– И раз уж один секрет раскрылся, – произносит его мама, пристегиваясь своим ремнем,
когда он забирается на пассажирское сидение. – Есть кое– что еще, – она ухмыляется ему. – Я
отправила твои документы.
Он кивает, посылая ей довольную улыбку, но не находит сразу слов, потому что из него
будто выбили весь дух.
Время, проведенное вдали, было замечательным. Он скучает по церкви и по близкому
окружению единомышленников. Он скучает и по Таннеру тоже, но понимает, что миссия по–
прежнему самый лучший путь для него.
Просто он думал, что отправит документы на миссию сам, когда вернется домой. Он
надеялся, что отправив их лично, укрепится в решимости, сделает все реальным и приведет свой
путь в движение.
Ее улыбка сползает, и он понимает, что она волновалась, рассказывая ему про это. Она
беспокоилась, что получит именно такую реакцию – неуверенную.
Он прилагает все усилия, чтобы стереть эту реакцию со своего лица, заменив ее улыбкой,
которая, кажется, растягивается на его лице рефлексом при вдохе.
– Спасибо, мам. От этого…мне стало намного легче. На один пункт меньше беспокойства.
Похоже, уловка удалась. Она смягчается, обратно разворачиваясь к рулю. Они съезжают
по склону, лавируя по лабиринту конусных конструкций. Подъехав к терминалу, она вставляет
карточку в аппарат и поворачивается к нему.
– Что ты думаешь насчет, сделать это вместе?.
– Сделать вместе что?
– Открыть твое письмо, – она снова поворачивается к терминалу оплаты, и за эту
десятисекундную передышку, Себастиан борется с выжигающей паникой, которая реальностью
следует за этими тремя словами. Она имеет ввиду его вызов на миссию.
Голос в его подсознании кричит «нет».
Это похоже на жизнь с раздвоением личности, и он закрывает глаза, медленно вдыхая.
Вдали было намного– намного легче. Надвигающаяся миссия была приятной издалека.
Постоянное навязывание его матери, вес ожиданий – возвращение домой уже подавляет десять
минут спустя.
Он ощущает рокот двигателя и понимает, что она закончила с оплатой, и они едут вперед.
Когда он оглядывается на нее, ее челюсть напряжена, взгляд непроницаемый.
Себастиан фальшиво зевает.
– Бог ты мой, я так вымотался. Да, мам, думаю, будет просто потрясающе. Я так полагаю,
дедушка с бабушкой тоже приедут?
Ее плечи расслабляются, улыбка возвращается.
– Смеешься что ли? Они в жизни этого не пропустят.
Песочные часы переворачиваются в его животе, затопляя свинцом. Он поверхностно
дышит.
– Но я не хочу, чтобы Себастиан снова уезжал, – кричит Фейт с заднего сидения. – Он
только что вернулся домой.
– Он пока не уедет, милая, – говорит его мама, встречаясь с ней взглядом в зеркале
заднего вида. – Еще пару месяцев точно.
Себастиан поворачивается и посылает своей малышке– сестричке ободряющую улыбку, и
он даже не может объяснить, но у него возникает желание потянутся к ней, притянуть к себе. Два
года. Ей почти тринадцать будет, когда он вернется. Аарон будет учиться вождению, а Лиззи
будет готовиться к поступлению в колледж. Он тоскует по дому, а еще даже не уехал.
– Так ты ничего не имеешь против? – спрашивает она. – Присутствие всех будет слишком
нервировать?
Себастиан прислоняется головой к подголовнику и закрывает глаза.
Отец Небесный, дай мне сил. Дай мне мудрости, в которой я нуждаюсь, уверенности в
решении. Я пойду туда, куда ты мне укажешь.
– Думаю, это замечательная идея, – шепчет Себастиан. – Идеально.
***
Положительная сторона отъезда была в том, что его проблемы казались намного меньше
на расстоянии. Ощущения не реальные, и он понимает это, как только входит в дом – окружение
из знакомых вещей, запахов и звуков. Реальность обрушивается обратно.
