– Кстати, Приккен, ты последняя была в ванной?
– Может, и я, а что?
– Тогда, будь добра, подотри за собой, – ответила мама и засунула противень в духовку. – Или ждёшь, что это сделаю я?
– Ой, прости, я сейчас…
Расмус слепил из теста змейку и сунул маме под нос:
– Ну тогда уж ругайся на всех, раз начала, – сказал он.
– И буду, – откликнулась мама. – Пойди-ка взгляни на дверь кладовки, она вся захватана чьими-то грязными руками.
Он крутанул руль и прибавил скорость… Скоро, уже скоро они приедут к Растяпе!
Под конец пути пришлось идти пешком. К брошенному дому через лес вела узкая заросшая тропинка, когда-то выложенная булыжником, а теперь ещё и забросанная хворостом, так что на велосипеде было не проехать. Они быстро закидали велосипеды можжевеловыми ветками и припустились бегом. Лес постепенно редел, и они увидели в весенних сумерках серый от времени, тихий брошенный домик под старыми яблонями, которые честно продолжали цвести и в одиночестве, когда уже никто не ждал от них плодов. Много лет никто не жил здесь, в хлеву не слышно было коровьего мычания, и дети не перелезали через замшелый каменный забор за цветком камнеломки. А ведь когда-то Берта – тогда ещё послушная маленькая девочка – гуляла здесь вместе с госпожой Андерссон и строила за погребом шалаш… А потом из неё выросла глупая толстая гадкая жена Альфредо.