Экипаж боцмана Рябова
(Рассказы и повести) - Коковин Евгений Степанович 10 стр.

— Конечно, — ответил Антоша и круто повернул шлюп к берегу. — Интересно, наши это или норвежцы?

— Увидим. — Степан Иванович взял бинокль. — Одеты так, что не различишь, кто они. Но помочь надо в любом случае.

«Ласточка» подошла к берегу, и Антон пригласил незнакомцев садиться.

— Тюнк ю, тюнк ю! — смущённо поблагодарили они, удивляясь неожиданной помощи.

— Ноуиджен, — улыбнулся Степан Иванович. — Пожалуйста! Плис!

Не ожидая повторного приглашения, норвежцы прыгнули в шлюп. Они были в отличных костюмах, но по рукам в ссадинах и с въевшейся грязью Степан Иванович сразу определил: это кочегары.

Боцман знал английский язык, но слабо. Поэтому разговор пришлось вести в основном жестами.

Когда «Ласточка» подошла к борту норвежского парохода, один из норвежцев сказал:

— Тюнк ю, мастер! Рюс, Совет, Норвега — дружба!

И протянул Степану Ивановичу советский рубль. Боцман отстранил руку норвежца:

— Ноу. Такой дружбы у нас не бывает.

Иностранцы легко взобрались по штормтрапу на вымерший, казалось, пароход. Сверху, с борта, они махали экипажу «Ласточки» и что-то кричали.

Ребята, в свою очередь, тоже помахали норвежцам и в знак прощального приветствия подняли вёсла в «стойку». Затем Антон скомандовал:

— Вёсла на воду!

И «Ласточка» оторвалась от судна.

— Вот и в последнем моём рейсе добро людям сделали, — сказал Степан Иванович. — Везёт нам. Только теперь на «Ласточке»— четыре матроса, боцман минус, боцман плюс, капитан в уме. А пятого матроса по судовой роли уже не хватает. Что будете делать?

— У-у! — воскликнул Егор. — На нашей улице сколько хочешь ребят. Только скажи — они передерутся из-за места на «Ласточке».

И верно, когда «Ласточка» уходила в поход, каждый раз на берегу собиралось множество соломбальских мальчишек. Они завистливо смотрели на счастливых матросов маленького шлюпа. Конечно, у большинства этих мальчиков имелись свои моторные катера или лодки, и они вдосталь катались по реке. Но ведь куда интереснее ходить в дальние походы в общей команде под началом опытного старого моряка, каким был боцман Степан Иванович Рябов. А тут ещё и грот-парус, и стаксель, и флаг-вымпел!..

— О, я знаю, что нужно сделать, — загадочно сказал Антон.

— Что? — как всегда, не удержался Вяча.

— Пока секрет.

— Ничего не нужно делать, — буркнул Егор. — Возьмём соседского Славку Хабарова — и всё. Он парень здоровый, ему уже четырнадцать. А батька у него вторым механиком плавает.

— Вам можно и шестого матроса взять, — посоветовал Степан Иванович. — В три пары вёсел «Ласточка» совсем быстроходной станет.

— Можно шестого? — обрадовался новый боцман. — Тогда я ещё кое-что придумал!

— Ну что, что? — пристал Вяча.

— Не торопись, матрос Полянкин. Узнаешь.

— Ладно, матросы, двинулись домой, — сказал Степан Иванович. — Сегодня моё судно с моря приходит. А завтра утром я уже должен на нём боцманские дела принять.

Во дворе домика, где жил боцман Рябов, ребята расселись за столом под тополем, вспоминая, как они пришли сюда впервые и познакомились со Степаном Ивановичем.

Вяча Полянкин вытащил из кармана записную книжку в голубой клеёнчатой обложке, раскрыл её и торжественно прочитал:

— «1973 года июня 7-го в 2 часа 25 минут пополудни на острове Соломбала произошла знаменательная встреча…»

Воспользовавшись отсутствием Степана Ивановича, который ушёл в дом, ребята стали держать большой совет.

