У меня засосало под ложечкой. Я следующая, следующая, следующая. Горло сжалось, я слова не скажу, не говоря о пении. Наблюдаю за тем, как Супербыстрые отрабатывают свой танец. Джек рядом со мной, нервничает и тоже следит за ними с нетерпением. Он не будет возражать, если его обойдет Рэймонд, но сама мысль, что Супербыстрые уйдут вперед, ему невыносима. Зрители оглушительно захлопали, и миссис Эвери до бесконечности рассказывала всем, как много они работали над номером и как они доказали своим примером, что секрет совершенства — в постоянной тренировке. Джек даже застонал, когда им поставили еще одну десятку. Мистер Джунипер дал восемь баллов, мисс Эванс и миссис Райли по девять, итого тридцать шесть баллов, ровно столько же, сколько набрали «Джек и его команда».
Джек с облегчением выдохнул и улыбнулся.
— Последний номер нашего концерта «Байлфилд полон талантов» — девушка с удивительным голосом. Прошу вас, ваши аплодисменты, мисс Доля Уильямс! — закричал мистер Робертс.
Джек дотянулся до моей руки и сжал ее:
— Удачи!
Неуверенным шагом я выхожу из-за кулис на сцену. Это та же сцена, что и днем, но почему мне кажется, будто она больше? Я в луче прожектора и никого в зале не вижу, даже маму в первом ряду. Она расплылась в одно большое пятно с остальными зрителями, но я знаю, что она там, и мне нельзя ее расстраивать. Я сняла микрофон со стойки и дождалась тишины в зале.
— Эту песню я спою для мамы, — объявила я в микрофон. Звук такой громкий, что я чуть не подпрыгнула от грохота собственного голоса. — Это ее самая любимая песня. Мамочка, для тебя.
В зале кто-то зашелся от восторга, кто-то нервно хохотнул от неожиданности. Миссис Эвери, мистер Джунипер, мисс Эванс и миссис Райли — все передо мной, ждут. Мистер Робертс сбоку на сцене, немного волнуется.
— Доля, не спеши, — шепотом сказал он мне.
И я немного помолчала. А потом начала:
Сладкая ты моя доля…
Мой голос, пропущенный через усилитель, заполнил весь зал. Он сильный, мощный, громкий, и я вижу, как он выплеснулся за пределы зала, затопил коридоры, хлынул из окон, понесся мощным течением по дорогам, заполнил собой весь наш маленький район. И может, даже в далеком-далеком Робин-хилле Солнце и папа слушают меня, взявшись за руки.
Каждое слово — будто из полного откровения личного письма, а не из обыкновенной песни про любовь. Я чувствую текст каждой клеточкой своего тела. Я проживаю его полно, до боли, и на последней длинной ноте, выжитая до капли, заканчиваю без сил, на грани слез. Повисает долгая тишина. Я делаю пару шагов к кулисам, желая спрятаться, и тут начинаются аплодисменты. Такие аплодисменты! Я чуть не оглохла от этого грохота. Все учителя поднялись с мест, хлопают. Даже мистер Робертс хлопает! В зале сидит моя мама. Я наконец увидела ее, потому что освещение переменилось. Мама тоже встала и аплодирует. Боже, как неловко, но вместе с ней поднялись с мест и другие. Все хорошо! Они тем самым говорят, что им понравилось! Но только почему я плачу?
Мисси Эвери промокнула глаза платочком:
— Доля, это было просто волшебно. Мне повезло! Я слышала, как ты поешь раньше, я всегда знала, что у тебя чудесный голос, но сейчас — что-то невероятное!
Очередь мистера Джунипера. Он-то, наверное, до сих пор на меня злится.
— Твой голос, Доля, приводит в трепет. Слушая тебя, я в буквальном смысле онемел. Однако, несмотря на онемение, несколько слов у меня в запасе осталось. Напоминаю, что за тобой должок, и в понедельник я жду тебя после уроков в моем кабинете!
Он пытается говорить строго, но сам еле сдерживается от смеха. Потому что смеется весь зал.
— У тебя удивительный голос, Доля. Я готова слушать тебя бесконечно, — задыхаясь от восторга, сказала мисс Эванс.
— Трудно поверить, что такой мощный голос природа подарила такой хрупкой девочке! Твое выступление забыть невозможно, Доля, — сказала миссис Райли.
