Да, это была я. Там, на экране, я стояла на коленях и ублажала Бакита, там я орала и стонала как заведенная, лизала его сапоги, позволяла ему делать с собой такое, от чего меня начало тошнить.
- Смотри, - Макс толкается в мое тело, а я затуманенными глазами смотрю на экран, где кто-то, каким-то дьявольским образом уничтожал меня, как личность. Потому что это не могла быть я. И это и не была я… ЭТО НЕ Я! Я точно знаю, что это не я! Я пропала… мне никто теперь не поможет. По щекам градом потекли слезы.
- Нравится, как он тебя трахает? Нравится? - его голос срывается, и мне кажется, что он плачет… вместе со мной сейчас. Каждый толчок болезненный, сильный, отчаянный. А я остекленевшим взглядом впилась в экран и понимаю, что меня все же убили и украли мою жизнь, и счастье. Я сама себе уже не верю… а Макс. Макс предпочел поверить тому что видит, не мне. Кто угодно поверил бы. Закрыла глаза, понимая, что это не просто конец, а это и есть смерть… Вот что убило его. И он уже не воскреснет.
Макс вдруг зарычал, впиваясь в мои бедра до синяков, дрожа всем телом и изливаясь в мое тело, пока на экране Бакит продолжал иметь ту, что так похожа на меня саму.
Мой муж замер ровно настолько, чтобы унять судороги больного наслаждения и прийти в себя. А потом, наконец, вышел из меня, скрипнула змейка, а я так и осталась стоять с закрытыми глазами, опираясь на стол. Услышала, как он прошел по комнате, скорее угадала, что к бутылке, стоящей на подоконнике. Сделал глоток. Чиркнула зажигалка, и запахло сигаретным дымом. Я медленно выпрямилась и пошатнулась, схватилась за стол, чтобы не упасть.
- Я еще не решил, что сделаю с тобой. Ты останешься здесь. Пока.
Одернула юбку и как в тумане осмотрела комнату, поднимая с пола свитер, кутаясь в него в попытках прикрыть наготу. Макс снова смотрел в окно. Опираясь стиснутыми кулаками на подоконник. На проклятое черное небо без звезд.
- И когда решишь? – спросила тихо.
- Не знаю. Когда-нибудь решу.
- Дай мне уехать к Андрею, Максим. Отпусти меня.
Пользуясь секундами, пока он снова похож на себя, пока его голос нормальный и в воздухе не витает его безумие. Но мои слова взорвали его мгновенно. Через секунду он уже стоял возле меня, сжимая мои плечи и заглядывая в глаза.
- Отпустить? Ты еще ничего не поняла, Дарина? Я не отпущу тебя. Я скорее убью, но не отпущу. От меня не уходят. Разве что туда, - кивнул головой на потолок.
Смотрит на мои щеки с размазанными слезами, на разбитые губы, и опять взгляд становится мягче, руки, сжимающие мои плечи, дрожат.
- Я бы многое хотел простить тебе, маленькая. Так много, что самому мерзко от этого… Но я не могу… не могу. Зачем ты так с нами? Со мной, с братом, с Савой?
Может он и заслужил смерти… но вот так низко и подло. Беспомощного старика. Била бы меня, Графа. Как ты могла?
Я снова не понимала, о чем он, его дрожь и истерика передавались и мне. До боли хотелось прижаться к нему, вернуть обратно из мрака, в который он погружался, выдернуть его оттуда. Он жрал его, я чувствовала это сама. Мрак его поглощал и все же выпускал на короткие промежутки. Секундами просветлений.
- Смерти? – переспросила очень тихо.
- Зачем убила отца? Убивала бы нас… Выстрелила бы мне в голову. Я бы не сопротивлялся. Бл***ь, я бы сдох с удовольствием… а ты… Почему же ты мразь такая, а? – говорит сквозь зубы, а мне снова становится страшно, что он обезумел.
- Кого убила? – повторяю за ним, стараясь не сорвать его, не сковырнуть что-то такое, что снова сделает его невменяемым.
- Отца моего, - хрипло, тихо, вкрадчиво.
- Савелия?
И он вдруг оттолкнул меня с такой силой, что я отлетела к стене и сползла по ней на пол.
- Хватит! Я не могу так больше! Хватит играть в эту невинность! Хватит, мать твою, не то я задушу тебя! Да! Ты, сука такая, убила нашего отца, потом поехала к своему любовнику и хотела удрать с ним, а он продал тебя! Продал мне! Не ожидала? Это было неожиданно, да? Пытаешься выжить? Пытаешься спасти свою шкуру? Кто ты? Кто.Ты.Такая? Я смотрю и не понимаю, что же ты за дрянь?
