— Возьми его на руки, — посоветовала Кира, — на прощанье.
— Нет. Не могу. — Валя решительно мотнула головой и на мгновение зажмурилась, чтобы не видеть родное, ангельское личико малыша.
Все. Это вчерашний день. Об этом нужно забыть и жить дальше.
Она быстро, не оборачиваясь, зашагала к двери. У самого порога ее вдруг осенило. Она остановилась, опустила пакеты на пол.
— Забыла что-то? — участливо спросила Кира.
— Да, забыла. — Валя рывком дернула «молнию» на сумке, сунула туда руку, пошарила среди вещей и вытащила пухлый конверт с деньгами — свой гонорар за кормление малыша. — На, возьми, — она протянула конверт Кире.
— Как это? — не поняла та. — Зачем?
— Затем. Если Вадим думает, что мне нужны были его деньги, то пусть поймет, что ошибался. И Антошку я нянчила, как своего собственного ребенка, просто потому, что любила его, а не потому, что мне платили за это. Бери же, ну! — Валя нетерпеливо шагнула к Кире.
— Но ведь тут огромная сумма! — ошеломленно пролепетала та.
— Пусть. Мне не нужно. Обо мне есть кому позаботиться.
— Валя, ты просто сумасшедшая. Мало ли как обернется жизнь! Отказываться от заработанных денег — это… это… черт знает что!
— Прощай, Кирочка! — Валя чмокнула ее в щеку и, почти бегом достигнув двери, подхватила пакеты и скрылась в коридоре.
Сердце в груди бешено стучало, когда она спускалась по лестнице вниз. «Только бы не встретить его! Не встретить Вадима!» — молила Валя, стараясь унять смятение.
Мысль отказаться от денег пришла ей в голову только что, внезапно. Она сама не знала, как могла так поступить. Ведь это были деньги на лечение Таньки, на помощь матери с отцом, на все ее дальнейшую, самостоятельную жизнь.
Но что-то подсказывало Вале, что необходимо было сделать именно так. Покинуть этот дом не кормилицей младенца, а женщиной, любовь и преданность которой не оценили, не смогли оценить. Уйти, гордо подняв голову, проглотив слезы, спрятав невидимую никому обиду глубоко в душе.
Она прошла мимо дожидающейся Киры Натальи.
— По магазинам? — приветливо поинтересовалась та.
Валя кивнула.
— Да, хочу купить себе что-нибудь свеженькое.
Незачем никому ничего объяснять. Достаточно одной Киры.
Хлопнула дверь. Во дворе Леша уже заводил «мерс».
— Валюшка, подвезти? — он высунул из окна улыбающееся лицо.
— Спасибо, Лешенька, мне недалеко. Пешком дойду.
— Ну, гляди.
Валя зашагала к воротам. Шаг, еще шаг от крыльца, от дома, ставшего таким родным, будто она прожила в нем всю жизнь. От дома, где она была почти что женой и почти что матерью. Где оставался человек, которого она ненавидела всем сердцем. Ненавидела, продолжая любить.
24
Она заметила Тенгиза издалека. Тот нервно прохаживался взад-вперед по бульвару, дымя сигаретой. Увидел Валю, идущую навстречу, подпрыгнул и бросился к ней.
— Милая! Ты пришла! Какое счастье, что ты пришла!
Он заключил ее в объятия, снова принялся целовать.
— Успокойся уже. — Валя попробовала вырваться, но куда там. Тенгиз точно ошалел, прижимал ее к себе на виду у всех, только что раздевать не начал.
— Перестань. Убери руки. — Она все-таки кое-как выскользнула от него, тяжело дыша от возбуждения и нервного напряжения. — Идем в машину.
— Да, идем. Идем. — Тенгиз послушно зашагал к стоянке, на ходу то и дело оборачиваясь и глядя на Валю с собачьей преданностью.
Ей стало не по себе. Что-то в его поведении было неестественным, отталкивающим — какая-то подобострастность, суетливость, противная мужской природе.
«Раньше я в нем этого не замечала, — подумала Валя. — Но раньше он, может быть, и не любил меня по-настоящему, не опасался потерять».
Они дошли до стоянки, Тенгиз распахнул перед Валей дверцу «десятки», она села, удобно откинувшись на мягкую спинку.
На нее нахлынули воспоминания. Тот, самый первый их вечер, когда Тенгиз повез ее кататься по Москве. Цветные огни за стеклами, огромный бигмак, кетчуп, перепачкавший пальцы. Поцелуи в темном салоне, ее беспокойство о таблетке.
