– Потому что она явно о моей влюбленности в Себастиана, и я не думаю, что сын
епископа оценит то, что стал главной звездой в однополой истории любви.
Ее голос сразу же становится приглушенным, когда она скрывается за новым платьем.
– Не могу поверить, что она про него. Я могу вычитать ее для тебя?
Это предложение вызывает паническую дрожь в моем теле. Я буду чувствовать себя менее
обнаженным, отправив свои голые селфи на сервер школы Прово прямо сейчас, чем отдав свою
книгу кому– то. Даже Отэм…
Шторка снова отодвигается, и она выходит в платье, которое в три раза короче, чем
предыдущее, и у меня такое ощущение, что я что– то упустил. Отэм переодевалась передо мной
раньше, но это было каким– то спешным типа: мои– сиськи– сейчас– будет– видно– и– если– ты–
не– хочешь– увидеть– их– то– тебе– лучше– смытья– прямо– сейчас. Но сейчас все кажется иначе.
Немного…показушно.
Боже, я ощущаю себя придурком за подобные мысли.
– Похоже на купальник, – сообщаю я.
Ее это не останавливает, она смахивает волосы с плеча и поправляет свою крошечную
юбку.
– Так я могу почитать или как?
– Она еще не готова. Скоро, – наблюдаю, как она качает бедрами в этом платье, и не
радуюсь ни одному направлению, которое приобретает этот разговор, но понимаю, что платье –
безопасный вариант. – Мне нравится. За него тебя накажут до выпускного, но я считаю, что это
самая забавная часть.
Она снова сморится в зеркало, оборачивается, чтобы посмотреть со спины.
– Оно, наверное, слишком короткое, – отвечает она, рассматривая себя. Ее задница едва
прикрыта тканью. Если она наклониться поправить туфли, платье целиком задерется до ее спины.
– Но я ничего не буду покупать сегодня. Просто поищу, чтобы начать составлять журнал с идеями.
– Как для свадебного платья?
Она показывает мне палец прежде, чем вернуться в примерочную.
– Ты уверен, что не пойдешь на выпускной? Там все будет не так без тебя.
Когда она выглядывает из– за шторы, я одариваю ее категоричным, терпеливым
выражением лица.
– Да– да. Знаю, – говорит она, снова исчезая из поля зрения. – Я хотела сказать, что ты
мог бы позвать его.
Странно, какой становится реальность сейчас: обсуждать мою ориентацию с кем– то
помимо родителей. Обсуждать его.
– Я определенно уверен, что это будет жесткий отказ.
Я слежу за ее ногами, пока она забирается в джинсы.
– Отстойно.
Я волнуюсь, что она начнет предполагать, что между мной и Себастианом что– то
происходит, даже несмотря на то, что я никак не выражал этого.
– Давай составим список причин, почему это нереально: я не знаю, гей он или нет. Он –
мормон. Он выпустился в прошлом году. Скоро он уезжает в тур по книге, а потом на миссию.
Клянусь, последнее, что он захочет сделать, пойти на выпускной со мной.
Где– то посреди моего монолога Отэм выходит из примерочной, но теперь с выпученными
глазами смотрит поверх моего плеча. Я оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы заметить, как Джули
и Маккена покидают магазин, что– то безумно печатая в своих телефонах.
***
Отэм считает, что они ничего не слышали, но откуда, черт возьми, ей знать? Она провела
все время в примерочной. Я пытаюсь не сходить с ума, и как бы это ни было мило, что я решил
донести до Отэм, насколько сомнительно живется здесь голубому, ее милая болтовня на заднем
плане не помогала моему перемалывающему мозгу успокоиться.
Не смотря на то, что разрываю его телефон чуть ли не постоянно, я ничего не слышал от
Себастиана. И сейчас, впервые в жизни, я испытываю облегчение, что он вне зоны доступа, и я не
попытаюсь вывалить события сегодняшнего дня про Мэнни, Отэм, Джули и Маккену. Мне нужно
как– то минимизировать ущерб или он Сойдет. С. Ума.
