Меня дернули за шиворот и уронили, но я снова поднялся. Меня толкнули в бок, я отлетел в сторону и наткнулся на очередного сироту, крупненький попался, успел поставить кулак. Кулак опытно пришелся мне в солнечное сплетение, я задохнулся. Сирота перебросил меня другому. У другого были тоже опытные кулаки. И снова было больно.
– А ну, прекратите! – крикнула Саша.
Она бросилась ко мне на выручку, но один из парней умудрился поставить ей подножку, и Сашка неловко бухнулась в коробки. Парни заржали, а один принялся квакать. За что я немедленно и бешено его возненавидел, и захотел его разорвать так, чтобы ленточки в разные стороны полетели, чтобы хлюпнуло…
И вдруг они отступили. Просто отошли в сторону, и все. Я выпрямился. Было больно, но я выпрямился и огляделся.
Появилась другая компания. Одеты также кое-как, такие же злые и серьезные, тоже около десятка. Во главе этой новой банды находился невысокий чернявый парень с умным нервным лицом, в спортивном костюме, в кроссовках. Чернявый подошел к Саше, подал ей руку, помог подняться.
– Кавалер явился, – хмыкнул переросток.
Чернявый повернулся в его сторону.
– Ты, Богданов, сегодня ведешь себя очень неосторожно, – сказал чернявый. – Я тебя предупреждал? Предупреждал. Так что теперь сам понимаешь…
– Да ладно, Костян, мы же шутили. Хотели помочь немного, а они валиться начали…
– Вон пошли, – приказал чернявый.
Переросток начал было поднимать кулаки, но чернявый повторил:
– Вон, я сказал.
Как-то он это так сказал, что переросток отступил. И все остальные с ним тоже, повернулись и пошагали прочь, за угол. Как все просто.
– Что так долго-то? – спросила Саша.
– Извини, задержали, – улыбнулся Костя. – Не сильно вас?
– Не.
– Кто тебя толкнул? – спросил Костя.
– Да ладно, никто, – отмахнулась Саша. – Проехали.
– Зачем проехали? Я с ними вечером поговорю поплотнее.
– Не надо, Костя, – сказала Саша строго. – Я тебя прошу – не надо. Ты все усложняешь.
Костя поглядел вслед ушедшим.
– Надо, – сказал он. – Таких только так…
– Костя, – потребовала Саша.
– Как скажешь, – сказал Костя уже миролюбиво.
– Лучше коробки пересчитайте, – отмахнулась Саша. – И заносите их уже, нечего цирк устраивать.
Чернявый Костя согласно кивнул, сказал что-то своим героям, и они тут же принялись заносить в здание коробки. Работали они быстро и слаженно, через минуту коробок не осталось. Саша достала накладные, протянула Косте. Он подписал.
– Как с путевками? – спросил.
– Путевки будут, – кивнула Саша. – Конечно, только на июль. Зато всех, наверное, возьмем. Спортивный лагерь. Остальное как? Подтвердилось?
– Подтвердилось вроде, – Костя поглядел на меня.
– Точно?
– Похоже.
Костя поглядел на меня пристальнее.
– Это наш фотограф, – сказала Саша. – Фотик возьми.
Я направился к фургону, забрал аппарат. Газелист на меня даже не посмотрел. Может, стыдно было.
Саша и Костя обсуждали чего-то вполголоса, Костя кивал в сторону забора, показывал пальцем, Саша записывала в блокнот.
– Тут сходить кое-куда надо, – сказала Саша, когда я подошел.
– Куда?
– Тут недалеко, – ответил Костик. – Километра два. А там дорога рядом, сядете на автобус.
– А что делать-то?
– Пофоткать надо, – Саша кивнула на аппарат. – Фоткать умеешь?
– Да вроде.
– Тогда вперед. Тут тропинка.
Костя двинулся в сторону гаражей. Мы с Сашей за ним. Костя шагал уверенно, и Саша тоже, а я нет, думал о том, что именно мне надо будет снимать. Что-то подсказывало, что ничего хорошего. Слишком уж сосредоточенны были и Сашка, и этот Костя.
Территория интерната оказалась вполне изрядной. Гаражи, теплицы, сад, огороды и в конце забор. Когда-то вполне себе непроходимый, из бетонных панелей, теперь же жалкий, в дырьях и проединах. Конечно, это все сделал климат, мороз, дождь и прочее, однако мне почему-то казалось, что это воспитанники интерната старались вырваться с территории, подтачивали забор изнутри, и он все-таки сдался.
