт, накормит и т. д.); б) не самый добрый (первым делом начнёт религиозную беседу, под конец попросит денег за проезд).
4. Дурак. Как правило, молодой. Бритый или короткобородый. Языков не знает. Просто стоит и глазеет на вольного путешественника. Пользы не приносит. Встречается и особо опасный дурак: он видит в каждом потенциального нарушителя устоев и бежит стучать в полицию.
5. Женщина. В отдельном виде не встречается.
Большинство встреченных нами афганцев относились к одному из пяти указанных типов, а некоторые являлись их комбинацией. Дети тоже являются зачатками взрослых людей и встречаются всех категорий, но больше всего детей мы видели зачаточного первого и пред-четвёртого типа.
Вождей и деятелей современного Афганистана я тоже разделил, так:
1) первый тип — Ахмад Шах Масуд;
2) второй тип — Хамид Карзай;
3) третий тип — загадочный мулла Омар, а также Бен Ладен и иже с ними;
4) четвёртым типом, судя по логике классификации, были деятели советского Афганистана, лояльные СССР; но это лишь умозрительно, ибо ни портретов, ни жизнеописаний этих вождей я не видел, и никто не рассказал мне о них.
Интересно, что среди пожилых крестьян я ещё не встретил ни одного дурака.
Никогда крестьяне не собирались вокруг меня толпой, не пялились на меня, как на слона, не сдавали в полицию. Афганец 1-го типа может волею судьбы стать водителем или ремесленником, но доброта и сердечность у него не пропадут. А вот городская цивилизация поразительно штампует дураков и стукачей, а особенно — бесполезных зевак. Зеваки, увидев автостопщика, вмиг собираются вокруг, количеством до 150 человек, и рассматривают его. Имеется и прибор, собирающий зевак при отсуствии автостопщика, — это телевизор. Многочисленные столичные чайные заведения, крутящие бесконечные рваные бессюжетные ленты, — обязаны своему процветанию именно типу 4. Пусть никто не обижается, но типы 2 и 4 в своём чистом виде — главная социальная опора новой власти. А вот типы 1 и 3, как можно догадаться, — тайные и явные сторонники ушедшего режима.
Рассуждая об этом, мы спускались вниз и приближались к городу Пули-Хумри.
* * *Вот опять мы на той самой реке, на которой купались три недели назад.
Решили отойти подальше от моста, чтобы перепаковать рюкзаки, постираться и помыться без обязательных в этой стране штанов. После некоторых поисков нам удалось найти место, где зрителей пока не было. Наслаждались тёплой, горной речкой, стирались, мылись — часа полтора, пока зрители не обнаружили нас.
— Сегодня суббота, рабочий день, идите работать, — советовали мы им (по-русски).
Зрители предпочитали зрелище работе и разглядывали нас. Появился ещё рыболов. Здесь река была перегорожена рядами камней, между которыми оставался узкий слив. В таких местах слива были натянуты сети, и рыба, плывущая по горной реке, автоматически попадала в сеть и корчилась там, умирая от жары и безводья. Рыбак ходил по своим запрудам туда-сюда и собирал набежавшую рыбу. Этакая автоматическая рыбалка.
Народ накапливался; появился человек с рацией. К счастью, мы уже в полной мере насладились и настирались, и, подсохнув, оделись и ушли без последствий.
…И вот опять мы на развилке "с часами". Часы — это большой круглый памятник-указатель, уцелевший с неведомых древних времён. Одна стрелка указывает на Кундуз, вторая — на Мазари-Шариф, а всё вместе напоминает огромные часы. Наверное, это единственный цивильный указатель, сохранившийся в Афганистане, и мы хорошо запомнили его.
Недалеко от «часов» к нам привязались трое англоговорящих парней, примерно нашего возраста.
— Откуда вы? Как ваши дела? Куда вы идёте? Говорите ли вы по-английски? Мы хотим вам помочь, мы вас сейчас посадим в такси, автобус, маршрутку или в другой транспорт! Куда вы идёте? Это не автобус! автобус там! такси тут! — так они проявляли свои знания английского языка и никак не хотели уходить от нас.
— Скорее бы домой, не чувствовать себя белым мистером! — сказал Книжник. — Почему они не понимают, что мы не хотим разговаривать с ними?
— Им хочется попрактиковаться в английском языке, это так редко
случается, — объяснил я. — Им кажется, что ты тоже хочешь попрактиковаться!
— Ну не хочу я практиковаться! Не хочу!
— Тогда на вопрос "Do you speak English?" надо отвечать «Нет». Тогда они разочаруются и уйдут, — предположил я.
Мы сказали парням, что мы нот спик инглиш, но те всё равно не ушли. Мне тоже уже поднадоели эти безбородые хелперы, относящиеся к четвёртому подвиду афганского человека. По счастью, вскоре нам застопился скоростной джип с военными, направляющийся прямо в Кундуз. До него — 105 километров битого асфальта, если верить «часам». Военные были вооружены «Калашами» и большим количеством патронов; главный из трёх немного знал русский язык. Ехали быстро.
Глава 9. Афганский вечер
Опять всё повторилось, и опять город Кундуз, кареты, повозки и телеги, газировка и лепёшки, и опять любопытные обступили нас плотной стеной, пока мы ели жареную картошку. Среди них — благообразный таджик лет пятидесяти, с седой окладистой бородой, обратился к нам по-русски, предложил ночлег.