Слово взял Антон:

— Мы хорошо провели время со Степаном Ивановичем, и он многому научил нас. В благодарность за всё хорошее, что он сделал для нас, на прощание мы должны нашему бывшему боцману преподнести подарок.

— Часы? — спросил Вяча. — Так у него уже двое часов, а может быть, и больше.

— Нет, — прервал друга Антон. — Подарок совсем другой…

И тут новый боцман поведал экипажу свой план, от которого все пришли в восторг. А Вяча даже заявил:

— Ты гений, Антон! Спиноза, Аристотель, Гегель!

— Пустомеля, — проворчал Егор. — Дело нужно делать, раз задумали, а не болтать!

Вскоре поблизости от дома Степана Ивановича на заборе появилось большое объявление, написанное крупными буквами:

«Сегодня, 2 августа, в 5 часов вечера, организуется субботник всех мальчиков и девочек этой улицы. Возраст участников субботника — от 10 до 15 лет.

Двое лучших, кто отличится на субботнике, будут зачислены в экипаж шлюпа „Ласточка“».

У объявления останавливались не только ребята, но и взрослые. Они читали и недоумевали: какой субботник, если сегодня четверг…

А матросы «Ласточки» из-за забора втихомолку наблюдали за читающими.

Задолго до пяти часов у объявления собралось человек двадцать мальчишек. Пришли и четыре девочки. Велико было желание попасть в команду матросов.

— У кого есть лопаты, топоры, ломики, носилки, — объявил Антон, — тащите сюда! Будем убирать улицу, засыпать рытвины, копать канавы. Вот на этом участке.

Окраинная улица, на которой жил Степан Иванович, была не замощена. Весной от тающего снега и осенью от дождей дорогу заливало водой, и водители автомашин мучились, когда колёса застревали в непролазной грязи глубоких ухабов.

Всеми работами руководил Антон. Вяча отправился домой с заданием принести какой-нибудь еды.

— Мусор из своих дворов тащите сюда и засыпайте ямы. Если есть ненужный песок и земля, тоже несите.

Часам к девяти вечера улица во всю длину квартала преобразилась. И в это время по обновлённой будто специально для этого дороге к дому боцмана Рябова подкатила легковая автомашина. Первым из неё, к несказанному удивлению экипажа «Ласточки», выскочил Вяча Полянкин. Затем матросы увидели кинооператора Савву Кирилловича и режиссёра Якова Наумовича.

— Сейчас нам будут показывать кадры из кинофильма «Сказание об Иване Рябове»! — крикнул Вяча. — Готовьте экран!

Яков Наумович, здороваясь со Степаном Ивановичем, сразу обрушился на него с вопросами:

— Когда же вы преподадите мне урок рыбной ловли?

Но Савва Кириллович перебил его.

— Сейчас вы увидите себя на экране! — сообщил он Степану Ивановичу. — Приглашайте смотреть ваших друзей!

Так неожиданно начавшийся на улице субботник ещё неожиданнее закончился кинопросмотром.

Ребята и взрослые переполнили большую комнату в доме Рябовых. Стульев и табуреток, конечно, не хватило, и люди стояли, притиснутые друг к другу от двери до самого экрана. А экран получился превосходный: для этого Ирина Григорьевна достала самую большую снежно-белую простыню.

Окна занавесили, и в комнату вступили полумрак и тишина. Щёлкнул и мягко заверещал киноаппарат. На экране некоторое время мелькали прыгающие полосы — прямые, зигзагообразные, потом похожие на проливной дождь. Но вот появилась Северная Двина и мчащийся по реке стремительный глиссер.

— При монтаже это будет вырезано, — сказал кинооператор.

Затем появились низкие песчаные берега Заостровья и знакомая матросам «Ласточки» просторная зелёная поляна. Перед зрителями развернулась праздничная петровская ассамблея. Пышно разодетые кавалеры в париках в медлительном танце вели не менее пышно разодетых дам с самыми немыслимыми причёсками. А посередине стоял сам Пётр Первый — высоченный, широкоплечий артист Мелкишев.