Костя пролез в дыру, мы пролезли за ним и оказались в лесу. Улица Отдельная проходила по южной границе города, но я не знал, что город этой улицей и заканчивался. Мы шагнули за бетонный забор и тут же оказались в лесу, причем в глухом каком-то. Тихо тут было, города не слышно.
– Хороший лес, – отметила Саша. – Дремучий.
– Тут грибов много, – сказал Костя. – Осенью белые, рыжики, грузди попадаются. Сейчас сморчки как раз. Хороший лес, да. Наши собирают и у дороги продают, хоть какие-то деньги. Три дня назад пять человек отправились за сморчками и нашли. То есть увидели. Ну, я тебе пересылал.
– Там почти ничего не разглядеть, – сказала Саша. – Зеленка, камера дрожит.
– Ботя снимал, – пояснил Костя. – У него руки трясутся, ты же знаешь. Они вчера тоже, кстати, привозили… Тут овраг, осторожнее надо.
Овраг оказался глубоким, мостки шаткими. За оврагом обнаружилась брошенная железная дорога, за ней снова лес. Сосны. Трава. Красиво. Шишки.
– Уже рядом, – сказал Костя.
– Странно, что не воняет, – Саша понюхала воздух. – Должно же вонять.
– Во-во, – кивнул Костя. – Не воняет. Это тоже… Вон, уже пришли. Там бочаг, в него и сбрасывают…
Тут я вообще-то испугался. Лес, бочаг, сбрасывают, какие только мысли в голову не пришли. Честно.
– Я с утра двух сюда послал, – сказал Костя. – Они поснимали. Машина с номерами коммунхоза, все зафиксировано.
– А почему сюда? – спросила Саша.
– Да кто его знает? Раздолбайство. Или еще чего. На бензине экономят. Непонятно, почему не воняет… Мы посчитали, тут двести голов примерно… Осторожно!
Я споткнулся и упал в траву. Увидел глаз. Он смотрел на меня, большой, круглый, черный, по нему ползла муха с синим металлическим брюхом.
Костя схватил меня за шиворот, поднял на ноги.
– Тут осторожнее надо, – сказал Костя. – Осторожнее.
Рога, за них я запнулся. За коровью голову, она лежала в траве… А в двух метрах от нас была яма, заполненная этими головами доверху. Коровьими. Черными. И все они смотрели…
Меня затошнило, хотя запаха на самом деле не чувствовалось.
– Отлично, – Саша вытерла нос. – Молодцы вы.
– Да ладно, – отмахнулся Костя. – Случайно получилось.
– Случайно не случайно, а… Молодцы. Этот мордатый давно заслужил, совсем зарвался. Ладно, винные магазины на каждом углу, так еще и в ларьках продают. Мы восемь раз контрольки делали – всем по фигу, продают даже пятнадцатилетним.
Я ничего не понимал. А они, кажется, понимали.
– Теперь допрыгался, – сказала Саша. – Теперь все… А что за яма?
– Тут, видимо, пруд был, – объяснял Костя. – Они со стороны дороги сюда заезжают и сбрасывают.
Я все смотрел на головы. Какой-то кошмар… Откуда здесь столько голов… Кто-то привозит…
– Интересно, они заразные? – спросила Саша.
– А кто его знает? – пожал плечами Костя. – Собаки почему-то не жрут.
– В любом случае попадалово, – Саша поморщилась. – Если заразные, то это означает, что они мясо куда-то сбывают. Заразное мясо. А если не заразные, то вообще вилы… Под видом бешенства списали целое стадо.
– Это, наверное, в особо крупных, – сказал Костя.
– Угу, – кивнула Саша. – Вполне может быть. Машины точно муниципальные?
– Точно, – подтвердил Костя. – Наши пробили номера по базе. Коммунхоз. Там его брат двоюродный, кажется, работает. Короче, это…
– Бомба, – закончила Саша. – Теперь вся эта банда полетит с громким присвистом. Сейчас…
Саша достала телефон, сказала мне:
– Гош, ты снимай, снимай, чего стоишь?
Я вспомнил про фотоаппарат, достал его из кофра, сделал несколько снимков. Даже фотографировать это было как-то противно.
– Эти уже два дня лежат, – пояснил Костя. – А там свеженькие, утром подвезли.
Костя указал рукой.
Саша приложила телефон к уху.
