– Или телеграф, – передразнил его Алешка.
Телефон был. Сотовый. У Карлсона. Но беда в том, что он все время носил его в чехле на поясе и ни на минуту не расставался с ним. Даже в туалет с собой брал...
– Стоп! – воскликнул я. – Придумал! Но все нужно будет сделать четко, ни на секунду не ошибиться.
И я рассказал о своей гениальной идее. В случае ее успешной реализации классный угонщик Карпухин ни в десять вечера, ни в одиннадцать, ни даже через год не приедет сюда на белом и длинном «Линкольне».
Глава XIII
РЯДЫ ВРАГОВ РЕДЕЮТ
Наше демонстративное раскаяние и смирение сыграли свою роль. Днем нас выпустили из подвала и даже во двор – немного прогуляться. Правда, под присмотром Карпухина.
Насчет прогулок – это Лешкина заслуга. Он повертелся в холле возле зеркала и начал тяжело вздыхать, разглядывая свое отражение.
– Да... – бормотал он. – Не здорово... Даже узнать трудно...
– Чего ты там бубнишь? – наконец обратил на него внимание Карлсон.
– Похудел, – сказал Алешка, – осунулся. Товарный вид потерял.
– Чего-чего? – Карлсон вытаращил глаза и отложил калькулятор, на котором подсчитывал свои нечестные доходы.
– Увидит наш папа, какие мы бледные, и меньше вам денег заплатит. Или совсем не даст. – Алешка подождал, пока до Карлсона дойдет эта горькая мысль, и сделал вывод: – Нам обязательно гулять надо. Чтобы иметь цветущие щеки.
– Ребенок прав, – вмешалась Баба Яга, посмотрев на Алешку. – Он плохо выглядит. Я бы за такого и рубля не дала. Пусть гуляет. На собачьей цепи.
– Ну уж, мама, – вступился Карлсон, – вы уж, мама, совсем... Карпухин за ними присмотрит.
Баба Яга фыркнула и отправилась к себе, а мы в сопровождении Карпухина пошли в ангар за дровами.
Принесли по большой охапке, с грохотом сбросили их у камина и стали его растапливать.
Во всем этом красивом противном доме нам только камин нравился. Особенно, когда в нем дрова трещат. И пламя мечется. Оно какое-то живое – все время играет, меняет цвет, охватывает поленья. И когда долго смотришь на огонь, то становится теплее не только ногам, но и сердцу. Даже забываются все невзгоды и неприятности.
И еще нам нравились самоделки Карлсона. Эти деревянные картинки висели по всему дому. И я часто думал, глядя на них: ну зачем такому талантливому человеку заниматься воровством? Может, это от лени? Красть, наверное, проще, чем упорно трудиться, добиваясь мастерства...
Мы растопили камин и уселись перед ним, глядя в огонь. Карпухин ушел, зато пришел Август и, вздыхая, подсел к нам.
– Как идут дела? – сразу же спросил его Карлсон, оторвавшись от бумаг и калькулятора. – Когда восстановишь прибор?
– Скоро, – буркнул Август и взялся за кочергу, чтобы пошевелить поленья.
А мне показалось по его глазам, что он с большим удовольствием ахнул бы этой кочергой Карлсона по башке.
Но он не ахнул, а сказал:
– Я все-таки не понимаю конечной цели своей работы.
Карлсон встал, щелкнул подтяжками и поучительно произнес:
– Любая цель любой работы – получить за нее побольше денег.
Август презрительно хмыкнул.
– А радость творчества? А удовлетворение своим трудом? А гордость за преодоление трудностей?
Теперь хмыкнул Карлсон.
– Это все ерунда. Главное – вознаграждение за труд! Ты бы вот стал проводить свои исследования бесплатно?
– Конечно! – горячо воскликнул Август. – Тысячи ученых бескорыстно служат науке. И даже рискуют жизнью ради своей цели. И для блага других людей. Разве станешь это делать из-за денег?
Карлсон расхохотался. Правда, не очень уверенно. Скорее – демонстративно.
– Знаешь, дорогой мой профессор, грабитель банка тоже рискует. И жизнью, и здоровьем, и свободой...
– А ради чего? – прервал его Майский.
– Ради денег! – выпалил победным тоном Карлсон.