— Отличные комментарии, Доля, — сказал мистер Робертс. — Наверняка ты сейчас получишь высокий балл, но сможешь ли ты обойти Рэймонда и набрать больше тридцати семи? Судьи, ваши оценки, пожалуйста.
Судьи подняли карточки. Десять, десять, десять, десять! Не могу в это поверить. Все судьи мне поставили десять баллов, и даже мистер Джунипер. Итоговая оценка — сорок баллов! Максимум! Я победила! Бедный Рэймонд — и счастливая, счастливая я! Я вышла на первое место, и я сделала это для мамы!
Мне хочется броситься в зал и обнять ее, но пока нельзя уходить со сцены, сейчас мистер Робертс вручит мне значок с надписью «Победитель!» — на этот раз золотой.
— Золотая награда за блестящее выступление! — объявляет он и отчаянно жмет мне руку.
Ладони у него мокрые от пота — но какое это имеет значение? Он такой хороший учитель, и все остальные тоже такие хорошие, даже мистер Джунипер! Мистер Робертс пригласил на сцену всех участников поклониться публике на прощание. Джек выбежал на сцену первым и на глазах у всех меня обнял!
Конкурс закончен, но праздник еще нет: нас ждут закуски, сок, чай, крекеры с сыром, и только потом нас отпускают к родителям.
Когда я подбежала к маме, она уже взяла чашечку чая, и мы с ней так крепко обнялись, что чуть не плеснули чаем на ее голубую блузку.
— Доля, как хорошо ты спела! — говорит она.
К нам подходили многие родители с поздравлениями, даже мама Ангелины, хотя сама Ангелина только зыркнула в мою сторону, а потом сказала, что серебряная звезда смотрится суперкруто, а золотая — дешевкой.
Мисс Льюис, учитель компьютерной грамотности, подошла к нам с большим фотоаппаратом.
— Я записала весь концерт на цифру для школьного архива. Запишу вам диск, если хотите, миссис Уильямс, — говорит она.
— Да, конечно, как здорово! — ответила мама.
Я посмотрела на нее с удивлением:
— У нас даже видеоплеера нет, мам!
— Ничто не мешает нам его у кого-нибудь взять, правда? — ответила она. — Я хочу запомнить твое выступление все, до секундочки.
Лично мне для этого никакой диск не нужен. Я запомнила каждый миг своего выступления до конца дней. Весь вечер в голове крутится моя песня, и даже после того, как мама легла, я все проигрываю ее в памяти. Как же здорово, что я победила. Удивительно, что все учителя поставили мне по десятке, даже мистер Джунипер, который никогда и никому не ставит высший балл. Как здорово, что я обошла Ангелину и что Джек обнял меня на сцене. Как замечательно, что мистер Робертс сказал, прощаясь с нами, что он по-настоящему мной гордится. Но самый лучший момент моего выступления — я на сцене, мой голос парит, ловя на лету каждую ноту.
Я в постели, но сон не идет, я снова и снова возвращаюсь в памяти к этим минутам. В конце концов я заснула и, вздрогнув, открыла глаза уже при свете дня. Надо мной склонилась мама с завтраком на подносе.
— Привет, соня! Я решила, что тебя пора будить. Уже двенадцатый час!
— Ого! А ты, наверное, уже давным-давно встала, — сонно ответила я.
— Да, наводила тут порядок. Ты же меня знаешь, я не умею валяться допоздна даже в выходной. Я тут подумала, Доля: а что, если мы отпразднуем твою победу? Поедем в Манчестер, погуляем по магазинам, может, на колесе обозрения покатаемся? Или смотаемся на побережье? Такая чудная погода.
— Уже поздно, наверное.
— Ничего, у нас впереди целый день, устроим себе праздник, моя маленькая звезда сцены, — сказала мама, в шутку цепляя золотую звезду мне на пижаму.
Я с гордостью рассматриваю свою звезду, касаюсь пальцем каждого золотого лучика и размышляю, куда мне хочется больше — к морю или по магазинам. Но у нас, кажется, были вчера совсем другие планы, разве нет? Я задумалась — и вспомнила:
— Мама, мы же собирались к врачу!
— Что? — мама сделала вид, что ничего не поняла. — Ой, Доля, я не хочу портить такой чудный субботний денек и тащиться к врачу. Я здоровая как бык, так что нет никакого смысла.
— Мам, ты обещала!
— Ну хорошо, сходим. Я запишусь на прием на следующую неделю, идет?
