Мистер Икс прислонился к стене, вытянул шею и осмотрелся кругом. Зловонные остатки в лаборатории, грязь, запах мерзких дел, творимых без угрызений совести, были для него праздником, на котором он не хотел оставаться, но с которого не мог уйти. То же и с Обществом лессеров.
Но скоро все будет хорошо. По крайней мере, что-то брезжит впереди.
Господи, наткнулся-то он на Ван Дина чисто случайно. Когда ходил на последние бои, присматривая новобранцев, Ван сразу же выделился из толпы. В парне чувствовалось нечто особенное, нечто, возвышавшее его над противниками. Когда Икс наблюдал за движениями Вана в ту первую ночь, он сразу подумал, что нашел важное пополнение для коллекции Общества… пока не заметил отсутствие одного пальца.
Форлессеру не хотелось вербовать кого-либо с физическими недостатками.
Но чем больше он наблюдал, как дерется Ван, тем очевиднее становилось, что отсутствующий мизинец не помеха. Пару ночей спустя Икс увидел татуировку. Ван всегда боролся в футболке, но однажды она задралась. На спине красовалась черная татуировка – глаз между лопаток.
Вот что заставило мистера Икса заглянуть в манускрипты. Пророчество было зарыто глубоко в справочнике Общества лессеров, почти забытый параграф среди правил посвящения. К счастью, когда мистер Икс стал форлессером впервые, он тщательно прочел все параграфы и запомнил эти чертовы строчки.
Как и во всех манускриптах, переведенных на английский в тридцатых годах, смысл пророчества оставался неясным. Но если у тебя отсутствует мизинец на правой руке, ты можешь оставить только четыре знака. «Три жизни» – это детство, зрелый возраст и затем жизнь в Обществе. Со слов других бойцов, Ван родился и вырос здесь, в Колдуэлле, который можно назвать также и Родником[9].
Но это еще не все. Инстинкты парня оказались потрясающими. Стоило понаблюдать за его действиями на обнесенном сеткой ринге, чтобы понять: север, юг, запад и восток – лишь часть того, что он ощущал. Он обладал редким даром предугадывать следующий ход противника. Это его отличало от остальных.
Решающим аргументом стал удаленный аппендицит. Слово «рубец» можно истолковать по-разному, но, скорее всего, это относится к шрамам. У всех есть пупок, а если еще и удален аппендикс, «спереди» будет именно два шрама.
К тому же форлессер нашел Вана в подходящий год: седьмой в двадцать первом веке.
Мистер Икс достал мобильник и позвонил одному из своих подчиненных.
Пока в трубке раздавались гудки, лессер думал, что нуждается в Ван Дине, этом борце нового времени, четырехпалом негодяе, больше, чем в ком-либо еще завею свою жизнь. Или, лучше сказать, после смерти.
Материализовавшись перед мрачным серым особняком, Марисса прижала руки к горлу и запрокинула голову. Боже, сколько камня высится над землей – должно быть, разорена целая каменоломня. На окнах свинцовые ставни, сверкающие рамы – как золотые брусья. Двор и здание защищены двадцатифутовой стеной. А еще повсюду камеры наблюдения. И ворота.
Все такое безопасное. Такое холодное…
И выглядит, как она и ожидала, – крепость, а не дом. Еще и окруженная защитной зоной, которая в Старом Свете называлась «миис», так что если посторонний собрался бы здесь пройти, его мозг просто не воспринял бы это место, направив своего обладателя в обход. Ей удалось проникнуть на территорию Братства только потому, что здесь Рэт. Питаясь его чистой кровью последние триста лет, Марисса вобрала в себя от него столько, что могла найти короля где угодно. Даже в миисе.
Теперь, стоя перед каменной громадой особняка, она почувствовала, как зачесался затылок, словно за ней следили, и обернулась. На востоке зарождался новый день, и глаза Мариссы начали слезиться. Времени совсем нет.
Не отнимая рук от горла, она подошла к массивным медным дверям. Ни звонка, ни дверного молотка не было, так что она толкнула одну створку. Дверь открылась, что показалось странным, но Марисса очутилась всего-навсего в вестибюле. Ага, здесь проходят проверку.
Она повернула лицо к камере и подождала. Без сомнений, когда она вторглась в первую дверь, сработала сигнализация, так что либо кто-то придет и впустит ее… либо не впустит. Тогда ей придется прибегнуть ко второму варианту. Без промедлений.
