— Твоя мама сказала, что ты не разговариваешь. Она говорит, что тебе нечего рассказать, но я думаю, это неправда. Уверен, тебе есть много что сказать, но ты не знаешь как.
Одинокая слеза скатилась по моей щеке, и я отвернулась, чтобы он не видел меня плачущей. Пускай он окажется свидетелем единственной слезы, а остальные, текущие по лицу, будут капать на мамину подушку.
Он тихо заговорил:
— Знаешь, это я виноват. Я должен был встретить тебя в лесу для нашей репетиции, но слишком долго пытался отыскать галстук, который тебе бы понравился. Знаю, ты, наверное, решила, что я бросил тебя, но это не так, Мэгги Мэй. Клянусь, я собирался встретить тебя, но, когда пришел, тебя нигде не было. Мне так жаль.
Я услышала, как Брукс шмыгнул носом, и слезы из моих глаз потекли с новой силой. Он продолжил:
— Мне действительно очень жаль. Прости, прости меня…
Мы оставались там еще несколько минут. Мои слезы продолжали литься, и Брукс не пытался убедить меня перестать плакать. Возможно, это всего лишь плод моего воображения, но мне показалось, что он и сам тихо плакал вместе со мной.
***
— Кому мороженого? — сказал папа, буквально врываясь в спальню — мы с Бруксом так и не выходили из комнаты. Не знаю, когда это произошло, но в какой-то момент мы с ним взялись за руки, и я до сих пор не нашла в себе сил разорвать этот захват.
Мы оба сели, и Брукс быстро отдернул свою руку.
— Я с удовольствием съел бы немного мороженого! — воскликнул он.
Следом за папой вошла мама и нахмурилась.
— Брукс, ты давно не был дома. Наверное, тебе стоит вернуться. Совершенно ясно, что нам нужно время побыть своей семьей, если ты не возражаешь, — она не хотела грубить, но я точно могла сказать, что Брукс был слегка обижен, хотя и улыбался.
Большинству людей эта улыбка показалась бы обычной, но я знала — так он улыбался, когда был немного смущен.
— Конечно, миссис Райли. Извините. Я ухожу, — он повернулся ко мне и улыбнулся лишь уголками губ. — Как ты сегодня, Мэгги Мэй?
После того происшествия он каждый день задавал мне этот вопрос. Я медленно кивнула.
Я в порядке, Брукс.
Он встал с кровати и направился к выходу, но папа, прочистив горло, сказал:
— Думаю, Брукс может присоединиться к нам на порцию мороженого.
— Эрик, — возразила мама, но папа положил ей руку на плечо, успокаивая.
— Конечно, если Мэгги не возражает, — закончил он, глядя на меня.
Брукс стрельнул в меня взглядом, исполненным такой надежды, что я никак не могла ему отказать. В конце концов, он мог слышать мое молчание. Я согласилась, и мы обулись и направились к передней части дома. Все вышли на улицу, но я остановилась в дверях. Сознание охватило паника, грудь сдавило. Что, если он все еще там? Что, если он поджидает меня? Что, если выжидает момента, чтобы сделать мне больно? Или кому-то еще, или…
— Мэгги, — сказала мама, глядя в мою сторону. — Пойдем, дорогая.
Я изо всех сил старалась выйти из дома. Изо всех сил пыталась сделать шаг вперед, но паника была непреодолимой. Каждую секунду мой разум приказывал мне шагнуть вперед, но я почему-то отступала назад.
— Что ты делаешь? — спросил Келвин, глядя на меня, как на сумасшедшую. И все смотрели на меня точно так же.
А разве не так?
Разве я не сошла с ума?
Я слышу его шепот. Он может увидеть меня. Он может причинить мне боль.
Я пятилась назад все дальше и дальше и испугалась, наткнувшись на стену. Я не смогу выйти ни улицу. Там опасно. Умом я понимала, что это не так, но единственное, что мне хотелось почувствовать, это безопасность. Мир пугал меня, и в последнее время страха во мне стало больше, чем силы.
— Идем, Мэгги! — застонала Шерил. — Ты все нам испортишь.
Мама ущипнула ее за руку.
— Шерил Рэй, прекрати!
Однако, она была права. Я все всем испортила. Мне жаль. Мне так жаль.
Я сделала еще один шаг назад и, прежде чем осознала это, ноги сами понесли меня обратно в родительскую спальню. Это было самое безопасное место, и у меня не было желания его покидать. Дрожа всем телом, я забралась под одеяло. Я не могла дышать. Не могла избавиться от звуков в своей голове. Не могла отключить свой мозг.