Мы прошли за ним во двор того дома, у которого сидели, и поднялись на второй этаж. Это было здание гостинично-общежитного типа. Оказалось, что здесь запасное жилище хозяина, а основной его дом в другом месте. Вошли в комнатку.
Но вслед за нами проникли и всемогущие сотрудники секретных спецслужб. Двое. Паспорта, справки АВП и волшебное письмо с границы их не удовлетворили.
— Я не знаю, кто эти люди, — сказал старый таджик, — но они говорят, чтобы вы пошли с ними в министерство иностранных дел, зарегистрироваться.
— Ага, они хотят денег? — спросили мы, вспоминая Мазар.
— Нет, они денег не хотят, и очень просят, чтобы вы прошли, — перевёл хозяин.
Мы подчинились; один спецслужбист остался в доме, а второй вывел нас на улицу. Застопил проезжавшую мимо карету — да, да, именно карету; мы её чуть не опрокинули своими тяжёлыми телами и рюкзаками, — и по улице цок! цок! цок! доехали до кундузского областного отделения МИДа. Было тут недалеко, не больше километра. Наш сопровождающий дал кучеру пару тысяч, мы сошли с кареты и вошли в ворота.
Начальник кундузского отделения МИДа, господин Нурулла, прекрасно говорил по-русски. Одет он был совершенно не по-афгански: галстук, рубашка с короткими рукавами (редчайшие в Афганистане атрибуты одежды), бороды не имел. Очень любезно пообщались; я показал свои книги. Начальник приказал, и тут же принесли холодную бутылку «Фанты», мы с наслаждением распили её. Нурулла сказал:
— Сейчас, если вы хотите, можете здесь остаться. У нас есть специальная комната для гостей. Если же хотите, вас проводят обратно туда, где вы хотели заночевать. Но если тот человек уже ушёл, возвращайтесь сюда, я буду рад вас разместить. А завтра поедете в Шерхан.
Так оно и вышло. Мы поехали обратно к старому таджику — сотрудник спецслужб опять поймал попутную карету, и мы ещё раз прокатились на карете, — но вписка уже исчезла, дверь комнаты была закрыта. Обратно в МИД, чтобы не трястись на карете третий раз, проделали путь пешком. Нам были рады; на втором этаже была отличная комнатка, где мы и заночевали. В следующий приезд в Афганистан мы обязательно заедем в Кундуз, передадим свои благодарности и эту книгу.
18 августа 2002 / 27 асада 1381Встали в МИДе в лучшем виде и даже помылись. Последние прогулки по городу и покупки сувениров; набрали ещё портретов Ахмад Шах Масуда, а потом сели обедать, и опять собрались толпы. На обратном пути в МИД сперва заблудились, а потом счастливо вновь нашли его. Тепло попрощались с г-ном Нуруллой и отправились на север города.
Прощай, город Кундуз!
Домой! Десятки телег, повозок и карет направлялись из Кундуза на север. Мы же отъехали на грузовичке и пол-дня просидели на пустынном посту ГАИ около речки, в которой, однако, не купались из опасений пропустить финишную машину. Гаишники и их друзья, потихоньку увеличиваясь в числе, рассматривали нас, угощали арбузом и притворялись, что помогают нам уехать.
Две большие фуры, поднявшие тучу пыли на горизонте, явно дали нам понять, что час нашего отъезда пробил. Гуманитарное зерно от "World Food Programme" ехало в городок Имам-Сахиб недалеко от границы. Помощник водителя, вылезший из кабины к нам на кузов, долго выспрашивал, зачем мне борода. Я спросил его о том же (помощник был бородат). Он сказал, что он мусульманин, я ответил тем же. Он спросил, сделал ли я обрезание (о Книжнике почему-то не спросил). Затем потребовал бакшиш. Я выдал ему четыре фотографии нашей северной Родины, и помощник водителя удовлетворённо спустился с ними в кабину. (Бакшиш потом вернул.)
Следующий грузовичок, непомерно перегруженный народом, оказался менее бескорыстным. Не только водитель и его бородатый помощник, восклицавший "бурубахайр!" и собирающий оплату с пассажиров, — но и сами пассажиры хотели получить что-нибудь с нас на память. Мы уважили только водителя. С большим облегчением Книжник вручил водителю свои «Хароб-арзон-чин-саат» (плохие дешёвые китайские часы), указывающие вечно неправильное время.
Этот забитый грузовичок тоже не доезжал до порта Шерхан. В его конечной точке мы вылезли и пошли пешком. Ещё километра три пронеслись на битой развалюхе — ещё одном грузовике, у которого кузов непонятно как соединялся с колёсами, ибо всё проржавело, продырявилось и прогнило ещё лет тридцать назад. Но и здесь мы не достигли границы, и снова пошли пешком. Как мы думали, окончательно.
Слева медленно опускалось вечернее солнце. Прямо по курсу виднелись воды Пянджа и мелкие домики порта Шерхан вдали. Справа шагал некий юный попутчик, афганец туркменской внешности, жевал жвачку и задавал глупые вопросы. Последний афганский вечер!
Но вдруг, из относительной тишины и спокойствия, со стороны Шерхана к нам навстречу по дороге пролетело два крутых джипа без номеров и с антеннами. Один из них скоро затормозил, развернулся и подъехал к нам. Внутри оказались пятеро важного вида вооружённых людей. Я достал документы.