– Конечно, – бормочет он скептически. – Все поломано.
Задумывается. Что бы еще сделать.
– Исходная станция… это мы. Конечная станция… наверное, Малаховка. Или даже Кива…
Он нажимает на кнопку "Конечная станция".
Жужжание тут же усиливается. Кабина озаряется разноцветными отблесками, кир- пичная стена заволакивается туманом. Пульт начинает мелко дрожать. Коля тянет руку, чтобы отключить кнопку, но тут над его головой начинает вспыхивать и гас- нуть, все ярче и быстрей, под звук сирены, надпись "Внимание! Внимание!".
Потом вспыхивает другая: "Проверьте, стоите ли вы в круге?" "Стоите ли вы в круге?".
Коля смотрит вниз и обнаруживает, что стоит на черном ребристом коврике, оче- рченном белой линией.
– Да! – кричит он, стараясь перекрыть звук сирены и жужжание. – Стою в круге! Что дальше?!
"Не двигаться!" – загорается другая надпись. "Держитесь за поручень!"
И тут же из стены на уровне его подбородка выскакивает металлический поручень. Коля послушно хватается за поручень, стараясь не уронить авоську с пустыми бу- тылками. Он подавлен и испуган.
"Закройте глаза. Дышите глубоко".
Коля закрывает глаза.
Кабина погружается во мрак. Только сноп света сверху освещает маленькую фи- гурку Коли, вцепившегося в поручень. И в этом свете Коля становится как бы цветным силуэтом, который начинает странно пульсировать, меняясь в цвете.
Гаснет свет. Теперь цветная фигурка Коли рисуется на темном фоне. Вдруг в разных направлениях начинается "дождь" из ярких светящихся волнистых линий.
И в тех местах, где они касаются Колиного силуэта, он вспыхивает, теряя свою материальность.
То же самое происходит с Колиным лицом. И с авоськой, где позванивают жалобно бутылки.
Наконец вся фигурка, атакованная "дождем", как бы сжимается, пульсируя, меня- ется в цвете и, совсем уж сжавшись, вдруг взрывается желтым цветом во весь эк- ран. Затем желтое сужается до точки…
Вспыхивает свет.
Сколько это продолжалось – непонятно. Может, минуту, может, три часа. Когда все закончилось, Коля еще некоторое время стоит зажмурившись, вцепившись в по- ручень. Потом медленно открывает глаза.
Та же кабина, те же приборы. Тихое жужжание. Горит надпись "Конечная станция".
Коля глядит на часы. Потом хватается за авоську с кефирными бутылками. Бутыл- ки целы.
Загорается надпись: "Переброска завершена".
Переключатель, сам щелкнув, переходит в нейтральное положение между "Вкл" и "Выкл".
Сзади раздается шуршание. Кирпичная стена медленно отходит в сторону.
Коля перехватывает получше сумку с бутылками и, толкнув дверь шкафа, кричит:
– Фимка, здесь устройство…
И тут голос его обрывается. Потому что он стоит не в подвале, а в просторном помещении, ровно и хорошо освещенном, и когда он ступает на блестящий голубой пол, то сразу оборачивается, еще не веря тому, что произошло. Но сзади не двер- цы шкафа, а матовая дверь. Белая, без филенок, заподлицо со стеной. И над ней надпись:
"Временная кабина № 3".
"Только для сотрудников исторической секции".
А в выселенном доме, наверху, Фима закладывает пальцем страницу в книге и кричит:
– Коль, пошли, что ли?
Никакого ответа.
– Коль!
Он выходит на лестничную площадку.
Дом тих. Только снаружи доносятся голоса ребятишек, которые играют в песочни- це.
– За кефиром, за кефиром! – с презрением говорит Фима. – Ни на кого нельзя положиться.
Коля пробует дверь. Она послушно отъезжает в сторону. Он успокаивается. Снова смотрит на часы. Можно еще несколько минут потратить, поглядеть, куда он попал.
Зал велик, никого в нем нет.
Коля осторожно, на цыпочках, пересекает зал, заглядывает в полуоткрытую дверь. Слышит голоса. Прячется. Голоса приближаются.
Женский голос произносит:
– Закончишь уборку, не забудь обесточить центральный пульт.
– Сделаем, – отвечает ленивый мужской голос.
– Ты чем недоволен, Вертер?
– А вы где будете? На космодром поедете?
– Почему это тебя интересует?
– Просто так, а вдруг кто звонить будет?
– Сегодня воскресенье…
Голоса удаляются по коридору.