– Как ты думаешь, я должен написать Мэнни и узнать, что он имел ввиду? – спрашиваю у
Отэм, поворачивая на ее улицу.
Она мычит.
– Или может мне?
– Нет, серьезно, я сделаю это, но…как думаешь, лучше оставить все как есть?
Притвориться, что ничего не было.
Я паркуюсь у тротуара и ставлю машину в режим парковки.
– А как Мэнни узнал? – спрашивает она.
Это именно то, что я не могу понять. И если знает Мэнни, может, и все остальные тоже
знают. А если все знают и видели меня с Себастианом…они и о нем узнают тоже.
***
Я подавляю стресс просмотром серий « Милые Обманщицы», когда приходит первое
сообщение от Себастиана. Я практически сваливаюсь с дивана.
«Только что вернулся домой. Нормально, если я заеду?»
Я оглядываю пустой дом. Хейли у подруги, а родители наслаждаются редким вечером
вместе. Почти девять, но никого не будет дома еще несколько часов. Я знаю, что говорил отец об
использовании дома для тайных встреч, но он, по крайней мере, может просто приехать, да? Мы
позависаем на диване, посмотрим телик. В этом нет ничего плохого.
«Да. Я один дома. Приезжай в любое время»
Его ответ приходит сразу же.
«Круто. Скоро увидимся»
Я взлетаю по лестнице и переодеваю футболку. Хватаю мусор на кухне, убираю банки от
газировки, крошки от чипсов и выбрасываю остатки пиццы в коробке. Я только возвращаюсь из
гаража, когда звонит дверной звонок, и мне приходится остановиться, сделать несколько
успокаивающий вдохов, прежде чем пересечь комнату и открыть дверь.
Он стоит за дверью, в черной футболке, поношенных джинсах с дыркой на колене и
бледно–
красных
кедах.
Даже
при
отсутствии
его
обычного
блеска
он
выглядит…умопомрачительно. Его волосы падают на глаза, но не скрывают мерцание, которое я
замечаю в них.
Я так широко улыбаюсь, что лицу больно.
– Привет.
Я отступаю назад, чтобы он мог последовать за мной. Оказавшись внутри он ждет
достаточно для того, чтобы я отошел от двери, и вжимает меня в стену. Его губы такие же теплые,
как и его ладони на моих бедрах, а большие пальцы надавливают на полоску кожи над моими
джинсами. Это крошечное прикосновение, как стартовый выстрел для моей крови, и я толкаюсь
вперед, взбудораженный самой мыслью о его руке и его общей близости к остальным моим
частям, что даже не могу вспомнить, почему он не должен здесь находиться. Я хочу, чтобы он
стянул джинсы вниз. Я хочу увести его в свою комнату и узнать, краснеет ли он везде?
Еще несколько поцелуев спустя Себастиан втягивает воздух, смещаясь, чтобы царапнуть
зубами вдоль моей челюсти. Моя голова запрокидывается назад с тихим стуком, и только тогда я
замечаю, что так и не удосужился закрыть дверь.
– Дай мне только… – начинаю я, и Себастиан отступает на шаг назад. Он оглядывается
вокруг впервые, в легкой панике, как будто только что понял, где он.
Следуя за ходом его мысли, я сообщаю ему:
– Здесь только мы.
Могу сказать, что его шокирует то, как он просто зашел сюда и начал целовать меня, не
обращая внимания на то, что могло происходить в глубине комнаты. Я не буду притворяться, что
меня это тоже не удивляет. Это своего рода импульсивность, с которой я знаком, но он всегда
казался сдержанным. Но мне нравится, что я могу разрушить возведенные им границы. От этого я
чувствую себя могущественным, полным надежды.
Потянув его к дивану, я наблюдаю, как он падает рядом со мной. И это правильно. Готов
поспорить, что он надрывался весь день на строительстве домов, или выкапывал котлованы или
делал что– то в той же степени полезное.
– Как прошел твой день? – спрашиваю я.
Он закидывает свою руку на мое плечо и притягивает ближе.