Ривендж – единственный, к кому еще она могла обратиться, но это сложнее. Его маамэн являлась чем-то вроде духовного наставника глимерии, и, несомненно, присутствие Мариссы может ее оскорбить.
Вознося молитвы Деве-Законоучительнице, она провела рукой по волосам. Возможно, ее ставка неверна, но Марисса все же полагала, что Рэт не выставит ее за порог перед самым рассветом. После всего пережитого вместе почему бы не позволить ей провести один день под своей крышей? Ведь он образец чести.
Буч, по ее сведениям, не жил с Братством в особняке. Летом, по крайней мере, он обитал в другом месте, и Марисса предположила, что коп и сейчас там. Надеялась, что там.
Массивная деревянная дверь отворилась. Дворецкий Фриц, похоже, был несказанно удивлен, увидев ее.
– Госпожа?
Пожилой догген низко поклонился.
– Вас… ждут?
– Нет.
Она так далека от этого «ждут», насколько это возможно.
– Я… мм…
– Фриц, кто там? – раздался женский голос.
Послышался звук приближающихся шагов, и Марисса сцепила ладони, склонив голову.
Боже всевышний, это Бет, королева. Лучше бы сначала увидеться с Рэтом. А теперь, возможно, план не сработает.
Но позволит ли ее величество воспользоваться телефоном, чтобы позвонить Ривенджу? Боже, хватит ли вообще времени на то, чтобы набрать номер?
Двери раскрылись шире.
– Кто… Марисса!
Марисса не подняла глаз от пола и, по обычаю, присела в реверансе.
– Моя королева.
– Фриц, не мог бы ты нас оставить?
Мгновение спустя Бет сказала:
– Не согласишься ли войти внутрь?
Марисса замешкалась, затем шагнула через порог. Боковым зрением она ощутила невероятную яркость красок, но не могла поднять голову, чтобы осмотреться.
– Как ты нашла нас? – спросила Бет.
– Кровь… вашего хеллрена все еще во мне. – Я… я пришла к нему с просьбой. Хотела бы поговорить с ним, если вас это не оскорбит.
Марисса была потрясена, когда Бет стиснула ее руку.
– Что случилось?
Подняв глаза на королеву, девушка чуть не ахнула от удивления. Бет выглядела по-настоящему обеспокоенной, взволнованной. Такое тепло, исходящее от женщины, которая имела полное право выставить ее вон, обезоружило Мариссу.
– Марисса, скажи мне…
С чего же начать?
– Я… э… я нуждаюсь в крове. Мне некуда пойти. Меня выгнали. – Я…
– Подожди, помедленней. Просто помедленней. Что случилось?
Марисса глубоко вздохнула и обрисовала картину произошедшего, избегая упоминаний о Буче. Слова лились из нее, как селевый поток, выплескиваясь на сверкающий мозаичный пол, оскверняя красоту под ногами. Стыд за рассказанное наконец сжал ей горло и заставил остановиться.
– Значит, ты остаешься с нами, – констатировала Бет, когда Марисса закончила.
– Только на один день.
– Сколько тебе понадобится. – Бет пожала руку Мариссы.
Стараясь не потерять самообладание, девушка закрыла глаза и тут же услышала стук тяжелых ботинок по застеленным ковром ступеням.
Затем прогремел глубокий голос Рэта, заполнивший трехэтажное фойе эхом, словно пещеру.
– Что здесь, черт побери, происходит?
– Марисса переезжает к нам.
Присев в очередном реверансе, Марисса почувствовала, что полностью утратила гордость, стала настолько уязвимой, как если бы стояла на виду у всех обнаженной. Потерять все и положиться на милость других обернулось еще неведомым ей кошмаром.
– Марисса, посмотри на меня.
Жесткий голос Рэта звучал очень знакомо – именно так он разговаривал с ней на протяжении трех сотен лет, заставляя съеживаться. В отчаянии она посмотрела на открытую дверь из вестибюля, хотя сейчас у нее определенно уже не оставалось времени.
Деревянные створки захлопнулись по воле короля.
– Марисса, говори.
– Полегче, Рэт, – сердито сказала королева, – Она сегодня и так немало пережила. Хаверс ее выгнал из дома.