Коля осторожно выходит наружу. Коридор пуст. Быстро добегает до поворота ко- ридора, заглядывает за него.
Огромное окно во всю стену. За окном город.
Коля смотрит на город. Узнает и не узнает его.
Вроде бы это Москва. За деревьями и домами он видит верхушки Кремлевских ба- шен и шпиль высотного дома на Котельнической. Но, пожалуй, это все, что можно узнать. Иные дома не только незнакомы – их рисунок, стиль немыслимы.
– Это что же такое? – тихо спрашивает Коля сам себя.
– Наблюдаете? – раздается голос сзади.
Коля резко оборачивается и видит, как к нему бесшумно движется робот. Робот человекоподобен, но с человеком его не спутаешь. Круглая металлическая голова поблескивает под лучом солнца, проникающего сквозь стекло, круглые глаза чуть светятся, но остаются неподвижными, вместо рта – решетка, из которой исходит голос.
– Не будем пугаться, – говорит робот отступающему назад в испуге Коле. – Я не страшен.
– А я и не боюсь, – успокаивает себя Коля. – Чего мне бояться?
– Попрошу! – робот подталкивает Колю в соседнюю комнату.
Посреди нее вертикальная панель в два метра высотой, из которой выходят ме- таллические захваты.
– За что? – возмущен и испуган Коля. – Я ничего не сделал. Я за кефиром по- шел.
– Молчать, инвентаризуемый! – говорит робот, включая рычажки на пульте.
Начинают мигать лампы. Металлические захваты, как руки, обхватывают Колю, прижимая намертво к панели.
А на экранах над пультом, где стоит робот, начинают бежать цифры. Вспыхивают вспышки фотокамер, и на других экранах появляются фотографии Коли – в фас, в профиль, даже сзади, отдельно сумка с бутылками для кефира, отдельно [бутылки]…
Притом вся эта установка устрашающе гудит, щелкает, робот зловеще колдует над пультом.
Коля пытается освободиться, но на его физиономии видна безнадежность и отча- яние.
– Так что, вы всех так встречаете?
– Только неопознанные объекты. – Робот увлечен.
– Я же опознанный! Меня Колей зовут! Я в шестом классе "Б" учусь!
– Не отвлекай.
Инвентаризация довольно подробный процесс, поэтому описывать все не будем. На экранах мы увидим и сведения о химическом составе Коли, увидим сравнительный антропологический анализ, увидим сравнительный анализ кефирных бутылок и, нако- нец, на экране увидим выходные данные:
ЧЕЛОВЕК РАЗУМНЫЙ. ПЛАНЕТА ОБИТАНИЯ – ЗЕМЛЯ. МЕСТО ЖИТЕЛЬСТВА – МОСКВА. ДАТА ПЕРЕБРОСКИ – АПРЕЛЬ 1984 ГОДА.
ИНВЕНТАРИЗОВАН В МОСКОВСКОМ ИНСТИТУТЕ ВРЕМЕНИ. ДАТА ИНВЕНТАРИЗАЦИИ: АПРЕЛЬ 2084 ГОДА. ИНВЕНТАРНЫЙ НОМЕР 193647480501.
Когда закончилась инвентаризация, робот театрально и неестественно захохотал.
Встал, направился к Коле.
– Как я, – хохочет робот, – по твоему глупому и растерянному виду не догадал- ся! Нет, мне положительно пора на свалку! – Робот освобождает Колю от захватов и подталкивает к двери, продолжая: – Ты случайно отыскал временную камеру, влез в нее без спросу и примчался сюда, не подозревая, куда тебя принесло. И все она!
– Кто она?
Но робот не слушает Колю. Он толкает его к выходу.
Они уже идут по коридору.
– Сейчас я должен сдать тебя в музей. Таков порядок… Но нет – я сделаю дру- гое. – Он еще крепче схватил руку Коли.
– Пустите меня!
– Губить репутацию такой прекрасной женщины, как Лукреция? Из-за глупого мальчишки, который сует свой нос куда не просят?
– Вы о той женщине, которая была здесь?
– Вот именно…
– А я думал, что она… а она… Понимаете, я за кефиром шел, а тут Фима, а тут она, – Коля все еще не может прийти в себя.
Робот вталкивает Колю во временную кабину.
Подводит к камере.