— Нет, мы пойдем на прием сегодня!
— Глупенькая, без записи нельзя.
— Надо было позвонить раньше и записаться! Надо было мне раньше встать и заставить тебя это сделать. Как я могла забыть!
Я пару раз откусила тост, отхлебнула чаю и вскочила с кровати.
— Ты куда? Ты еще не позавтракала!
— Умываться, одеваться. А потом я за шкирку потащу тебя в клинику. Вдруг там у врача как раз окошко.
— Доля, ну хватит. Говорю ж тебе, что схожу на следующей неделе. Зачем портить этот чудный день и тащиться в медцентр, тем более что я на сто процентов уверена, что меня не примут.
Наверное, мама права, но я не собираюсь сдаваться. Я глянула на значок в ужасе: я настолько была поглощена победой, что забыла о здоровье мамы! Я же вижу, что мама больна. Она не просто похудела и не просто постоянно беспокоится. Что-то внутри сжигает ее заживо.
— Едем!
— Я не хочу в клинику, сегодня точно.
— Поедешь, даже если мне придется тащить тебя туда за шиворот, — не сдаюсь я.
Я обняла ее и внезапно приподняла. Она так высохла, что весит не больше шестилетнего ребенка.
— А ну, поставь меня на пол, сумасшедшая! — закричала мама, вырываясь. — Черт, больно!
Я глянула вниз: мой значок поцарапал ей грудь. Крошечная царапина, но на белой маминой коже эта ярко-алая ранка выглядит страшно.
— Прости, — сказала я и аккуратно опустила ее вниз.
— Все хорошо, я в полном порядке.
— Нет, не в полном, и ты сама это знаешь. Ты просто боишься идти в клинику и записываться к врачу.
— Неудивительно, правда? — подхватила мама. — Предположим, я действительно больна, серьезно больна. И что тогда? А если врачи ничего не смогут сделать?
Она едва не плакала, и я ее обняла.
— Не бойся, эту болезнь можно вылечить. Врачи тебя мигом поставят на ноги, надо только подобрать правильное лекарство, — затрещала я.
Я ее утешаю, а сама очень сильно боюсь. А если и правда маму вылечить нельзя? А если это рак? И мама умирает? Как жить без мамы?
Я быстро умылась и оделась, и мы пошли в клинику. Мы шли самой короткой дорогой, напрямик через район. Мне было плевать на этих мальчишек из банды. У меня, может быть, неприятности почище.
При слове «клиника» представляется сияющее здание, внутри туда-сюда носятся медсестры в белой форме, а у кабинетов в ожидании очереди тихо сидят пациенты. Но наша клиника — уродливое панельное зданьице, и все его стены в граффити. Внутри вавилонское столпотворение: носятся дети, кричат взрослые, одна из медсестер у стойки регистрации вот-вот расплачется.
— Пойдем домой, — сказала мама. — Мне уже дурно. И голова кружится.
— Вот-вот. Именно поэтому мы сюда и пришли, — ответила я и, не отпуская ее руку, потащила маму в регистратуру.
— Может ли мою маму сейчас принять врач?
— Что? Нет, в клинике слишком много пациентов, и все очереди расписаны. Пусть ваша мама придет в понедельник, — пренебрежительно ответила медсестра.
— Отлично, я приду в понедельник, — сказала мама. На лбу у нее выступили капли пота. — Пойдем, Доля. Здесь так жарко. Мне нужно на воздух. Все в порядке. Я приду в понедельник, как мне и сказали.
Но я-то знаю, что она больше не придет — слишком боится. С понедельника ей на работу, и я больше не смогу ее заставить.
— Простите, но нам срочно, — говорю я.
— Очередь со срочными случаями тоже расписана. Пусть ваша мама придет в понедельник, — ответила медсестра, теряя терпение.
— Доля, мне страшно жарко, — прошептала мама, задыхаясь, и вдруг упала прямо возле меня.
— Мама, мама!
Я опустилась к ней, обняла и положила голову себе на колени:
— Мама, пожалуйста, приди в себя. Пожалуйста, не умирай!
Мама медленно открыла большие глаза.
— Что случилось? — прошептала она.
Медсестра бросилась к врачу, все пациенты затихли, и только один малыш по-прежнему громко плачет.
— Ты упала в обморок, мам.
Доктор — худенький азиат с мягким выражением лица. Он сел возле мамы, проверил пульс.