Господи, какая же она тогда была наивная! Маленькая, провинциальная дурочка, воображавшая, что знает все на свете про отношения мужчины и женщины. А ведь прошло совсем немного времени с того момента, как Тенгиз умолял ее поехать к нему на ночь, а за окнами шумел московский сентябрь. Всего год — и как этот год изменил ее жизнь и ее саму…
— Валечка, — ласково окликнул Тенгиз.
— Что?
— О чем задумалась, родная? Может быть, ты голодна? Заедем пообедать?
— Нет, спасибо. Я недавно завтракала.
— Хочешь мороженого? Я отвезу тебя в кафе?
— Нет, Тенгиз. Я хочу домой. У меня… голова разболелась.
Отчасти это было правдой — у Вали действительно ныл правый висок, будто в него засунули гвоздь. Но только отчасти. Главной же причиной ее отказа посетить кафе или ресторан было желание хотя бы немного побыть одной. Она надеялась, что сможет уговорить Тенгиза дать ей передохнуть часок-другой в одиночестве, осмыслить все, что произошло, собраться с силами, настроиться на новую волну.
— Как скажешь, моя королева. Домой так домой. — Тенгиз повернул ключ зажигания.
«Десятка» сорвалась с места и понеслась в сторону города.
Валя протянула руку и щелкнула клавишей магнитолы. Салон наполнился тихой музыкой. Ей всегда нравился вкус Тенгиза по части записей, и слух у него был замечательный — он любил петь под гитару и просто, без аккомпанемента, особенно армянские и азербайджанские песни. Вот и сейчас Тенгиз крутил баранку и бархатистым тенором вполголоса подпевал магнитоле. Валя смотрела на него искоса, чуть наклонив голову.
Красавец. Девчонки по таким сохнут. За то время, что они не виделись, он, кажется, стал еще красивей. Лицо похудело, сделалось четче, щеки впали, красиво обрисовав скулы. А глаза так и сияют. Почему же она не чувствует к нему былой страсти? Ничего не чувствует, лишь какую-то нелепую жалость, смешанную с отвращением.
Валя представила себе, что сегодня ночью они будут спать в одной постели, и ее невольно передернуло.
«Как же так? — подумала она с тревогой. — Я же должна хоть немного хотеть его, ведь я еду к нему домой. Еду в качестве жены, буду жить на его средства, Таньку лечить, помогать матери».
Валя попыталась разжечь в памяти картины их с Тенгизом близости, когда она была сама не своя от желания и отдавалась ему со страстью и восторгом. Получалось с трудом, а если говорить честно, вовсе не получалось.
«Ничего, — успокоила себя Валя, — все рано или поздно образуется. Я снова к нему привыкну. Полюблю обратно. Так бывает. Наверняка так бывает».
Она вдруг вспомнила Антошку. Интересно, как он там без нее? Кира, небось, уже покормила его овощным супом и протертым мясом из баночки. А этот озорник плевался и строил уморительные рожи.
Валя подавила тяжелый вздох. Груди ее начало ломить, как всякий раз, примерно за час до кормления. Молока у нее сейчас было меньше, чем в первые месяцы после родов, но все равно достаточно. Антошка сосал два раза в день, а когда Вале приходилось сцеживаться, получалось по целому стакану.
Теперь необходимо в течение недели туго бинтовать грудь, и лактация постепенно сойдет на нет. Что поделаешь, придется пережить этот неприятный момент.
Машина ехала по шоссе, приближаясь в кольцевой автодороге. За окнами мелькал лес. Тенгиз все пел себе под нос, поедая Валю жадным и счастливым взглядом. Ее понемногу начало клонить в сон. Он заметил это, щелкнул рычажком, сиденье плавно откинулось назад.
— Поспи.
Валя благодарно кивнула и закрыла глаза. Заснуть ей не удалось, но она так и просидела всю дорогу, зажмурившись, встряхнулась, лишь когда «десятка», сделав вираж, остановилась у знакомого подъезда.
— Добро пожаловать, — Тенгиз выбежал из машины, услужливо открыл перед Валей дверку.
Она вышла, слегка щурясь от яркого дневного света.
— Твой дом. — Он осторожно обхватил ее за плечи, подтолкнул к подъезду.
Они поднялись по лестнице, вошли в квартиру, и Валя ахнула: кругом все было новым. Новая люстра под потолком, новая шикарная мебель, в прихожей зеркало во всю стену и какие-то висюльки, похожие на колокольчики.