Затем на экране возникла грозная Новодвинская крепость — грозная и неприступная для врага.

— А ведь всё это раскрашенные доски и фанера, — зашептал Вяча. — Мы же видели…

— Декорации, — отозвался Антоша. — Но здорово!

Фанерные стены крепости с бойницами и пушками на экране действительно выглядели внушительно.

Наконец, к всеобщему ликованию экипажа «Ласточки», на экране пошли кадры, где на скамье у замшелой избы, рубленной на углах «в крест», сидел не кто иной, как Степан Иванович Рябов, но не боцман, а посадский помор.

Послышались возгласы:

— Да это же Степан Иванович!..

— Встань-ка, сосед, пройдись! Посмотрим на тебя.

— Теперь и на нашей улице свой киноартист. Ребята, берите скорее у Степана Ивановича автографы!

Потом кинооператор показал зрителям захват шведами в плен кормщика Ивана Рябова, и на экране крупным планом возник шведский фрегат.

— Степан Иванович, — закричал Вяча, — смотрите, ваш «Буревестник»!

— Он самый, — взволнованно произнёс боцман. — И узнаю и не узнаю. Вот ведь как всё перекроили у моего парусника. И всё же узнать можно. Столько лет на нём плавал! Он самый — «Буревестник»…

— Мы показали вам только малую часть фильма, — сказал Савва Кириллович. — У нас уже заснято очень много. И в Москве ещё будут съёмки. А потом монтаж. Ну, а месяцев через семь-восемь вы, конечно, увидите и всю картину целиком.

Режиссёр и кинооператор уехали, но жители улицы ещё долго не расходились, обсуждая необычное для их жизни событие.

А матросы «Ласточки» снова держали большой совет, но на этот раз пригласив и Степана Ивановича.

— Я считаю, Егор прав, — заявил Антон. — Пожалуй, лучше всех работал Слава Хабаров. Я тоже предлагаю зачислить его в экипаж «Ласточки». А шестым матросом мы в каждый рейс будем брать по очереди всех остальных, кто сегодня работал. У меня все записаны. В первый поход предлагаю взять Риту Саврасову — она лучше многих мальчишек работала. Да и у Инги подружка будет.

Степан Иванович получил назначение боцманом на большой океанский теплоход «Капитан Кучин».

Александр Иванович Кучин, онежский моряк, сопровождал норвежского путешественника Амундсена в экспедицию к Южному полюсу, а также участвовал в экспедиции русского полярного исследователя Владимира Александровича Русанова на судне «Геркулес». Из последней экспедиции Кучин не вернулся, но северяне хорошо помнят своего знаменитого земляка. В честь его и назван теплоход, на котором Степан Иванович должен был идти в плавание.

Получив в пароходстве назначение, он сразу же направился на борт своего нового судна, представился, как положено, вахтенному штурману, потом — капитану и быстро принял от предшественника всё палубное хозяйство.

Теплоход «Капитан Кучин» встал под погрузку у лесобиржи соломбальского комбината, и Степан Иванович изредка мог бывать дома, навещать жену.

Команда «Ласточки» единодушно решила в походы не ходить, пока их бывший боцман, а теперь боцман большого теплохода Степан Иванович не уйдёт в море. А об отходе «Капитана Кучина» Антона должен был известить Егор-Беломор.

И вот Егор приехал к Антону.

— Завтра в десять ноль-ноль «Капитан Кучин» отходит.

На другой день утром «Ласточка» с экипажем в полном составе вышла из речки Соломбалки на Северную Двину и взяла курс к лесобирже. Были на борту шлюпа и новые матросы: Слава и Рита.

Когда «Ласточка» подошла совсем близко к борту «Капитана Кучина», ребята увидели Степана Ивановича. Боцман сбежал по трапу с полубака и наклонился через борт.

— Шесть матросов плюс боцман Антон, капитан в уме. Добро, друзья!

— Мы пришли вас проводить! — крикнул в мегафон Вяча.