– Ты думаешь, что я в нее влюблен? Я на нее буквально молюсь! С моей впечат- лительной натурой, с моей тонкой электронной организацией я должен был бы ро- диться поэтом. А кем стал? Уборщиком! Я всего-навсего скромный уборщик в Инсти- туте времени. Скромный. Никому не нужный. Никем не любимый уборщик. Вертер – уборщик.
Коле даже стало чуть жаль робота. А как утешить его, не знал…
– Ты помнишь, что тебе надо делать?
– Что?
– Становись в круг. Я включу камеру, а ты наберешь исходную станцию – три. И через пять минут будешь дома. В своем времени.
Робот включил камеру. Все загудело.
– Погодите! – осеняет Колю. – А сейчас я где?
Он и не собирается становиться в круг.
– Сейчас! А ты что, не догадался?
– Я из окна глядел, ничего не понял.
– Олух царя небесного! – будто разочаровавшись в закадычном друге, оказавшем- ся не на высоте, замотал головой робот. – Ты же в две тысячи восемьдесят чет- вертом году!!!
– В будущем??! – Коля выключает пульт.
Гудение прекращается.
– В настоящем. Это для тебя будущее.
– Вы шутите.
– Разве я похож на шутника? Ну иди, иди!
Робот включает пульт. Гудение.
– Подождите же! – Коля выключает пульт. – Получается, что я попал больше чем на сто лет в будущее и вот, за здорово живешь, должен тут же идти домой. Даже ничего не увидев.
– И хорошо, что не увидел. Нечего тебе здесь делать.
– Я никуда не пойду!
– Тебе за кефиром пора!
– Успею.
– Но тебе же нельзя! Ты здесь незаконно. Пойми, нельзя людям из прошлого ви- деть будущее. Это может привести к ка-та-клиз-мам. Понимаешь? А подумал, какие неприятности могут быть? У той же Лукреции? Если ты проник, значит, она недо- смотрела. Понимаешь?
– Понимаю… Но и вы поймите. Когда мне еще удастся побывать в будущем?
– Через лет сто, – говорит робот. – Сто лет проживешь и попадешь в будущее. Своим ходом. Только при этом немного состаришься.
– Нет!
– Да.
И робот снова включает пульт.
– Ну поймите же, товарищ Вертер, неужели на моем месте вы бы согласились доб- ровольно вернуться в прошлое, так и не поглядев на то, что будет через сто лет? Одним глазом.
– Я?
Робот вдруг глубоко вздыхает, опускает железные руки. Потом театрально прижи- мает руку к сердцу.
– Я бы на твоем месте, – говорит он, – отдал бы полжизни за то, чтобы пережить такое приключение.
– Тогда вот что, – говорит Коля. – Проводите меня наружу, я быстренько посмот- рю – и даю вам слово – сразу обратно. Я же тоже понимаю. Нельзя – значит, нель- зя.
– Мальчик, ты романтик? – спрашивает робот.
– Еще какой! – говорит Коля. – Вы даже не представляете. Меня на той неделе математичка из класса выгнала за то, что я замечтался у доски.
– Может, ты пишешь стихи? – спрашивает робот.
– В молодости я писал.
– А я и сейчас пишу. Хочешь послушать?
– Потом, – говорит Коля. – Сами понимаете – каждая минута на счету. Пошли. – Коля тянет Вертера к двери.
– А куда ты пойдешь? – Вертер делает несколько шагов за ним.
– Давайте решим. Только быстро.
– Может, сначала я прочту тебе стихотворение? Маленькое.
– Нет, скажите, что интересного можно здесь посмотреть? – Вертер останавлива- ется.
– Первое и обязательное… сегодня последний концерт средневековой музыки уругвайского ансамбля народных инструментов. Я был позавчера. Это незабываемо.
– Средневековые инструменты отложим до следующего раза. Еще?
– А говоришь, что романтик… Выставку Гойи!
– Гойя у нас свой есть.
– Танцы на льду! Конечно же, танцы на льду!
– Новое, понимаешь, Вертер, новое, чего не было сто лет назад. – Коля снова подталкивает Вортера к двери.
– Состязание роботов-гитаристов, – уже на ходу предлагает Вертер.
– Еще. Думай. У вас марсиане есть?
– На Марсе нет жизни. Это научный факт.
– Жалко. Я всегда надеялся. А какие-нибудь пришельцы?
– Очень редко. Если делегация…
– Пускай делегация.
Вертер останавливается, стучит рукой по лбу.
– Вот! Сегодня прилетает третья звездная экспедиция. Лукреция будет встречать. Вообще многие будут на космодроме. Я бы тоже…
– Поехали вместе! Это далеко?