– Борис? Да, здесь. Да, точно. Точно, говорю. Пол-леса завалено. Да, можно начинать.
Костя помотал головой.
Я двинулся в направлении, указанном Костей. Далеко идти не пришлось. Головы валялись везде. Вокруг. Много.
– Приятная картинка, – сказала Саша. – Давай, Игорь, фиксируй, фиксируй.
Я снова стал снимать. Саша отошла чуть в сторону и тоже стала снимать, только на телефон, приговаривая:
– В области свирепствует коровье бешенство. Несколько крупных животноводческих хозяйств забили больных животных и получили страховые выплаты от государства. Но, как мы видим, у коровьего бешенства есть и другая, совсем не коровья сторона… Снимай, Игорь, снимай.
Я снимал.
Пока не затошнило уже по настоящему.
– Ладно, – сказала Саша. – Хватит. Пойдем отсюда. Костя, ты не провожай.
Костя еще раз пожал нам руки.
Двинулись по следам грузовика, метров через триста прокрались через буйный марсианский борщевик и оказались на дороге.
Возвращаться домой на автобусе не хотелось, проветриться хотелось. Поэтому пошли пешком. Вдоль трассы. Шагали себе, справа фуры, слева борщевик. Пыль еще. Клубилась.
– И что дальше? – спросил я через километр молчания. – Со всем этим?
– Дальше? Дальше все будет очень-очень весело. А вообще, надо, конечно, подумать… Давай о другом о чем-нибудь, а? И так тошнит.
– Хорошо. А откуда все это? Ну, головы?
Саша не ответила. И мы еще полкилометра молчали.
А мне хотелось еще спросить. Кое-что. Давно уже хотелось, но я все не решался почему-то. А сейчас взял – и спросил.
– А зачем ты в «Булат» вступила?
– Что?
– В «Булат», – повторил я. – Если тебе не нравится всем этим заниматься? Тогда зачем? Хочешь попасть в большую политику?
– Хочу, – сказала Саша совершенно серьезно. – А почему нет? Почему не я? А вдруг я буду лучше их?
– Да нет, наверное… Почему не ты, просто…
Фура. Пыль.
– А эти? – спросил я.
– Кто?
– Остальные? Ну, вот эти? Костя и дружественные гоблины?
– А, эти… Это актив. Так можно сказать.
– В смысле? – не понял я. – Они что, тоже в «Булате» у вас состоят?
– Не, – помотала головой Саша. – Не состоят пока. Просто они хотят перебраться.
– Куда?
– В обычный детский дом. Там икра крупнее, ты же сам говорил.
– То есть… Есть возможность перейти в более престижное заведение?
– А как же. Конечно. И за эту возможность многие цепляются. Ну, поведение хорошее, в самодеятельности там участвовать, спортом заниматься, успеваемость. Костя, их главный, он боксер хороший, ребят объединил. Стараются.
– А остальные как же? – спросил я. – Кто не в самодеятельности и не боксеры?
Саша пожала плечами.
– Остальные, значит, здесь так и будут?
– Ага, – кивнула Саша. – Здесь так и будут. Если не сядут, конечно.
– Почему?
Фура. Пыль. Потом Саша ответила.
– Потому что на всех местов в шлюпках, Игорек, никогда не хватает. Спасутся лишь те, кто хочет спастись. Кто гребет к берегу, кто думает жить по-человечески. Остальные… Пусть проигравший плачет, ничего изменить нельзя.
Фура, сажа, дизельная гарь.
– Но ведь это…
– Ага, подлая позиция, – согласилась Саша. – Но пока по-другому никак. Я же говорю, мест не хватает.
Саша отряхнула от пыли волосы.
– Нет, конечно, есть другой путь, не спорю – окружить каждого Богдана любовью и заботой и, может быть, из них что-то и получится. Но…
Саша остановилась и посмотрела на меня.
– Вот ты же не хочешь потратить свою единственную и неповторимую жизнь на то, чтобы направить на путь истинный пару-тройку упырей?
Я промолчал.
– И никто не хочет, – сказала Саша. – Мобильник подарить, приставку там, гантели, это еще куда ни шло… А то как же – у нас вторая «бэха» без дела ржавеет, а рядом сиротки голодают, от этого тирамису в глотку не лезет. Дорогой Деда Мороз, я с детства мечтаю… Они потом этими вашими подарками в хоккей играют.
Я опять промолчал.
– Вот ради интереса проверили бы – сколько подарков через месяц у них остается… – Саша нервно почесала лоб. И махнула рукой.