- Я никого не убивала, - сама говорю, а собственный голос, как чужой, ненастоящий. Я должна говорить что-то другое. Наверное. Только не знаю, что. Я тоже погружаюсь во тьму.
- Ты нас всех убила. Мы все теперь мертвецы. Мы кладбище, а не семья. Ты нас похоронила заживо. Настала твоя очередь умирать, Дарина. Медленно и мучительно умирать. Здесь. В этом доме. Если ты веришь в Бога – молись.
Он вдруг просто ушел. Вот так взял и вышел, а потом послышались шаги по лестнице, и через несколько минут отъехала его машина.
А я так и сидела на полу, глядя на экран, где после кадров грязного совокупления с Бакитом, появилось изображение больницы… И я, застыв на коленях, смотрела, как там… все та же женщина убивает старика. Она убивает его, а в агонии я сама. Я кричала. Громко кричала, срывая горло и сходя с ума от отчаяния.
Бакит выполнил свое обещание - теперь я понимала каждое его слово, но он ошибся в одном – я не в аду, ад поселился во мне, и я горю живьем, с меня кожа струпьям облезает. Кому мне молиться, когда любимый человек меня проклял… он и был моим Богом. Я молилась и верила только в него. Мне больше не во что верить.
ГЛАВА 14
От бессонницы меня шатало из стороны в сторону. Я сбилась со счета, сколько не спала. Кажется, я сижу здесь целую вечность, но на самом деле около недели. Все мысли только о том, что произошло, и как Бакит меня подставил.
Тысячи вопросов и ни одного ответа. Одно понимаю, если выберусь отсюда, то я лично раздеру Бакита на куски. За все, что он с нами сделал. С нами со всеми. Это не моя личная трагедия. Он нашу семью разодрал на ошметки. И я даже не представляю, что там происходит за стенами этого дома. Как там мой брат? Что он думает обо всем этом? Как держится после смерти отца? Считает ли меня убийцей, как и мой муж? Хоть кто-то сомневается в этом? Кто-то верит мне? А потом понимала, что не могу требовать, чтоб верили. Они не знают меня. Никто из них. Всего три года прошло, как я появилась в семье. Они все приняли меня, но они имеют право сомневаться. Как мне доказать? Как? Где они взяли эту тварь, так похожую на меня? Сама смотрела на нее, и казалось, что с ума сошла. И моментами сомнения… в собственной вменяемости. Только я знала, что не могла сделать ничего из того, в чем меня обвиняют. И да, я все же видела, что это не я. Но как это объяснить и доказать другим?
Мне вообще казалось, что я живу какими-то обрывками. От слёз опухли глаза, я не смотрела на себя в зеркало, чтобы не видеть. Вот это отражение загнанного животного. Я почти не натыкалась на прислугу, либо им было приказано меня избегать, либо здесь ее и не было почти.
У меня появился своеобразный ритуал. С первыми лучами солнца обходить весь дом, каждую комнату и думать потом, как я бы их обставила, кто жил бы в них. Как выглядели бы мы с Максимом в этом доме вместе. Зачем он купил его и начал в нем ремонт? Когда купил? И почему я об этом ничего не знаю?
В той жизни, где он его покупал, он представлял нас вместе? Иногда то, что кажется таким простым, таким обыкновенным, таким будничным, вдруг начинает казаться нереальным счастьем, когда остается в прошлом. Мне всегда и на все отмерялось по крупицам. Нет, я не жалела себя… я просто почти не могла вспомнить, когда в своей жизни я вообще была счастлива. Пожалуй, в глубоком детстве, еще с мамой, потом уже с Максом, и то недолго.
На какие-то минуты я забывала обо всем. А потом снова волной накатывало отчаяние, от которого хотелось умереть. Самое страшное, когда тебя обвиняют и не дают ни единого шанса оправдаться, ни единому слову не верят. Да, я понимала, почему… Теперь понимала. И я слишком хорошо знала Макса, чтобы осознавать, что он никогда не простит меня… не даст мне даже возможности заговорить. В такие секунды я падала на колени и выла, как раненое животное. «За что?»… Бесполезный и такой отчаянный вопрос, скорее, кому-то там, наверху. Не себе и не Максу. Почему так мало счастья мне выпало? Почему я наказана за то, чего не совершала? Когда он приедет сюда? Приедет ли ко мне хотя бы когда-нибудь? Андрей знает об этом? Но я была уверена, что нет. Брат не знал. Макс умел скрывать то, что хотел скрыть. Умел скрывать от всех, и сейчас он меня спрятал, чтобы терзать и казнить за то, что причинила ему боль.