– Нормально, – я откидываю голову назад достаточно для того, чтобы заметить
пятнистый румянец, расцветающий под его кожей. – Я скучал по тебе.
Звук, который вы слышите, – это мое сердце, несущееся на всех скоростях и
выпрыгивающее из самолета. Оно парит. Не думаю, что я знал об этом, пока он не сказал это,
насколько сильно мне было необходимо услышать это. От этого поднимается воображаемый
ластик и стирает между: Не… такой.
– Я тоже скучал по тебе, на случай если ты не понял это по бесконечным сообщениям.
Проходит несколько минут уютной тишины.
– Тан?
Я мычу, поднимая глаза, чтобы увидеть, как он растерянно косится на экран.
– Что это такое?
– О. «Милые обманщицы». Это подростковый эквивалент мыльной опере с тупиковыми
поворотами сюжета и демагогией, но Боже, я не могу отвести от него глаз. «Сколько людей умрет
перед тем, как ты вызовешь полицию?» – поднимаю пакет с чипсами и предлагаю ему. – Я в
шоке, что ты не смотрел его, Брат Бразер, в свое свободное время.
Он смеется.
– Чем ты занимался сегодня?
Мое сердце болезненно ударяет меня изнутри.
– Проводил время с Отэм.
– Мне нравится Отэм. Она кажется милой.
Мой желудок сжимается, и я задаюсь вопросом, должен ли я рассказать ему, что она
теперь знает обо мне? И сразу же отметаю эту идею. Она же не знает про это, так ведь? Было бы
классно, если бы мы смогли как– нибудь позависать вместе, но не думаю, что он даже близко
готов к подобному.
– Отэм – лучшая.
Остальное произошедшее за день тянется крадущейся тенью: Мэнни, Джули, Маккена.
Но и Мэнни о нас тоже не знает. И если Джули и Маккена подслушивали меня в магазине,
все, что они услышали – Себастиан не гей и не пойдет со мной на выпускной. С ним же все будет
нормально, да?
Телефон Себастиана загорается на столе, и он тянется за ним. Когда он устраивается
обратно, он притягивает меня ближе. Если я поверну голову, то смогу поцеловать его снова.
Он вводит пароль на своем телефоне и хмурится.
– Все в порядке? – спрашиваю я.
– Да. Просто…моя мама, – он швыряет телефон на другой конец дивана. Я сажусь прямо,
создавая небольшую дистанцию впервые, как он вошел в дом. Его глаза припухшие и налитые
кровью. Не похоже, чтобы он плакал, но выглядит так будто он тер их ужасно часто, то, что он
делает, когда переживает.
– О, боже. Что еще? – в придачу к учебе, репетиторству и разработке второй книги, он
совмещает фигню, касающуюся предстоящей миссии.
– Нет– нет, все в порядке, – отмахивается он. – Она хочет поговорить о том, что
произошло в лагере.
Это запускает тревожные звоночки в моей голове.
– А что произошло в лагере?
– Мы были на одном мероприятии и до меня кое– что дошло.
Я оглядываюсь на него.
– Что за мероприятие?
Я вижу мерцание телевизора, отражающееся в его глазах, но знаю, что он не смотрит его;
его мысли где– то далеко.
– Мы занимаемся такой штукой, как «Идти на Свет». Слышал об этом?
Видимо, выражение моего лица настолько растерянное, потому что он смеется и не
дожидается моего ответа.
– Они завязывают глаза нашей группе, выстраивают нас в линию и просят положить руку
на плечо человека перед нами.
Завязывают глаза в лесу? Больше похоже на фильм ужасов, чем на церковное мероприятие.
– Главный нашей группы дает указания. «Идите налево», «идите направо» и в этом нет
ничего такого, потому что ты ощущаешь человека перед собой, чувствуешь тяжесть ладони на
своем собственном плече, – он делает вдох, взгляд опускается в пол и обратно на экран. – Пока не
перестаешь. В одно мгновение ты ощущаешь ладонь на своем плече, а затем она исчезает. И
приходит твоя очередь отпустить и следовать наставлениям.
– Ужасно звучит, – говорю я.