– Что?! Почему?
Бет вкратце изложила ему события; рассказ от третьего лица лишь умножил унижение, которое чувствовала Марисса. В глазах у нее помутилось, и девушка изо всех сил старалась не разрыдаться.
Когда Рэт заговорил, битва была проиграна.
– Что за тупица, черт его побери! Конечно же она остается.
Дрожащей рукой Марисса коснулась глаз, смахивая слезы.
– Марисса. Посмотри все-таки на меня.
Девушка подняла голову. Боже, Рэт все такой же: лицо слишком сурово, чтобы быть по-настоящему красивым… огромные очки делают его еще более устрашающим… Она мельком заметила, что волосы короля стали длиннее, чем раньше, спускаясь ниже спины.
– Рад, что ты пришла к нам.
Она откашлялась.
– Я буду благодарна за временный приют.
– Где твои вещи?
– Стоят упакованные в моем доме… то есть в доме моего брата… в смысле, Хаверса. Я вернулась с Совета принцепсов, а все мои вещи уже находились в коробках. Но они могут остаться там, пока я не решу…
– Фриц!
Когда догген примчался на зов, Рэт приказал:
– Отправляйся в дом Хаверса и забери ее вещи. Лучше взять грузовик и пару помощников.
Фриц поклонился и шустренько убежал – никогда не подумаешь, что пожилой догген способен на такое.
Марисса пыталась подобрать слова.
– Я., я…
– Пойдем, покажу тебе твою комнату, – сказала Бет, – Ты выглядишь так, словно сейчас упадешь.
Королева повела Мариссу по главной лестнице; поднимаясь, девушка обернулась. Рэт замер с жестоким выражением на лице, его подбородок застыл, как бетонный.
Мариссе пришлось остановиться.
– Ты уверен? – спросила она его.
Лицо его стало еще жестче.
– Твой братец умеет выводить меня из себя.
– Я не хотела бы причинять неудобств…
Рэт перебил ее:
– Это ведь из-за Буча, да? Ви говорил мне, что ты пришла к копу и вытащила его с того света. Дай догадаюсь… Хаверсу не нравится, что ты связалась с человеком?
Марисса могла лишь кивнуть.
– Как я уже сказал, твой брат действительно меня бесит. Буч – наш парень, пусть даже он не состоит в Братстве, и тот, кто о нем заботится, заботится о нас. Так что ты можешь оставаться здесь хоть всю свою жизнь, черт побери! Я так решил.
Рэт направился к лестнице.
– Чертов Хаверс. Тупица! Найду Ви и скажу ему, что ты здесь. Буча тут нет, но Ви знает, где его найти.
– О… нет, это не обязательно…
Рэт не остановился, даже не замешкался, напомнив тем самым, что нельзя указывать королю. Даже из-за глубоких переживаний.
– Твое счастье, – пробормотала Бет, – что он не при оружии.
– Я удивлена, что он так взволнован.
– Ты шутишь? Это же все ужасно. Выставить тебя перед самым рассветом! Ладно, давай займемся твоим обустройством.
Марисса заупрямилась, когда королева попыталась осторожно ее подтолкнуть.
– Вы так милостиво меня принимаете. Как вы можете быть такой…
– Марисса.
Темно-синие глаза Бет неотрывно смотрели на нее.
– Ты спасла мужчину, которого я люблю. Когда его ранили, а моя кровь оказалась недостаточно сильной, ты предложила ему кровь из своего запястья. Давай начистоту: нет ничего такого, чего бы я для тебя не сделала.
С рассветом, когда солнечные лучи пробрались в пентхаус, Буч проснулся в неожиданно возбужденном состоянии, вжав бедра в скрученные простыни. Он весь был покрыт потом, кожа стала гиперчувствительной, между ног ощущалась пульсация.
Спросонок, еще не понимая, что явь, а что нет, он повел рукою по телу вниз. Расстегнул ремень и залез в трусы.
В голове всплыл образ Мариссы, наполовину фантазия, в которой он самозабвенно потерялся, наполовину воспоминания о ее прикосновениях. Двигаясь в едином ритме со своей рукой, Буч сомневался, сам ли он себя гладит… или Марисса… Боже, если бы это была она.
Он закрыл глаза и прогнулся. Да. Так приятно…
И тут наконец-таки проснулся.