Он только опускает свой чемодан на кровать, когда в его дверь стучат.
– Могу я войти, – отец просовывает свою голову в полуприкрытую дверь. – Я погляжу,
наш путешественник вернулся.
– Ага. И выдохся.
Было временное перемирие, когда вышла книга, и его родители смогли увидеть гордость
всей общины, сосредоточенную на Себастиане. Но он не проводил достаточно времени наедине с
отцом несколько месяцев, и присутствие Дэна Бразера в комнате Себастиана вызывает ощущение
клаустрофобии.
– У тебя достаточно времени отдохнуть перед ужином, – произносит он. – Я только хотел
занести тебе это, – он протягивает ему стопку писем. – И хотел поприветствовать тебя дома. Мы
очень гордимся тобой, сынок. Я знаю, у тебя был сложный период, и я горд от того, что ты смог
осознать, что я стал свидетелем того, как ты вырос над этим и стал сильнее . «Несчастья подобны
сильному ветру: он срывает с нас одежду, и мы остаемся такими, каким на самом деле являемся, а
не такими, какими хотели бы казаться»
Себастиан хмурится, пытаясь вспомнить Писание.
– Я не знаю этой.
Епископ Бразер смеется, и смотрит на Себастиана с нежностью.
– Артур Голден, «Мемуары Гейши».
– Окей, ладно, я бы никогда не полез туда.
Смех становится сильнее, и глаза его отца сияют.
– Полагаю, стоит внести это на Таинство на следующей неделе, – он разворачивается,
чтобы уйти, но останавливается на пороге. – О, и твоя мама сказала, что там было что– то от
мистера Фуджиты, – он кивает на стопку писем в руке Себастиана. – Возможно, твоя последняя
зарплата, так что не задерживай со вскрытием.
– Я займусь этим, как разберу вещи.
Когда его отец уходит, воздух медленно стекает в его легкие. Он полностью закрывает
дверь и пересекает комнату, чтобы разобрать вещи. Туалетные принадлежности, костюм, джинсы,
свитера. Под всем этим, копия книги Таннера, которую он распечатал и брал с собой.
Страницы потрепаны, на верхней – жирное пятно из ресторана в Денвере, а края
заворачиваются в верхнем, правом углу, где он перелистывал их пальцами, пока читал. Несмотря
на то, что он перечитал всю книгу, по меньшей мере, десять раз, после первого раза, он никогда не
начинал с начала. Он пролистывал его и останавливался, начиная читать с любого места, которое
выбирал. Иногда он выбирал то место, где Таннер был в магазине одежды с Отэм и своей мамой.
В другой раз, он открывал часть на озере и «педике», и унизительном разговоре Таннера с Мэнни.
Но находясь вдали от дома, он ощущал отдаление и от этого тоже. Его проблемы дома
могли быть не серьезными, но если это так, то означает, что Таннер тоже был не настоящим. У
него нет ни одной его фотографии, но у него есть его книга.
Себастиан поднимает рукопись и убирает его за изголовье, прежде чем открыть конверт от
Фуджиты.
«Дорогой, Себастиан.
Я надеюсь, это письмо найдет тебя среди множества легких книг и насыщенных
приключений. Я хотел рассказать тебе о рукописи нашего общего друга. Я не уверен, разговаривал
ли ты с Таннером, но он знает, насколько одержим я стал его романом. Он звонил, когда
выставили оценки, уверенный, что я совершил какую– то ошибку. Я был более чем счастлив
сообщить ему, что это не так.
Я поработал с ним над редактурой и предложил внести существенные изменения. Не
изменять суть предмета, но видя, что в книге действительно что– то есть, я предложил ему
изменить имена и характеры двух главных героев, вместе со всеми остальными узнаваемыми
деталями. Я вышел на связь с несколькими редакциями, и существует возможность, что Семинар
выдаст два из двух. Конечно, мы сначала проконсультируемся с тобой.
Моя глубокая благодарность тебе, Себастиан, за твою храбрость. Я желаю тебе всего
хорошего. Ты исключительный человек с глубиной и сердцем. Не позволяй никому – и ничему –
заглушать этот свет внутри тебя.