– А зачем? – тихо спросил его ученый. – Чтобы побольше пожрать? Или купить три машины? Построить три дома? Высокая цель, ничего не скажешь. Стоит из-за нее рисковать, терять свою честь и причинять людям горе!
Мы с Алешкой внимательно слушали их спор. И, конечно, были на стороне Майского. И, конечно, мы знали, что есть, например, такие художники, которые пишут картину и подсчитывают, сколько они за нее получат денег. Но есть и такие, которые во время своей работы думают, сколько радости они могут доставить людям. И нам они гораздо симпатичнее. И ближе.
Но тут наверху опять послышались характерные стуки и вопли – бабушка Яга уселась в ступу и взялась за обычные тренировки.
– Вот тебе пример, – обрадовался Карлсон, тыча пальцем в потолок. – Моя мамочка. Богатый и счастливый человек. Имеет все, что хочется. Живет так, как ей нравится. А о чем она мечтала в далекой юности? – Карлсон прошелся по комнате и, придвинув кресло к камину, задумчиво посмотрел на огонь. Видно, настроился на лирический лад воспоминаний. – Мамочка с детства мечтала стать великой актрисой. Играть на сцене красавиц королев и очаровательных принцесс.
Мы с Лешкой переглянулись с удивлением: с таким носом красавиц играть? А Майский подавил появившуюся было улыбку.
– И что же вы думаете? На экзамене в театральном институте ей было сказано: у вас, девушка, есть определенные способности, но очень специфическая внешность. С такими внешними данными вам только Бабу Ягу играть в детских спектаклях. – Карлсон перевел дух. – Для мамочки это был удар. Но она взяла себя в руки и сумела от него оправиться. Она хотела посвятить свою жизнь искусству. Но она посвятила свою жизнь мне. Я ведь рос без папы. Он героически погиб в далекой экспедиции...
(Когда закончилась эта история, мы узнали, что папочка Карлсона не погибал ни в какой героической экспедиции. Он просто все время сидел в тюрьме, потому что был отъявленным жуликом.)
– Моя мамочка, – продолжал взахлеб Карлсон, – сильна и непобедима. Она – вдохновитель и организатор всех моих дел. Она счастливый человек, который добился всего своим упорством!
– Не знаю, – проговорил Майский с каким-то сочувствием. – Мне кажется, что по-настоящему счастлива она была бы на сцене. Даже в роли Бабы Яги.
А сейчас, подумал я, тоже с сочувствием, она играет роль Бабы Яги в жизни. Сама стала бандиткой и сына своего жуликом сделала.
Как это странно. Карпухин мог бы стать механиком – «золотые руки», – потому что все машины слушаются его как миленькие. Карлсон мог бы стать хорошим художником. Баба Яга – детской актрисой. А вместо этого все они стали жуликами и бандитами.
Алешку, похоже, тоже занимали эти непростые мысли, потому что он вдруг непримиримо пробормотал вполголоса:
– Совесть надо иметь. Вот и все.
– А тебя никто и не спрашивает, – на всякий случай объявила Баба Яга, появившись на лестнице. – Где Карпухин? – спросила она Карлсона. – Пора ему собираться на дело.
Мы, конечно, сделали вид, что нас это не касается и что мы ничего не понимаем. А сами изо всех сил насторожились, чтобы не упустить нужный момент и разыграть нужную комедию.
Все мы тут, оказывается, артисты.
Вскоре пришел Карпухин и сказал, что он готов ехать.
– «Ниву» оставишь у Кузьмича. Потом заберешь, я договорился с ним, – сказал Карлсон. – Жду тебя на белом «Линкольне». Ни пуха, ни пера.
Карпухин сплюнул и сказал от души:
– К черту! – и вышел из дома.
Во дворе зашумел двигатель, завизжал засов в воротах, и скоро все стихло.
– Ну вот, – зевнул Карлсон, вставая, – теперь можно и отдохнуть.
Он взял с полки какую-то книгу и направился в туалет. Такой у него был послеобеденный обычай.
На этом мы и построили свой план.
Как только щелкнул замочек туалетной двери, Алешка и Майский вышли во двор. А я спрятался в нашей комнате за дверью, чуть приоткрыв ее, чтобы не выпускать из поля зрения туалет, где шелестел страницами книги отдыхающий Карлсон.
И вдруг со двора послышались истошные вопли, в два голоса. Орали Август и Алешка:
– Вертолеты! Вертолеты! Сюда летят!