– Минут пятнадцать…
– Так чего же стоишь! Звездная экспедиция! Это же событие.
Они уже вышли в коридор.
– Нельзя. Я на службе. У нас, андроидов, на первом месте чувство долга. Я мо- гу внутри разрываться от желаний, но останусь на своем посту. Любовь и долг…
– Ну хоть скажи, как мне туда доехать?
– А может, все же вернешься?
– Ты же понимаешь!
– Да, я понимаю. Выхода нет. Мы с тобой романтики. Только у меня развито чув- ство долга, а у тебя еще нет…
У громадной деревянной двери они останавливаются. Мы видим, как дверь откры- вается, робот выпускает Колю.
– Только не опаздывай. Я не буду обесточивать.
– Я мигом! Не волнуйся! А потом я тебя возьму в наше время. У нас тоже есть на что посмотреть!
– Спасибо! Значит, направо, до Пушкинской, там на автобусе три до проспекта Мира, там пересядешь..
Но Коля уже бежит по дорожке, позвякивая кефирными бутылками. Потом останав= ливается, оборачивается. И видит:
…зеленая лужайка. На ней скульптуры. В глубине белая стена здания институ- та. Большое окно. За окном Вертер машет Коле рукой.
Коля помахал в ответ. Выбежал на улицу.
Улица странная – скорее, это аллея в парке, обсаженная пальмами. Коля броса- ется вправо.
И тут же налетает на старика, который ехал на одноколесном велосипеде, какие бывают в цирке. Они вместе падают.
Старик одет так: зеленое, обтягивающее трико с длинными носками, на голове шапочка с пером. Правда, шапочка упала, и старик шарит руками по розовому ас- фальту, разыскивая ее. Вот он натянул шапочку и спрашивает строго, сидя на зем- ле:
– А если бы я ехал на пузыре или на глейдере? Что бы от тебя осталось?
– Простите, – Коля помогает старику подняться. – Я вас не увидел.
– Еще бы. Первый раз вижу ребенка, который бегает по проезжей части.
Старик поднимает велосипед, прихрамывая, идет к скамейке в тени пальмы. Ска- мейка мягкая, похожая на диван. Возле нее разноцветные тумбочки.
– У вас ничего не поломано? – спрашивает вежливо Коля.
– Не обращай внимания, – говорит старик.
– Тогда я побежал, ладно? А то я очень спешу.
– Беги.
Но когда Коля пускается дальше, старик останавливает его:
– Стой!
– Чего?
– Ты на карнавал оделся?
– А что?
– Плохо оделся.
– Почему? – Коля оглядывает себя. – Нормально. – Идет к старику.
Старик нажимает на кнопку в тумбочке, оттуда выскакивает мороженое в стакан- чике. Он начинает есть мороженое. Коля внимательно смотрит, но старик не пред- лагает.
– В мое время все мальчики носили так называемую школьную форму. Она состояла из пиджачка… Ты знаешь, что такое пиджачок?
– Представляю. – Коля смотрит на тумбочки.
– А у тебя разве пиджачок? Совершенно очевидно, что его шили сегодня и притом люди, которые не имеют никакого представления о том, что было сто лет назад. Старик уже доел мороженое, поднял свой велосипед, взгромоздился на него.
– А вы откуда знаете?
Старик объехал Колю вокруг.
– Мне сто тридцать лет. Неужели не видно?
– Я бы вам шестьдесят дал, не больше.
– Такой молодой, а уже льстец. Тебе куда?
– Мне на Пушкинскую.
– Прекрасно. Поехали.
Старик развернулся в сторону Пушкинской.
Коля пошел рядом.
– Неужели я так молодо выгляжу? А что причиной? Спорт!
– А вы какую школу кончали?
– Пятьдесят девятую. На Староконюшенном.
– А я в двадцать шестой учусь. На Метростроевской. Ду ю спик инглиш?
– Йес. Ай ду. А ты как учишься?
– Когда как. Задают много.
– А мне правнуки говорили, что теперь ничего не задают. Да, – говорит он. – Славные были денечки в конце двадцатого века. Тебе этого не понять.
– Славные денечки, – соглашается Коля.
– Но учти, одет ты все-таки неправильно. На ногах должны быть сандалии. А у тебя?
– А у меня кроссовки.
– Вот именно. Кроссовок еще не было. Их изобрели в начале двадцать первого века. – И вдруг без перехода. – Меня зовут Павел.
Развернулся и уехал.