Себастиан берет меня за руку, выравнивая наши пальцы вместе.
– Это не настолько плохо. Большинство из нас тренируются перед этим и знают, чего
ожидать, но…на этот раз все было иначе.
– Иначе – более странно? – потому что, честное слово, звучит просто ужасно.
– Я не знаю, как это описать. Человек, который уводит тебя с тропы, приводит в место,
куда говорит сесть и усердно искать Святой Дух, как и бывает обычно. Но все было по– другому.
Я чувствовал иначе.
Я сажусь прямее, полностью поворачиваясь лицом к нему.
– Они оставили тебя одного в лесу?
– Я понимаю, как неправильно это звучит, но уверен, что если бы мы могли видеть, то
поняли бы, что находимся не так далеко друг от друга, и едва сошли с тропы. Но мы не можем
видеть, поэтому тихо сидим с закрытыми глазами, ждем и молимся.
Я опускаю взгляд на наши ладони и переплетаю наши с ним пальцы.
– И чему ты молился?
– Обо всем, что мне нужно, – он смотрит вниз на наши руки. Я замечаю слабую дрожь его
подбородка. – Итак, я сидел там, на земле, и ничего не видел, и спустя некоторое время, я
услышал что– то среди деревьев. Кто– то звал меня по имени – мой отец. Сначала он звал тихо, но
потом все громче, чем ближе он становился. Он звал меня по имени и просил идти домой.
Слеза катится по его лицу.
– Я делал это и раньше и всегда было немного страшно. То есть, ты ничего не видишь, так
что естественно, но ощущения иные – для меня. Такая срочность, которой никогда не было
прежде. Поэтому я поднялся и последовал на голос. Мои глаза были по– прежнему закрыты, и я
спотыкался по дороге, надеясь, что не свалюсь с обрыва или не врежусь в дерево. Но продолжал
идти, зная, что отец не причинит мне боли, но ощущение было таким, что нужно поспешить.
Когда я наконец– то добрался до него, он обнял меня так крепко и сказал «Добро пожаловать
домой», и что он любит меня и гордится тем, каким человеком я вырос. И все, о чем я мог думать,
– ты серьезно? Оставалось бы это так же, если бы ты узнал о Таннере?
Мою грудь стягивает.
– Себастиан…
Он качает головой, стирая слезы тыльной стороной ладони.
– Знаешь, мне снятся сны, где я рассказываю им обо всем, о том, что влюбился в мальчика
в восьмом классе, и о парочке парней после этого, и об этом никто не знал. Во снах, я рассказываю
им, что никогда не хотел целовать девушек – ни разу – и не могу пообещать, что хоть когда– то
захочу жениться. А потом я жду в лесу, и никто не приходит. Все поднимаются, направляясь к
своим семьям, но я сижу там с закрытыми глазами и просто жду, – он поднимает глаза к потолку.
– Я испытал такое облегчение, когда отец был на этих выходных там, что практически пообещал
себе, что никогда не сделаю ничего, что могло бы угрожать этому. Но, что если я никогда не
захочу того, что он хочет для меня? Что если я не смогу сделать это?
В горло, будто песка сырого насыпали. Я даже не знаю, что сказать. Вместо этого, я
притягиваю его к себе и прижимаю его лицо к изгибу моей шеи.
– Просто я много думаю об этом в последнее время, – произносит он, его голос
приглушен из– за моей кожи. – И пытаюсь понять, что это значит, но нигде нет на это ответов.
Есть множество статей, написанных для нас, о влюбленности, женитьбе и детях. Даже о потере
ребенка или сомнениях в своей вере. Но ничего об этом, ничего полезного, по крайней мере.
Всюду нечто наподобие: «Однополая любовь – всего лишь технический термин; а не тот, кто ты
есть. Ты можешь быть не в состоянии контролировать свои чувства, но можешь контролировать,
как реагируешь на них», и это такая чушь. Нас учат посвящать свои жизни Господу, и он укажет
нам путь. А когда я молюсь? Отец Небесный говорит «да», – он трет глаза основанием своих