Я не знал, что ей сказать.
– А вообще-то, конечно, я вру, наверное, – нахмурилась вдруг Саша. – Вру, что ничего изменить нельзя. Можно. Просто… Просто для этого нужно от многого отказаться, за так ничего никому не дается, это понятно. И, конечно, возиться с каждым бесперспективно, нужно спасать всех, сразу, только так получится, только за шкирку, только пинками.
– Биг добро за биг мани.
– Точно. Биг добро того стоит.
Саша покивала головой, но не мне, а словно себе.
– Ладно, – сказала она. – Разболталась. Какая разница? Все равно скоро…
– Что скоро? – не понял я.
– Да ничего. Смотри.
Саша улыбнулась и вытянула руки. Пальцы дрожали.
– Перепугали меня все-таки эти гоблины, – ухмыльнулась Саша. – Однако…
– Меня тоже.
– Хорошо, что Юлька с нами не поехала, – сказала Саша. – Она бы в обморок грохнулась, мы бы еще и ее таскали, а она тяжеленная.
– Юля тяжелая? Она, кажется, тощая.
– Тощая, а тяжелая, как бревно. Не поднять.
Глава 11
О клоунах
Я тут раньше никогда не была, а район оказался интересным. Четырехэтажные дома из выгоревшего красного кирпича, балкончики и балконы, мансарды, старинное кладбище, заросшие в непроходимость парки, какое-то совсем странное место, не думала, что в нашем городе такое еще осталось, того и гляди из-за поворота выйдет пьяный и голодный Пиросмани. Заречье.
Не зря.
– За рекой вообще много интересного сохранилось, – рассказывала Саша. – Когда новый город построили, все кинулись туда переселяться, а тут все осталось, как планировали в тридцатых, стадионы, парашютные вышки, фонтаны, статуи, ну и застройка девятнадцатого века тоже сохранилась.
Мне тут понравилось. Дух времени, когда жизнь была еще по-настоящему настоящей. И Пиросмани, он действительно показался из-за угла с картиной, написанной на американской клеенке, поглядел на нас мутным взглядом и поплелся куда-то, наверное, продавать талант за миску кислой капусты. А мы захотели пить, бочка с проржавевшими боками, у ней мы купили кваса, довольно, кстати, вкусного, хотя и кислого, сбродившего слегка. Саша сказала, что вполне себе ничего квас, отравления редко случаются, к тому же в основном у иностранцев, которые сюда приходят посмотреть на нищих и свободных художников. Богема. Как наш Петр Гедеонович, он, кстати, после крайнего спектакля общее растяжение организма получил и два нервных срыва в придачу, врачует себя эликсирами.
Герда, кстати, тоже истребовала себе квасную долю – принялась облизываться, громко дышать и валиться с ног, так что пришлось купить квасу и ей, Гоша купил большой стакан. Герда квас тоже вполне себе оценила, вылакала целый, только икнула. Или рыгнула, пузыри из носа выскочили.
Мы шагали по улице Весенней и пили квас, Герда трусила за нами, головой ворочала, как танк башней. Улочка соответствовала району. Древние почерневшие липы, дубы времен бегства Наполеона, чугунные фонари, а вдоль тротуаров торговля. Всякой дичайшей ерундой, сломанными подшипниками, избитыми молотками, гравюрами по жести, растрепанными книгами, дисками, котятами в ассортименте, одноногими канарейками, барахлом разным, того и гляди, выйдет пьяный Пиросмани с кошкой под мышкой.
Продвигаться сквозь этот бардак было весьма и весьма затруднительно, поскольку я то и дело приходила в восхищенье от каждой ерунды, разложенной на газетах: тут тебе то бусы из крашеных макарон, то вышивка медной проволокой, то коллекция оловянных фигурок гномов-сексотов.
– Тут вдоль улицы стихийный рынок, – поясняла Саша. – Сколько себя помню, торгуют. Однажды даже черепа продавали.
– Черепа? Откуда?
– Музей краеведческий закрыли, а черепа выкинули. Да тут вообще интересно, художники часто болтаются…
Пока художников, правда, было немного, не считая Пиросмани, штук пять всего встретили, а понравился мне вообще только один, если честно. Он рисовал текущую мимо него улицу, рисовал в дождливых тонах, я бы даже такую картину и прикупила, немного мазня, похоже на Антуана Бланшара, а я его уважаю, невзирая.