По вечерам приезжал Ефим иногда не один, а с людьми моего мужа. Бывало,
они приезжали с женщинами. Я слышала их голоса в другом конце дома. ЕГО с ними не было. Мне не нужно было для этого проверять – я четко знала, что Максима здесь нет. Раз в несколько дней заезжали грузовики и что-то отгружали на склад за домом. Я наблюдала за тем, как переносят ящики, как перекрикиваются грузчики и понимала, что сюда привозят что-то незаконное. Именно поэтому дом под такой тщательной охраной. Его нарядный фасад и видимость жилого помещения - лишь мишура. Никогда не слышала об этом месте. Постепенно я начала думать о том, что есть много чего, что я не знаю о своем муже. Этот дом не исключение. Он как книга с бесконечными страницами разного жанра. И никогда не знаешь, что тебя ожидает, едва перелистнешь следующую. Вполне возможно, что она либо пустая, либо черного цвета. Черный. Его цвет. Когда я думала о нем, я видела самые разные оттенки черного. Да, этот цвет имеет оттенки. У Макса нет даже белого. Ни одной полосы, пятна. Его окружает тьма, а я рядом на ощупь иду и пытаюсь изо всех сил не выпустить его руку, и не потому что мне страшно остаться одной, мне страшно оставить его одного, потому что он сольется со своим черным, и я его потеряю. Уже теряю. Кричу в темноту, ищу ладонями, как слепая, и не нахожу. Нет его нигде. Это и есть самый страшный кошмар.
На секунду кольнуло где-то внутри от мысли, что вдруг он привозил сюда других женщин. Ведь в доме есть две жилые спальни, полностью обустроенные и отремонтированные. В одной из них я и жила, а в другой явно уже давно никто не бывал. Но как я могу это знать, если здесь постоянно убирает призрак какой-то. Стоит мне покинуть комнату, как после моего возвращения в ней стерильная чистота. Начала вспоминать, как часто Макс уезжал из нашего дома, но не припомнила ни одного раза, кроме длительных поездок заграницу.
Потом я начала понимать, что никто не знает, что я здесь. Те люди, что приезжают с Фимой, тоже. Я попробовала пройти в ТУ часть дома, но дверь в коридоре оказалось запертой. Макс действительно спрятал меня… и спрятал именно от Андрея и нашей семьи. Он меня приговорил… и это лишь вопрос времени, когда он приведет приговор в исполнение. Хотелось ли мне, чтоб меня нашли? Не знаю. Наверное, тогда еще нет. Я хотела быть спрятанной им и находиться рядом. Я все еще надеялась найти его во тьме. Наивное упрямство, которое каждый раз разбивается о гранит его цинизма и ненависти.
Иногда я закрывала глаза и лежала на полу, застеленном толстым пушистым ковром, глядя в темноту. Слушала тиканье часов или шелест снега за окном, и наши голоса из прошлого звучали у меня в голове.
« - Ты понимаешь, что теперь я не отпущу тебя никогда, маленькая.
- Никогда-никогда?
- Никогда-никогда.
- А если разлюбишь?
- Видишь там, на небе, звезды?
- Вижу… а ты оказывается романтик, Зверь.
- Когда все они погаснут …
- Ты меня разлюбишь?
- Нет. Когда все они погаснут - это значит, что небо затянуто тучами. Ты не будешь их видеть день, два, неделю… Но это не говорит о том, что их там нет, верно? Они вечные, малыш. Понимаешь, о чем я?
- Нет… но сказал красиво.
- Все ты поняла. Довольная, да?
- Да-а-а-а-а.
- Мелкая ведьма.
- Чудовище.
- Или все же монстр?
- Сегодня чудовище.
- Сегодня?
- Как ты это делаешь? Ну вот так бровями.
- Как? Вот так?
- Да-а-а-а.
- У чудовищ есть особые достоинства.
- О-о-о, у чудовищ столько достоинств… и одно меня ужасно сводит с ума.
- Моя плохая пошлая девочка.
- Это о чем ты подумал? Фу, Макс, ты испортил всю романтику со звездами.
- Ну почему испортил? Если я положу тебя на спину. Вот так… то, ощущая мое достоинство, ты увидишь, как осыпаются звезды… из твоих глаз… пока я тебя этим достоинством…
- Макси-им.
- М-м-м?
- Ты… все те женщины, которые были раньше… ты еще видишься с кем-то из них?
- Зачем вокруг да около. Так и спроси – ты трахаешь еще кого-то, кроме меня?
- Ты трахаешь еще кого-то, кроме меня?