– Это спецназ с ОМОНом! За нами! Садятся!
Карлсон тут же вылетел из туалета, накидывая на плечи подтяжки, и помчался по лестнице вниз, к входной двери.
А я вылетел из своей засады и помчался к распахнутой двери туалета.
Расчет оказался правильным. Книга Карлсона лежала на полу, а сотовый телефон – на полочке.
Я схватил его и лихорадочно набрал папин рабочий номер. Только бы он оказался на месте!
Оказался.
– Полковник Оболенский, – послышался знакомый родной голос. – Слушаю вас.
– Пап, привет, – торопливо затараторил я. – Это Дима. Сегодня у Посольства будут угонять белый «Линкольн». Угонщик – Карпухин, худой, высокий, все шнурки в узлах.
– Понял. Спасибо. Вы где?
– Откуда я знаю, куда нас занесло попутным ветром? Но все в порядке, скоро мы удерем. У Лешки есть план.
– Ну раз у него есть план – удерете, не сомневаюсь. Спасибо за Алехина. Мы его взяли. Но он пока молчит. Ни в чем не сознается. И мы не знаем, где вас искать.
– Сами найдемся. И не вздумай деньги собирать... Все, пока. Сюда бегут. Маме привет! – и я, положив телефон на место, выскочил из туалета, машинально щелкнув выключателем.
...А во дворе в это время происходила такая сцена.
Когда Карлсон выбежал на крыльцо, он увидел, что Алешка и Август стоят посреди двора, задрав головы в небо, подпрыгивают и изо всех сил машут шапками. На Карлсона – никакого внимания, будто и тени его здесь нет.
– Нужно костры разжечь! – кричал Алешка. – Сигнальные! Посадочные огни!
Когда Карлсон выбежал на крыльцо, он увидел, что Алешка и Август стоят посреди двора, задрав головы в небо, подпрыгивают и изо всех сил машут шапками.
– Вот это техника! – восхищался Август. – Скоростные! Бесшумные! Уже за лесом скрылись!
– В чем дело? – включился в их крики Карлсон. – Что вы разорались?
Лешка и Майский стали в два голоса, перебивая друг друга, нещадно врать:
– Мы стоим и вдруг – прямо над дорогой два вертолета! Низко, прямо вот так. И бесшумно. А на бортах – щит и меч нарисованы. Значит, милицейские, специальные.
– И где они? – Карлсон побледнел от страха.
– Улетели. В сторону леса. Покружились над нами и улетели. Это они нас ищут. Ну теперь вам будет!
– Идите в дом! – приказал Карлсон. Дрожа то ли от страха, то ли от холода. – И не высовывайтесь!
А сам побежал на доклад к бабуле.
– Успел? – спросили меня «артисты», когда вернулись в дом. – Передал?
– Успел, – похвалился я. – Вам всем привет от МВД Российской Федерации.
И вдруг с лестницы скатился Карлсон с ревом:
– Кто?
Что-то сегодня мы все много кричим?
– Кто? – Карлсон грозно и зло вращал очами. – Кто выключил свет в туалете? Кто включил мой сотовик? Кто? – он даже выхватил откуда-то пистолет и размахивал им во все стороны. – Кто звонил по моему телефону? Куда? В милицию?
– Кто ел из моей миски? – прошептал Алешка.
А Август – вот молодец – спокойно сказал:
– Что вы так раскричались? Ну что особенного произошло? Свет вы, конечно, сами погасили, машинально. Это привычка аккуратного человека, она не забывается даже в экстремальной ситуации...
– А телефон? – уже спокойнее, но все еще подозрительно, спросил Карлсон. – Я никогда не разговариваю по телефону из сортира. Культурный человек так не делает!
– Вы могли включить его раньше, – пожал плечами Майский. – Захотели позвонить какому-нибудь своему Кузьмичу, но передумали.
Карлсон обвел нас всех глазами, успокаиваясь. Но пистолет не убрал.
– Марш в камеру! – он даже ногой топнул. – Связался я с вами! И чтоб завтра прибор был готов. Или я вам всем оторву уши. Вместе с головой.
Мы спустились в подвал, послушали, как загремел за дверью замок и затихли шаги Карлсона, и сели рядышком на раскладушку.
– Как же ты так неосторожно? – пожурил меня Майский Август.