— Осмотрите мою маму, скажите, что с ней не так? — умоляюще спросила я.
— Конечно, прямо сейчас пойдем на осмотр. Вы сможете подняться? — спросил он маму и помог ей подняться.
Он повел ее в свой кабинет. Я хотела пройти за ними, но медсестра схватила меня за руку:
— Нет, жди здесь. Врач должен осмотреть твою маму один на один.
И я вынуждена ждать. Остальные пациенты недобро посматривают в мою сторону, ведь мама, сама того не желая, прошла к врачу без очереди. Я взяла старый журнал с растрепанными от многочисленных рук страницами, но не могу прочитать ни строчки. Смотрю на часы и пытаюсь представить, что сейчас творится за закрытыми дверями. Она там уже пять минут, десять. Что он там с ней делает?
Кто-то из пациентов недовольно обсуждает вполголоса, что надо было успеть на работу к обеду, но теперь точно опоздает. Малыш по-прежнему плачет, и этот унылый вой никак не закончится. Мать даже не пытается взять его на руки и вытереть нос. Кто-то ушел, бросив очередь. Мама у врача уже пятнадцать минут, двадцать.
Я встала и пошла по коридору.
— Ты куда? — спросила медсестра.
— Хочу найти маму. Она слишком долго там сидит. Может, она снова упала в обморок. Я нужна ей, — ответила я.
И в эту секунду открылась дверь кабинета и вышла мама, белая как мел, руки дрожат.
— Мама!
— Все хорошо, — сказала она и обернулась. — Большое спасибо вам, доктор. В понедельник с утра схожу в больницу.
— В больницу! — ахнула я.
Коридор вокруг меня закружился, я сама вот-вот упаду в обморок.
— Все в порядке, Доля. Надо просто сдать анализ крови. Все не так страшно, как ты думаешь. Идем, дорогая, на улицу, и я все тебе расскажу.
Мы возле бетонной стены клиники. Мама держит меня за руки:
— Дорогая, у меня действительно все в порядке. Сама не знаю, почему я упала в обморок. Наверное, перенервничала. Выставила себя на посмешище. У меня юбка задралась, когда я упала?
— Нет, ты упала аккуратно, но я на секунду решила, что ты умерла. Мам, а зачем тебе сдавать кровь на анализ? Тебя проверяют на рак?
— Нет. Я сама все это время думала, что у меня рак. Я так сильно похудела и так странно себя чувствовала. Но ничего подобного. Доктор считает, что у меня проблемы со щитовидкой.
— Со щитовидкой? Это серьезно?
— Нельзя было так долго откладывать визит к врачу, но я слишком испугалась. Доктор считает, все дело в высокой активности щитовидки, вот почему я так сильно похудела и постоянно волнуюсь. Эта болезнь влияет на глаза, они становятся больше и вылезают из орбит. Но это лечится, Доля. Врачи узнают уровень гормонов щитовидной железы в крови, мне выпишут специальное лекарство, и все уладится. Врач обещал, что я почувствую себя намного лучше. Я сама не могу в это поверить. Я так волновалась, но оказалось все не так уж плохо. У нас с тобой все хорошо, родная. И все будет в порядке.
ГЛАВА 12
СОЛНЦЕ
Мы все дожили наконец до конца этого дня, дня рождения Конфетки. Почти все девочки с беспокойством посматривали в мамину сторону, боясь, что она снова сорвется в крик. У мамы до конца вечера с лица не сходила краснота. Даже на груди у нее выступили болезненные красные пятна. Она улыбалась, как только на нее нацеливалась камера, пела «С днем рождения тебя» Конфетке, когда внесли праздничный торт, и даже болтала с мамами и нянечками, пока мистер Леденец собрал всех на большую игру. Но кулаки у нее все время сжаты. С папой она не разговаривала. Даже в сторону его не смотрела.
Папа пытался делать вид, что совершенно спокоен и расслаблен, сидел то тут, то там, хохотал с Конфеткой или в шутку боролся с Асом. Но и он ни разу не взглянул на маму. На телефон ему шквалом сыпались эсэмэски, и он то и дело отходил, чтобы их прочитать.
Роуз Мэй серьезно говорила с одной из журналисток, видимо упрашивая ничего не писать о непрошеной гостье. Конфетка доблестно веселилась до конца, хотя хохот у нее то и дело срывался в визг, а после проигрыша в игре она разрыдалась.