С уважением,
Тим Фуджита»
И действительно, под письмом он нашел свой последний зарплатный чек, и Себастиан
посылает молчаливую благодарность; когда его родители спросят позже об этом, ему не придется
врать.
Уставившись на бумагу, Себастиан понимает ту срочность, с которой его мать отправила
заявление. Пятнадцать минут и он снова там же, скучает по Таннеру с той интенсивностью,
которая выкручивает каждую его мышцу в готовности выставить его за дверь прямо сейчас.
Представить книгу Таннера изданной – слишком, и он заталкивает это поглубже, внезапно,
благодарный, что снова уедет, возможно, из страны вообще. Достаточно далеко, чтобы прогнать
боль и искушение увидеть его снова, всего лишь раз, и рассказать ему все.
***
Следующие недели, как временной скачок. Вызовы на дом вместе с отцом, стрижка лужаек
для каждого и их бабушек, помощь семьям с переездом. Себастиану едва хватает времени нырнуть
за кровать каждую ночь и прочитать несколько страниц книги Таннера, прежде чем его глаза
закроются от полнейшего истощения.
Письмо, вызов на миссию, приходит в четверг, и конверт устраивается на кухонной
столешнице, неприкосновенный целых четыре дня. Семья его матери прилетает из Феникса. Его
прабабушка должна приехать к пяти из Сент– Джорджа. Десяток друзей и семьи приезжают из
Солт– Лейк– Сити, и многие другие просто придут с концов улицы.
К трем у его матери крошечная армия закусок, выложена на противнях. Китайские
пельмени, киш, мини Фрито– пай, и – с краю – огромное блюдо с овощами. Фейт и Лизи в
одинаковых желтых платьях. Он и Аарон в одинаковых темно– синих костюмах.
Его руки трясутся. Его челюсть сводит от того, как он сжимает ее. Они ходят повсюду,
болтают, ждут.
Голос Таннера мягкий, дразняще кружит в его голове. Если ты так сильно ненавидишь все
это, тогда почему занимаешься этим?
Ответ прост. Когда он думает об отъезде, он расслабляется. Когда он после общается с
Богом, он чувствует себя лучше. Он не сомневается ни в миссии или в вере. А в тяжести стыда его
родителей и давления их ожиданий.
Он идет, с пылающим сердцем, на кухню.
– Пап. Могу я ненадолго взять машину?
Епископ Бразер поднимает обеспокоенный взгляд.
– Ты в порядке?
– Нервничаю, – честно отвечает он. – Я в порядке. Просто…мне нужно съездить на десять
минут в церковь.
Отцу нравится подобный ответ, тот обхватывает его плечо ладонью и сжимает его
солидарным жестом, прежде чем вручить ему ключи.
Себастиан говорит, что хочет поехать в церковь, и едет. Но поворачивает налево, едет
прямо, когда должен повернуть, и в итоге оказывается на грязной дороге с табличкой «ДОСТУП
ЗАПРЕЩЕН». Он паркуется, достает одеяло из багажника и пристально всматривается в синее
небо, пытаясь вспомнить звезды.
Сейчас здесь по– другому. Во– первых, жарко и воздух кишит комарами. Второе отличие –
отсутствие длинного тела рядом с ним – еще более заметное. Он дает себе десять минут, а потом и
двадцать. Он пытается попрощаться с Таннером, но даже когда он закрывает глаза и просит Бога о
правильных словах, о заклинании, которое откроет его сердце, этого не происходит.
Себастиан узнал в туре, что одной из возможностей издаваемого автора являются соцсети.
У него есть аккаунты, но они остаются в большей степени неактивным, частично во избежание
очень сильного искушения.
Он сопротивлялся до сих пор, но лежа на капоте машины, он наконец– то сдается и
открывает Instagram, начиная поиски профиля Мэнни. Пролистав список своих подписчиков, он
находит, что ищет: таннбаннспасибомужик.
Смех вырывается из него.