– Машинально, – сознался я. – Как культурный человек. В экстремальной ситуации. А про телефон забыл, торопился очень. Боялся, что он меня застанет.
– Ну да ладно! – Майский весело хлопнул ладонями по коленям. – Еще одного жулика в милицию сдали.
Он все больше начинал мне нравиться. Под нашим благотворным влиянием он становился совсем практичным человеком.
– Меня очень беспокоит эта дурацкая затея с невидимкой. – Майский встал и, взяв себя за подбородок, прошелся по комнате.
– Надо его как-то обдурить. Пусть он думает, что стал невидимым. Пусть нахально войдет в банк и станет хапать деньги. И его тут же заберут в милицию. Как сумасшедшего.
– Это невозможно. И я не могу ни ему, ни вам это доказать.
– А вы подумайте, – посоветовал Алешка. – Поставьте перед собой научную цель и найдите путь к ее достижению.
Во выдал! У Майского нахватался.
– Ладно, – согласился Майский. – Пойду на вахту, там буду думать. – И он, захватив пальто и фонарик, уполз в кошачий короб подслушивать разговоры наших врагов, которых становилось все меньше и меньше.
Глава XIV
КАРЛСОН – НЕВИДИМКА
А в Москве тем вечером происходило так...
Центр города. Смеркается. Затихает столица.
Узкая улица, зажатая меж старинных особняков. У самого красивого, за высокой каменной оградой, с разноцветным флагом на фронтоне, стоят двое охранников в пестрой форме, с пистолетами и дубинками на поясе.
К Посольству начинают важно съезжаться машины с государственными флажками на капотах и радиаторах. Из машин, дверцы которых распахивает шустрый молодой человек в черном хвостатом костюме, выходят важные послы, посланники, атташе и их дамы в длинных платьях и со всякими украшениями на руках, на шеях и даже на голове.
Каждая машина, высадив своих пассажиров, проезжает по переулку и останавливается в тупике. Водители сразу же выходят на свежий воздух и собираются в кучки. Угощают друг друга сигаретами и сплетничают о своих пассажирах.
А пассажиры исчезают в гостеприимных дверях Посольства, где уже много всякого света и слышна на всю улицу веселая музыка.
Праздник. А для кого-то – рабочие будни.
В том числе и для оперативных работников группы захвата. Но их как будто нигде и нет. Их не видно. Только шаркает по чистому асфальту добросовестный дворник. Только влез под капот забарахлившей машины незадачливый водитель, одни ноги торчат. Только балансирует на приставной лесенке дежурный электрик, меняя перегоревшую лампу над подъездом соседнего дома.
Тишь да гладь. Самое время угнать от Посольства какую-нибудь дорогую и престижную машину с флажком, разобрать ее на запчасти и передать их Кузьмичу, в магазин, чтобы он их продал подороже и побыстрее.
Водители машин все курят, все пьют всякие пепси и сплетничают. Охранники у входа в Посольство зевают. И мечтают, чтобы гости поскорее разъехались по своим домам.
А в Посольстве идет прием. Дипломатические разговоры, звон бокалов, беседы и танцы.
В переулке темнеет. Зажигаются фонари на улице и вспыхивает свет в окнах домов. Прохожих становится все меньше. И машин тоже. Все стихает.
И вот в глубине улицы появляется одинокий мужчина. Высокий и худой. Похожий на Карпухина.
Папа предупредил всех сотрудников, что задерживать его нужно только с поличным. То есть когда он откроет дверцу, сядет в машину и поедет. Иначе доказать его преступление будет невозможно. Возьмет и скажет: дождик пошел, я сел в машину, чтобы не промокнуть, а она была не заперта. И все – остается только извиниться и посмотреть ему вслед – как он, посвистывая или напевая, уходит в сторону ближайшего метро...
Высокий, худой одинокий мужчина проходит вдоль длинного ряда красивых иностранных машин, ожидающих своих хозяев. Его безразличный взгляд скользит по ним без всякого интереса. Он проходит мимо длинного белого «Линкольна», останавливается, закуривает и идет дальше. И его безразличный взгляд ищет возможную опасность. Но ее нет. Только возится дежурный электрик, с трудом балансируя на стремянке; только шаркает метлой усталый дворник; только чешет затылок над двигателем старенькой «Волги» незадачливый водитель.