Когда одеяло начало сползать с меня, я вцепилась в его края, борясь за то, чтобы удержать. Он нашел меня. Он нашел меня.
Меня накрыло волной облегчения, когда я увидела папу. Мои глаза были широко распахнуты и полны паники, и я практически ощутила, как беспокойство за меня осело в его груди. Он приподнял одеяло и сел рядом со мной. Я не могла остановить собственную дрожь.
Ш-ш-ш-ш…
Ш-ш-ш-ш…
Дьявольские звуки ядом проникали в мой разум. Все, о чем бы я ни подумала, сопровождалось воспоминаниями о его настойчивом шепоте.
Я не могу выйти из дома. Если сделаю это, он увидит меня. Я не могу говорить. Если начну, он услышит меня.
— Мы справимся с этим, Мэгги, — сказал папа, притягивая меня в свои объятия. — Мы все исправим, несмотря ни на что.
Это был первый раз в жизни, когда папа лгал мне.
Когда он встал и вышел в коридор поговорить с мамой, я еще плотнее завернулась в одеяло. Дрожь не прекращалась, пока я слушала, как мама озвучивает свой самый глубокий страх:
— Что, если она никогда не оправится от этого? Что, если она больше никогда не станет собой? Что станут думать люди? Что они скажут?
— С каких пор нас заботит то, что скажут люди?
— Всегда, Эрик. Нас всегда волнует, что скажут люди.
И сейчас я впервые почувствовала, что фундамент любви моих родителей дал трещину.
И все из-за меня.
Глава 6
Брукс
— Идиотский галстук хаки. Тупой фиолетовый галстук. Тупой, тупой, тупой! — ворчал я, бросая все галстуки в верхний ящик комода. Я возненавидел галстуки, потому что из-за них опоздал. Я ненавидел себя за то, что Мэгги оказалась совсем одна в лесу.
Пинком закрыв ящик комода, я снова взбесился, потому что он не закрывался из-за кучи вещей.
— А-а-а-а-а, — заорал я, ударяя по нему кулаком. — Ненавижу тебя! Ненавижу! — я с остервенением пнул комод, но взамен получил лишь боль в ноге и отбитый палец.
— Все в порядке, Брукс? — спросила мама, заглядывая ко мне с обеспокоенным видом. На ней уже была униформа — она собиралась в больницу, где работала медсестрой. И судя по ее взгляду на часы, она опаздывала.
— В порядке, — раздраженно вздохнул я, доковылял до кровати и плюхнулся на нее, потирая ушибленный палец ноги.
Она подошла и приложила ладонь к моему лбу.
— Что случилось, малыш?
— Ничего, — пробормотал я. — Ты опоздаешь.
Она сняла часы и убрала их за спину. Потом улыбнулась мне и сказала:
— Не волнуйся. Давай поговорим, прежде чем я уйду. Знаю, ты сильно переживаешь из-за происшествия с Мэгги.
— Нет. Это не то. Просто не мог закрыть ящик, — мое лицо вспыхнуло, а руки сжались в кулаки. — Все из-за идиотских галстуков, — процедил я сквозь зубы.
— Галстуков?
— Да! Я вытащил из ящика все эти дурацкие галстуки и теперь не могу сложить их так, чтобы ящик закрывался, поэтому пнул его и ушиб ногу.
— Для начала, при чем тут галстуки?
— Потому что… — я замялся и приподнял бровь. — Ты сильно опоздаешь на работу.
— Не переживай, — она улыбнулась и погладила меня по волосам. — У меня все будет нормально. Скажи, что на самом деле беспокоит тебя.
— Ну… я должен был встретиться с Мэгги в лесу на нашей репетиции.
— Репетиции?
— Нашей свадьбы.
— Вы собираетесь пожениться?
С пылающим лицом я опустил взгляд в пол. Как я мог не сказать маме, что собираюсь жениться? Мэгги сообщила всем. А я? Никому.
— Да… ну… не знаю. Это глупая затея Мэгги. Я согласился на это просто потому, что Джейми меня заставил. Мэгги велела мне надеть галстук и встретить ее в лесу, что, в общем-то, должно было без труда получиться, но я слишком много времени потратил, выбирая галстук. Таким образом она оказалась в лесу совершенно одна, и все, что с ней случилось, произошло по моей вине. А теперь она не в себе, и все из-за меня, потому что я не пришел вовремя к плакучим ивам.