— Нравится? — горделиво спросил Тенгиз.
— Что это? — Валя дотронулась до «колокольчиков». Тут же послышался мелодичный, хрустальный звон.
— «Попутный ветер», — объяснил Тенгиз. И добавил: — Это «фэн-шуй».
— Фен… что?
Он засмеялся.
— Учение такое. О том, как стать счастливым. А эти подвески оберегают дом от злых духов.
Валя скептически пожала плечами. Неужели счастье зависит от местоположения предметов? Ей показалось это странным и смешным. Однако вслух она ничего не сказала, сняла сапожки, куртку и прошла в комнату.
Тут также все изменилось. На постели лежало новое, дорогущее покрывало, в углу красовалось трюмо, уставленное флаконами с духами и туалетной водой. На полу, под ногами лежал толстый, китайский ковер. Похоже было на то, что Тенгиз действительно разбогател и денег у него куры не клюют.
Валя осторожно присела на край тахты.
— Я сварю тебе кофе, — сказал Тенгиз и, не дожидаясь ответа, ушел на кухню.
Вскоре оттуда послышался рев кофемолки.
Валя сидела на постели, уронив руки на колени. Ей казалось, что она видит себя со стороны — потерянную, одинокую, не знающую, чем заняться.
Грудь болела все невыносимей. Валя хотела было сцедить молоко в последний раз, но пересилила себя. Порылась среди вещей, вытащила тугой бюстгальтер, надела, затянула накрепко лямки. Боль немного утихла, но все тело неприятно ныло — организм, выдернутый из привычного режима, бунтовал.
«Выпью кофе, и станет легче», — решила Валя. Ей пришло в голову, что можно бы выпить чего-нибудь и покрепче, чтобы окончательно прийти в себя.
— Тенгиз! — крикнула она в кухню.
Он тотчас возник на пороге, с полотенцем через плечо.
— Сейчас принесу кофе.
— Слушай, а у тебя есть коньяк? — спросила его Валя.
— Есть. Хочешь выпить?
— Хочу. — Она кивнула. — Совсем чуть-чуть.
— Будет исполнено. — Тенгиз открыл бар, достал оттуда плоскую флягу, взял из горки пару хрустальных рюмок, виртуозно наполнил до самых краев.
— Я же сказала, чуть-чуть, — недовольно проворчала Валя.
— Тут немного, — успокоил Тенгиз, поднося рюмку к ее губам. — За тебя.
— Спасибо. — Она сделала короткий вдох, и затем залпом глотнула обжигающую жидкость.
Внутри стало тепло, голова наполнилась легкостью.
Тенгиз внимательно смотрел на Валю.
— Еще?
— Пожалуй, — неуверенно произнесла она.
Он налил снова.
Легкость усилилась, к ней прибавилось приятное головокружение. Валя чуть откинулась назад на постели. Ей стало жарко, она сняла через голову джемпер.
— Совсем разденься, — посоветовал Тенгиз.
Он тоже выпил две полные стопки, глаза его загорелись еще больше, смуглое лицо порозовело.
— Хитрый какой! — Валя погрозила ему пальцем и пьяно хихикнула.
— Я хитрый? — он невинно и вместе с тем лукаво похлопал ресницами. — Не-ет, Валя-Валентина. Я наивный, как баран. Еще? — Тенгиз кивнул на фляжку.
— Хватит, — вяло запротестовала Валя, — а то я совсем захмелею.
— Да что ты! Это же совсем ерунда. Три стопки, подумаешь. — Он уже снова наливал в Валину рюмку. — Опять за тебя!
— Сколько же можно за меня? Давай за нас двоих.
— Давай, — неожиданно серьезно проговорил Тенгиз.
Они звучно чокнулись и выпили. Перед глазами у Вали все поплыло, потолок равномерно кружился.
— Я тебе помогу, — сказал Тенгиз прямо ей в ухо.
Она не сопротивлялась. Он снял с нее брюки, лифчик, взялся за тоненькую резинку трусиков.
— Ч-что ты д-делаешь? — выговорила Валя, с трудом ворочая заплетающимся языком.
— Хочу любить тебя. Ты ведь теперь моя. Правда, снова моя, и ничья больше?
— Твоя, твоя. — Она покорно сдалась на его милость. Ей было все равно, не осталось ни отвращения, ни сил сопротивляться.