— Спасибо, дорогие!

На мачте теплохода вился отходной флаг. Команда, судя по всему, готовилась к отплытию.

Нежданно-негаданно подошёл буксирный пароходик «Белуха». На нём всё ещё был капитаном уже знакомый экипажу «Ласточки» Карпыч.

— Ого, здорово, старик! — приветствовал Карпыча боцман. — На одном конце четыре узла. Всё ещё плаваешь?

— Да куда же я брошу свою дролюшку?! А ты в рейс собрался? Ну, да ты ещё молодой. Счастливо плавать! Три фута под килем! — закончил Карпыч добрым моряцким напутствием.

«Белуха» прошла, не застопорив ход. Да и ход-то у неё, у «старушки», был самый черепаший.

Боцман ещё с минуту поговорил с матросами «Ласточки» и поспешил на полубак, на своё место при отходе. Капитан и вахтенный штурман уже были на капитанском мостике.

Послышалась команда отдать швартовы. Нос теплохода стал медленно отдаляться от причальной стенки — знакомые всем ребятам минуты.

Степан Иванович был занят, и юные матросы снизу его не видели.

— «Кучин» отойдёт, тогда и увидим, — сказал Слава.

— Давайте споём на прощанье дяде Степану песню, — предложила Рита. — Только какую?..

— Ясно какую — «Вечер на рейде», — сказал Вяча.

— Так ведь там поётся «Уходим завтра в море», а тут сегодня, сейчас.

— Это ничего, — успокоил Антон. — Запевай, Рита! Только, ребята, погромче подпевайте, чтобы на палубе «Кучина» было слышно.

Рита запела звонко и высоко:

Песня ожила над большой рекой и, подхваченная всеми матросами «Ласточки», набирала силу.

За фальшбортом показался Степан Иванович. Он неистово махал фуражкой.

Услыхав песню, к борту собрались все не занятые на вахте члены команды «Капитана Кучина». Они дружно подхватили:

Капитан стоял на крыле мостика и улыбался. Он не был ни седым, ни боевым. Он был совсем молод и войны не видел.

А тем временем теплоход уже вышел на полный фарватер и лёг на основной курс. «Ласточка» сопровождала его. И казалось, словно крепкими швартовыми канатами соединяет огромный теплоход и маленький шлюп моряцкая песня.

Провожая Степана Ивановича в далёкое плавание, члены экипажа «Ласточки» желали ему счастья и три фута под килем. Семь узлов на одном конце, минус старый боцман, плюс новый боцман, капитан, как всегда, в уме!

Добро, боцман Рябов! Добро, маленькие матросы!

Много-много сказок и легенд, былин и сказаний на Севере, но никто не знает их больше, чем старый Степан Егорович Поморцев.

Большой океанский теплоход отправлялся в рейс — к далёкому заполярному острову.

Палуба теплохода была заполнена пассажирами, а причал — провожающими. Те и другие перекликались, о чём-то напоминали друг другу. Слышались напутствия и пожелания счастливого плавания. Царило то пёстрое, весёлое, а иногда и чуточку чем-то тревожное оживление, какое обычно бывает при отплытии большого пассажирского корабля.

Одним из последних на борт теплохода неторопливо поднялся маленький, но плечистый, бородатый и гривастый старик, похожий на колдуна-лесовика. А ещё он чем-то напоминал старого-престарого седого моржа. За плечи старика, словно цирковая обезьянка, цеплялся тощий парусиновый мешок с карманами, обшитыми полосками коричневой кожи. В одной руке пассажир держал старый чёрный плащ-дождевик, в другой — такую же старую чёрную шляпу.

Хотя старик и походил на колдуна, его никто не испугался, даже маленькие дети, которые были и на теплоходе и на причале. Наоборот, многие пассажиры старику обрадовались. С теплохода его приветствовали. А молодой капитан судна даже сошёл с мостика встречать нового пассажира. В этом большом портовом городе Степан Егорович был старожилом, и все жители хорошо его знали.