— О, мой дорогой, — вздохнула мама, поглаживая меня по спине. — Ты не виноват.
— Нет, виноват. Виноват, что не был там, чтобы защитить ее, и теперь она не разговаривает и не выходит из дома, потому что чего-то боится. Я должен был там быть, чтобы предотвратить это и защитить ее.
— Брукс… — мама понизила голос и сцепила руки в замок. — Все, что случилось с Мэгги — трагедия, но в этом нет твоей вины. Знаешь, чему меня научила жизнь? Тому, что просто сидеть и бесконечно прокручивать ситуацию в голове бесполезно. Ты не можешь изменить прошлое, но прямо сейчас ты можешь изменить будущее. Знаешь, как сейчас можешь помочь Мэгги?
— Как? — спросил я нетерпеливо, тут же выпрямляясь.
— Будь ее другом. Сейчас она, скорее всего, очень напугана и смущена. И очень одинока. Ей не нужно, чтобы ты жалел ее, милый. Ей просто нужен друг. Тот, который время от времени будет заходить, чтобы проведать ее. Тот, который спросит, все ли у нее в порядке. Тот, кто даст ей понять, что она не одна.
Да. Друг.
— Я могу это сделать. Думаю, я смогу быть хорошим другом.
Она негромко засмеялась и, наклонившись, поцеловала меня в лоб.
— Я знаю, что сможешь. Подожди секунду, я хочу кое-что тебе отдать, — она поспешила из спальни, а когда вернулась, ее левая рука была сжата в кулак. Сев рядом со мной, она раскрыла ладонь — на ней лежал шнурок с кулоном в виде якоря. — Когда мы были молодыми, твой папа подарил мне это после смерти моего отца. И обещал, что всегда, когда бы я ни нуждалась в нем, он будет рядом со мной. Он сказал, что будет моим якорем, когда я почувствую, что течение жизни уносит меня. Он всегда был для меня удивительным другом и остается им до сих пор. Может быть, ты подаришь это Мэгги, чтобы она улыбнулась.
Я забрал у мамы подвеску и поблагодарил ее. Она помогла мне больше, чем могла подумать, и, если этот якорь заставит Мэгги улыбнуться, он будет принадлежать ей. Я готов сделать все что угодно, лишь бы вернуть миру ее прекрасно-ужасные улыбки.
***
— Как ты сегодня, Мэгги Мэй? — спросил я, стоя в дверях ее спальни с зажатым в руке МР3-плеером. Когда я появился, она стояла у окна, уставившись вниз на улицу. Медленно повернувшись ко мне, она обхватила себя руками. Ее глаза казались потухшими — это расстроило меня, но я не подал виду, а просто слегка улыбнулся и снова спросил: — Ты в порядке?
Она медленно кивнула, и я понял, что это ложь, но мне было не важно. Пусть делает все, что ей нужно, чтобы чувствовать себя лучше — я не возражаю. Я никуда не собираюсь уходить.
— Можно мне войти?
Она снова кивнула.
Шагнув в комнату, я поправил галстук — зеленый, как ей нравилось. Ладони, сжимающие плеер, вспотели, и я шмыгнул носом, когда мы оба сели на кровать. Я не знал, что сказать. Обычно большую часть времени, если люди дружат, то они разговаривают. Чем дольше мы сидели в тишине, тем больше я нервничал. Я начал постукивать ногами по полу и заметил, что Мэгги сцепила лежащие на коленях руки. Кожа у нее была совсем бледной, а взгляд очень тяжелым, и в этот момент я понял, чего мне не хватало. Мне не хватало того, что столько времени раздражало меня.
Мне не хватало ее голоса.
— Можно я опять подержу тебя за руку? — спросил я.
Она скользнула левой рукой к моей правой, и я облегченно вздохнул. Ее пальцы были холодными, как лед.
— Сожми мою руку один раз, если ответ будет «нет», и два раза, если «да», хорошо?
Мэгги кивнула и закрыла глаза.
— Ты боишься?
Она дважды сжала мою руку.
— Тебе грустно?
Снова дважды сжала мою руку.
— Ты хочешь побыть одна?
Мэгги сжала мою руку один раз.
— Как ты думаешь, может… как думаешь, могу ли я стать твоим другом? — прошептал я.
Она открыла глаза и посмотрела на меня. Интересно, чувствует ли она, как колотится мое сердце — дикое, потрясенное, испуганное?