Осознав, что делает, Буч рассердился. Злясь на себя и на дурацкую ситуацию, он тем не менее крепко сжимал в руке свой орган, пока не чертыхнулся и не разрядился. Он даже не мог назвать это оргазмом. Словно его член смачно выругался.
Ощущая подкатывающий к горлу ужас, он собрался с духом и посмотрел вниз, на свою руку.
И облегченно вздохнул. Хоть что-то к нему вернулось.
Выбравшись из штанов и вытираясь трусами, он пошел в ванную, включил душ. Под струей воды он думал лишь о Мариссе. Он скучал по ней, чувствуя острую жажду, отчаянную тоску, напомнившую ему о позапрошлом годе, когда он бросил курить.
Черт, а от этого нет никакого вспомогательного средства.
Когда он вышел из ванной с полотенцем вокруг бедер, зазвонил его новый мобильник. Буч порылся в подушках и наконец нашел трубку.
– Да, Ви? – прохрипел он. Его голос всегда был отвратителен по утрам, сегодняшнее – не исключение. Словно мотор, который никак не заводится.
Так что вот уже и две вещи в норме.
– Марисса переехала к нам.
– Что?! – Он опустился на матрас, – О чем ты, черт побери, говоришь?
– Хаверс выкинул ее из дома.
– Из-за меня?
– Ага.
– Вот скот…
– Она на территории Братства, так что о ее безопасности не беспокойся. Но она, естественно, сильно потрясена.
Нависла долгая пауза.
– Коп? Ты на связи, приятель?
– Да.
Буч откинулся на подушки. Почувствовал, как нетерпеливо подергиваются бедра от предвкушения встречи с Мариссой.
– Короче, как я уже сказал, она в порядке. Хочешь, я привезу ее к тебе сегодня вечером?
Буч накрыл рукою глаза. Сама мысль, что кто-то смел обидеть Мариссу, могла довести до безумия. Граничащего с жестокостью.
– Буч? Алло?
Устроившись на кровати с балдахином, Марисса натянула на себя одеяло, досадуя на то, что она голая. Ведь у нее еще не было при себе вещей.
Боже, конечно, никто ее здесь не побеспокоит, но само пребывание обнаженной… это неправильно. Скандально, хотя никто об этом никогда не узнает.
Марисса огляделась. Ей выделили милую комнату, отделанную ярко-синей набивной тканью с изображением пасторальной сценки: девушка и ее жених, опустившийся на одно колено. Сюжет повторялся на стенах, шторах, покрывале и кресле.
Но ей совсем не хотелось смотреть на это. Парочка французских влюбленных угнетала Мариссу, демонстрируя то, чего у них с Бучем не произошло. И не произойдет.
Чтобы решить проблему, она выключила свет и закрыла глаза. Визуальный вариант ушных затычек сработал, как заклинание.
Милостивая Дева, что за кавардак. Марисса задумалась, каким образом все может стать еще хуже. Фриц и два других доггена отправились в дом ее брата – и она почти не сомневалась, что они вернутся ни с чем. Вдруг Хаверс решит избавиться от ее вещей. Как избавился от нее.
Лежа в темноте, она просеивала свою жизнь, словно песок, стараясь определить, что еще может пригодиться, а что надлежит отбросить за ненадобностью. И нашла лишь угнетающий ее мусор, клубок печальных воспоминаний, нить которых никуда не вела. Она понятия не имела, чем займется, куда пойдет.
Бессмысленно. Она провела три столетия в ожидании и надеждах, что хоть какой-нибудь мужчина ее заметит. Триста лет потакания глимерии. Триста лет отчаянной работы над собой, чтобы стать чьей-то сестрой, дочерью, супругой. Несбывшиеся ожидания стали законами природы, управляющими ее жизнью, давящими и прижимающими к земле больше, чем сила тяжести.
И куда они ее завели? Она – сирота, одиночка, изгой.
Хорошо, вот ее первое правило на всю оставшуюся жизнь: больше ничему не искать объяснений. Может, она и не знает, кем на самом деле является, но лучше заблудиться и искать выход, чем оказаться запертой в очередном шкафу социальных условностей.
Рядом с ней зазвонил телефон, заставив вздрогнуть. После пяти гудков Марисса ответила только потому, что аппарат отказывался замолкнуть.