Аккаунт Таннера не заблокирован, и Себастиан нажимает большим пальцем на
фотографию его профиля, увеличивая ее. Это ужасная идея. Он понимает это. Но когда появляется
лицо Таннера, его сердце, такое ощущение, будто затопляет теплой водой, отталкивая все
остальное в сторону. На фотографии Таннер держит огромный розовый цветок. Он закрывает
половину его лица, но его ресницы кажутся в три раза длиннее. Его глаза светятся, волосы
лохматее, чем было в последний раз, когда он видел его, рот изогнут в необычайно радостную
улыбку.
Instagram Таннера еще более увлекательный, чем ожидал Себастиан: фотография его на
заднем сидении его машины, притворяющимся, будто душит своего отца сзади. Фотография
Хейли,
крепко
спящей
рядом
с
ним
с
надписью,
МНЕ
НУЖНО
АЛИБИ#НИКАКИХСОЖАЛЕНИЙ. Фотография гамбургера, каких– то странных, фальшивых
инопланетян, «Камри» Таннера, припаркованной у тротуара здания под названием «Дикстра Хол»,
а затем – Себастиан едва слышно всхлипывает – снимок улыбающегося Таннера, стоящего в
пустой комнате общежития в футболке Калифорнийского университета.
Большой палец Себастиана зависает над иконкой «нравится». Если он коснется ее, Таннер
увидит. Это будет сильно ужасно? Таннер будет знать, что он думал о нем. Возможно, со
временем, они смогут подписаться друг на друга, поддерживать связь, общаться.
Но вот здесь у Себастиана возникнут проблемы. В его голове это никогда не
останавливается на разговорах. Это идет дальше с телефонными звонками, встречами, поцелуями
и бо́льшим. Потому что даже сейчас, пока люди прибывают в его дом – все они там ради него – он
все равно думает о Таннере.
Через несколько недель он прибудет в Священство Мелхиседеково, а затем пройдет через
Храм, и получит свой дар – а он думает о Таннере. Он пытается представить, как облачается в свое
храмовое белье – то, чего он с нетерпением ожидал всю свою жизнь…
И не может дышать.
Он – гей. Он никогда не будет другим. Сегодня все они ждут от Себастиана его
засвидетельствования и речи, как он полон радости, что его призвали распространять слово Божье
там, куда бы Он ни захотел отправить его, а он даже не знает, вписывается ли еще в Божье слово
или нет.
Что он творит?
***
Когда он входит в дом, во рту скапливается слюна – пахнет едой. Появляется его мать, она
сжимает его в объятиях и дает печенье.
Она выглядит такой счастливой, а Себастиан собирается все разрушить.
Он прочищает горло.
– Привет, ребят, – здесь еще не все, но важные лица уже пришли. Пять улыбающихся лиц
повернуты в его сторону. Фейт натягивает свое платье, гордо распрямляясь, когда он смотрит на
нее. Он вспоминает, каково это быть таким маленьким и наблюдать за кем– то, как они
собираются вскрывать свой конверт.
Сердце раскалывается.
– Вы все так прекрасны сегодня.
Его мать встает рядом с обеденным столом. Ее фартук гласит «ОСТАВАЙСЯ
СПОКОЙНОЙ И СЛУЖИ», и все, о чем он может думать, – о маме Таннера и ее радужном
фартуке, который смущает ее сына, и что Себастиан отдал бы все за родителей, которые
принимают его таким, какой он есть, не смотря ни на что.
– Себастиан? – обращается его мама, ступая на шаг ближе. – Милый, ты в порядке?
Он кивает, но ощущает, как нарастает всхлип в горле.
– Мне жаль. Мне так…так сильно жаль. Но, кажется, я должен поговорить с родителями
наедине несколько минут.
Эпилог.
Я недавно шутил с Отэм по телефону: что не знаю, что хуже, Прово или Лос– Анджелес.
Она не поняла, ну, естественно, потому что живет в идеальной стране чудес Коннектикут, носит
свитера с заплатками на локтях и гольфы. (Это правда; не губите фантазию). ЛА – классный, не