– Что возьмём? – спросил Понтус. – Надо что-то маленькое, чтоб не заметили.
– Ну, кофейник не очень большой, – ответил Расмус. – Не больше маминой старой железной ступки.
Сказав это, Расмус вспомнил, что мамину железную ступку на прошлой неделе утащил на склад утиля, а мама купила новую, меньше и удобнее.
Железная ступка! У Расмуса мелькнула мысль. А что, если…
– Слушай, Понтус… – начал он. Замолчал и ещё немножко подумал.
Когда завтра вечером сумку принесут к Антиквару, про которого говорил Эрнст, она будет запечатана, и раньше времени содержимого никто не увидит. А до того, как Эрнст и Альфредо смоются, они должны отдать Растяпу… Так что когда сумку откроют, Растяпа будет уже в безопасности… Да, вполне… Пожалуй, в этом блестящем плане нет ни одного слабого места.
– Понтус, смотри, – прошептал он. – Мы обещали не болтать, но мы ведь не обещали не трогать серебро! Забираем всю сумку.
– С ума сошёл, – отозвался Понтус. – Они же не вернут тебе Растяпу, ты только представь, как они разозлятся!
– Ничего они не заметят. – Расмус тихонько и радостно засмеялся.
Понтус с недоумением посмотрел на него:
– Не заметят, что целая сумка…
– Заметят, когда будет уже слишком поздно, – прервал его Расмус. – Да здравствует ОАО «Объединённый утиль»! У нас на складе не хватит железа, чтобы набить эту сумку?
Понтус застыл, как громом поражённый. Он даже не засмеялся, только смотрел на Расмуса, онемев от восхищения. Теперь он уже ни капельки не сомневался, что такие, как Расмус, вращают Землю.
«Маленький мальчик должны быть весёлый», – говорил Альфредо. Жаль, что он не видел, как они веселились, таская охапки серебряных чашек, подсвечников и кофейников из подвала госпожи Андерссон на склад «Объединённого утиля»! Ребята работали быстро и слаженно. Они сложили серебро в угол с бумагой и закидали старыми газетами, так что ни у кого даже мысли не возникло бы, какие сокровища под ними хранятся. А из кучи металлолома выбрали то, что по размеру и весу походило на прежнее содержимое сумки. Осталось самое трудное – снова зашить её.
– Да уж такой сообразительный мальчишка придумать что-нибудь, чтобы скормить своей мамочке, – встрял Альфредо. – Не надо палатки, раз она её так не любить. Можно сказать, что вы сидеть на дереве и любоваться закатом… На что вам воображение?
– «Всегда говорить правду, малыш Альфредо», разве не так считала твоя мамочка? – отпарировал Расмус. Когда надо, он умел пошутить.
Альфредо скорчил довольную физиономию:
– Ай, маленький негодяй! Ты мотать на ус, что говорить старина Альфредо!
Но Эрнст потерял терпение и подтолкнул их к двери:
– А теперь проваливайте и возвращайтесь к восьми!
К приходу Расмуса вся семья собралась в кухне. Мама стряпала, папа сидел на краешке стула и говорил без умолку. Он рассказывал про кражу. Это было самое крупное преступление за всю историю Вестанвика, и полиция, как сказал папа, работала не покладая рук. Ему уже пора было идти обратно. Он работал всю ночь, а теперь забежал на часок домой, чтобы обо всём рассказать маме.
– Но неужели обязательно обсуждать самое крупное преступление Вестанвика именно на кухне и именно когда я пеку? – вздохнула мама. У неё и без того было плохое настроение, так что про палатку следовало забыть.
– Ты даже не хочешь послушать, что я об этом думаю? – изумился папа.
– Хочу, но сейчас мне нужно разложить противни, а вы заняли всю кухню.
Приккен рассмеялась – кажется, впервые за два дня.
– Ребята, отодвиньтесь и освободите маме место. Только боюсь, ей не хватит и целого стадиона! Мам, ты сегодня не в духе?
Мама глянула на неё с досадой:
– Вовсе нет. Я только не понимаю, почему вы все толпитесь в кухне как раз тогда, когда я стряпаю.
– Потому что здесь хорошо, – ответила Приккен. – И пахнет вкусно.
Папа закивал:
– И сама ты, дорогая, как булочка с изюмом.
– Маленькая сердитая булочка, – фыркнул Расмус.
– Ну спасибо, – ответила мама и так яростно набросилась на тесто, точно шла на него в атаку.