Мэгги опустила взгляд на наши руки и сжала мою. Затем еще раз. И мое сердце быстро и шумно забилось. Я выдохнул сдерживаемый в легких воздух, свободной рукой залез в карман и вытащил мамин кулон.
— Это тебе. Это кулон дружбы. Якорь. Я обещаю быть твоим другом — хорошим другом. Я имею в виду, что буду стараться изо всех сил. Буду помогать тебе оставаться на земле, когда ты почувствуешь, что течение жизни уносит тебя. Просто… — я вздохнул, глядя на кулон в руке. — Я хочу, чтобы ты снова улыбалась. Хочу, чтобы у тебя было то, о чем ты мечтала, и буду прикладывать все усилия, пока не удостоверюсь, что у тебя это есть — даже если это собака по кличке Скиппи и кот по кличке Джем. Я хочу, чтобы ты знала… — я снова вздохнул, потому что каждый раз, когда ее глаза наполнялись слезами, мою грудь пронзала сильная боль. — Мне нужно, чтобы ты поняла: даже если ты решила никогда больше не говорить, у тебя всегда будет тот, кто услышит тебя, Мэгги. Хорошо? Я всегда буду рядом, чтобы слушать твое молчание. Ну как, ты хочешь этого? Ты хочешь этот кулон?
Она дважды сжала мою руку, и маленькая, почти незаметная улыбка появилась на ее губах.
— И, если ты хочешь, можем вместе послушать мою музыку. Знаю, я говорил, что никогда не позволю тебе этого, но хочу сказать, что ты можешь делать это, когда пожелаешь. Вчера вечером Джейми создал для меня новый плейлист на компьютере, и я перенес его в свой плеер. Не знаю, что он туда добавил, но мы можем послушать вместе.
Мэгги снова дважды сжала мою руку. Я дал ей один наушник, а сам взял второй. Мы легли на ее кровати, свесив ноги. Я нажал кнопку воспроизведения, и первая песня, которая начала играть, была «Молчи» группы Flo Rida с участием T-Pain. (Примеч.: саундтрек к фильму «Шаг вперед»).
Господи, Джейми. Не самая лучшая песня в данный момент. Я собрался пропустить ее, но Мэгги остановила меня, сжав мою руку один раз. Ее глаза были закрыты, а по щекам катились слезы, но я готов поклясться, что заметил это — крошечную улыбку. Она была такой неуловимой, что большинство людей приняли бы ее за выражение неодобрения, но я знал, что это не так.
В груди заныло при виде этой почти улыбки на ее губах. Я закрыл глаза, и по моим щекам скатилось несколько слезинок, пока мы слушали Flo Rida. Не знаю почему, но всякий раз, когда она плакала, я плакал тоже.
И в этот момент я понял, что она все время была права.
Права насчет меня, насчет себя, насчет нас.
Она была той единственной девочкой, которую я буду любить вечно.
Независимо от того, как жизнь будет пытаться изменить нас.
Глава 7
Мэгги
15 мая 2016 года
Восемнадцать лет
Мама и папа больше никогда не танцевали. Я заметила, что за последние десять лет между ними многое изменилось, но именно эта перемена была самой печальной. Они по-прежнему обнимали друг друга каждое утро, и папа каждый день, уходя в университет, целовал маму в лоб перед выходом. Открывая парадную дверь, он всегда говорил:
— Я люблю…
А мама заканчивала фразу:
— Тебя.
Они по-прежнему любили друг друга, но больше не танцевали.
Обычно вечерами мама была занята телефонными разговорами — рассказывала обо мне своим лучшим подружкам по колледжу и разным психотерапевтам — а еще читала статьи в интернете или оплачивала счета. Папа сидел в гостиной, проверял работы своих аспирантов или смотрел «Теорию большого взрыва».
Не так давно папа попытался включить их свадебную песню, но мама была слишком уставшей, чтобы стоять с ним в обнимку и раскачиваться.
— Потанцуешь со мной? — спросил он.
— Не сегодня, Эрик. У меня болит голова, — ответила она.
Мама не знала этого, но я видела, как папа нахмурился, когда она уходила.
— Я люблю, — сказал он, глядя ей вслед.
— Тебя, — будничным тоном пробормотала она.
Взглянув на лестницу, мама увидела меня и нахмурилась. Она всегда хмурилась при виде меня, словно я была трещиной на семейной фотографии.
— В кровать, Мэгги Мэй. Завтра рано вставать на учебу.