Засмеялся, а я смутилась.
- Нет, малыш. Я не трахаю никого, кроме тебя. Потому что не хочу. Потому что я, бл***, о тебе думаю двадцать четыре часа в сутки. У меня встает от одного взмаха твоих ресниц, когда ты в смущении прикрываешь глаза и от ямочки на щеке, меня возбуждает каждая твоя веснушка. Я помешан на тебе, мелкая. Маньяк, понимаешь?
- Понимаю… Еще как понимаю. Пообещай мне, что если тебе станет меня мало… что если ты захочешь другую, ты скажешь мне об этом. Пообещай, что не скроешь от меня и не унизишь меня вот так.
- Что за тема, малыш?
- Пообещай!
- Это ты запомни, что если ты захочешь другого – я убью тебя, как только это пойму. А теперь скажи мне…
- Ты не пообещал!
- Обещаю. А теперь СКАЖИ!
- Я люблю тебя?
- Нет. Еще одна попытка. Потом накажу. Молчишь?
- Я думаю.
- О чем?
- Сказать или получить наказание.
- Говори. Я тебя все равно накажу.
- Обещаешь?
- О да-а. Клянусь.
- Я дышу тобой.
- Ещё.
- Я дышу тобой, мой Зверь.
- Жесть.
- Что такое?
- Ванильный Зверь-романтик. Это компромат, мелкая.
- Нет, мой ласковый и нежный…
Молчит и смотрит мне в глаза. Улыбка пропала и взгляд тяжёлый, давит, сжимает, как колючей проволокой.
- А ведь он убил ее, ты знаешь?
- Кто?
- Не важно. Иди ко мне».
Я повернула голову и посмотрела на небо – ни одной звезды. За окном метет снег.
«А ведь он убил её… убил её»
Казалось, что прошла целая вечность между этим диалогом и нашим последним. А на самом деле всего лишь немногим больше месяца. Только теперь это все походило на короткий сон. Нет, я не могла его ненавидеть. Я очень хотела. Я мечтала о ненависти, чтобы она пришла ко мне и помогла справиться с болью, от которой начинались приступы удушья. Я просто верила… где-то там, в глубине души, я все же верила, что мы снова увидим наши звезды. Они же есть. Их не может не быть. Они вечные.
Он так сказал. Он обещал мне. Но разве он не обещал, что никогда не сделает мне больно? Или никогда не отпустит… А разве я не пошла за ним, зная какой он?
Разве он не был собой? Я просто наивно поверила в свою уникальность, в свою особенность. Поверила, что если я вошла в клетку к зверю, глажу его, кормлю с руки, то он не перегрызет мне глотку, если вдруг ему что-то не понравится. И теперь хищник оставил меня в своем логове, чтобы наслаждаться агонией любимой жертвы, и я не могу его за это ненавидеть. Я знала, к кому иду, и знала, чем рискую.
Он меня предупреждал. Да и не нужны были предупреждения, я видела, что он такое своими глазами. Самое страшное, что меня раздирало на части за нас обоих, а он упивался только своей болью и не чувствовал мою. Я для него превратилась в отвратительное насекомое, которое рано или поздно он раздавит, а потом сдохнет и сам мутирует в то черное и ужасное чудовище, каким был когда-то… Каким его раньше и не знала.
Я по слогам разбирала наш последний диалог, каждое слово, каждый жест, и все тело сводило судорогой, невыносимо, до крика. И я кричала. Беззвучно. Глядя на небо без звезд.
Он приехал снова через неделю. Я скорее почувствовала, чем услышала или увидела. Задремала на ковре, погружаясь в подобие сна, и вдруг подняла голову, подорвалась с пола к окну, вглядываясь в подъезжающие машины, среди них и его джип. Сумасшедшая… внутри волной поднялась противоестественная радость. Тяжело дыша, прижалась пылающим лицом к стеклу, вглядываясь в силуэты мужчин, выходящих из машин, впилась пальцами в прутья решеток, когда увидела с ними женщин. Они смеялись там, внизу, открывая шампанское прямо на улице, а я следила за тем, как Макс тоже вышел из машины, махнул рукой Фиме, и тот поднес ему бокал. Одна из женщин повисла у моего мужа на руке, и тот отдал ей шампанское, обнимая за талию, а я медленно закрыла глаза, а когда открыла, увидела, как он смотрит на мое окно. Ровно секунду, но мне хватило, чтобы согнуться пополам, словно выстрелил в меня в упор, и внутренности обожгло как серной кислотой, а потом они скрылись в другом крыле дома, чтобы веселиться там, пока я сижу, запертая в этих бесконечных пустых комнатах.