По-прежнему, будто взирая на себя со стороны, Валя видела свое обнаженное тело, распростертое на постели. Тенгиз делал с ней, что хотел, вертел, как куклу. Из груди сочилось молоко. Он слизывал его и жмурился от удовольствия.
— Ты моя сладкая. Вся сладкая. И снаружи, и внутри.
«Господи, вот пошлость! — лениво промелькнуло у нее в мозгу. — И сам Тенгиз пошлый с головы до ног. Приторный, как перезрелый киш-миш».
Она непроизвольно дернулась в его руках. Тенгиз принял это за проявление страсти, засуетился еще больше, забормотал что-то вовсе несусветное.
— Замолчи, — бессильно простонала Валя.
Он поднял лицо, глаза его удивленно и тревожно уставились на нее.
— Что-то не так?
— Все так. Только… молчи, ради Бога. Не нужно все время говорить.
— Не буду.
Тенгиз послушно замолчал. Валя видела, что он сник, но не утешала его. Ей хотелось лишь одного — побыстрей все закончить и снова закрыть глаза.
«Я теперь так и буду жить с закрытыми глазами, — испугалась она. — Буду все время спать, и ночью и днем».
«А во сне видеть Вадима и Антошку», — договорил за нее какой-то чужой голос.
«Нет! — отчаянно и беззвучно крикнула Валя. — Нет!»
— Что — «нет»? — прошептал Тенгиз и крепко стиснул ее руками.
— Ничего. Разве я что-то сказала? — она с трудом заставила себя взглянуть на него.
— Ты сказала «нет».
— Тебе показалось. Я просто вздохнула. Душно.
— Валя!
— Что?
— Ты… не любишь меня больше. Совсем не любишь. Ни капельки.
— Я не обещала любить тебя. Просто согласилась уехать.
— Да, понимаю. — Тенгиз опустил голову ей на грудь.
Она заставила себя коснуться его волос — так, как это делала раньше. Снова — никаких ощущений, будто она дотронулась до деревяшки.
— Ладно, — тихо проговорил Тенгиз, отпуская Валю. — Я пошел.
— Куда ты?
— Съезжу по делам. Ты отдыхай. Хочешь, сходи по магазинам, я оставлю денег. Ключи на комоде в прихожей.
— Хорошо. Когда ты вернешься?
— К вечеру. Ты не скучай без меня. — Он грустно улыбнулся и посмотрел на нее, как побитая собака.
— Не буду. — Валя отвернулась от него на бок, поджала под себя ноги, свернулась клубком.
Она слышала, как Тенгиз поднялся и ходит по комнате. Потом на нее сверху опустилось что-то мягкое.
— Плед, — пояснил Тенгиз, — чтобы ты не замерзла.
Валя едва заметно кивнула.
Он наконец ушел из спальни. Еще минут десять возился в прихожей, затем хлопнула дверь.
Валя полежала немного и встала. Ее мутило от коньяка. К головокружению прибавилась тяжесть в затылке.
«Никогда больше не буду пить, — подумала она, — надралась, как свинья».
Она оделась и, нетвердо ступая, вышла в кухню. Поставила чайник, глянула на часы. Три с мелочью. Антошка, наверное, еще спит. У Киры он спит дольше, чем у нее, та предпочитает его не будить.
Сердце у Вали болезненно сжалось. Она стиснула зубы и затравленно огляделась по сторонам. Что-то надо делать. Нельзя сидеть вот так, колодой, иначе можно сойти с ума. Взяться за уборку, что ли?
Валя отыскала в углу, за дверью щетку, тщательно вымела и без того безупречно чистый пол, потом намочила тряпку и протерла красивые, узорчатые кафельные плитки. Вымыла чашки из-под кофе, до блеска начистила раковину. Затем принялась за плиту.
Ей стало спокойней и легче. Она драила стеклокерамическую панель и ни о чем не думала. Так прошло полтора часа.
Зазвонил телефон. Валя вздрогнула от неожиданности, подошла, вытирая руки о фартук, подняла трубку.
— Это я, — раздался далекий голос Тенгиза. — Как ты?
— Нормально. Мою твою плиту.
— Я купил тебе мобильник.
— Зачем? Я же никуда не хожу.
— Просто так. Чтобы я мог в любое время услышать твой голос.
— Что тебе приготовить на ужин? — спросила Валя.
— Мы поужинаем в ресторане.
— Но я хочу дома. Дай мне задание, я схожу в магазин и приготовлю.