Главная часть развлекательного комплекса, ресторан, считался самым престижным в городе. Не только потому, что банкетный зал, три кабинета и два крыла – одно с русской и европейской, другое с восточной кухней – объединялись общим роскошным танцполом. И не только потому, что отделку этого венца творенья общепита осуществляли то ли итальянцы, то ли голландцы всего год назад. В кабинеты можно было заказывать любые блюда. Можно, например, борщ суши закусывать, а демократичную и вездесущую пиццу – устрицами. Любой каприз. Даже заказы по рецептам и рекомендациям клиентов предлагались. Правда, и стоил кабинет со своим танцполом и маленькой эстрадой столько, что простой бизнесмен не мог себе позволить вечер без какого-нибудь особо значительного повода.
Никто из компании здесь не был раньше. Владимир не видел смысла, пыль в глаза его зазнобам можно было с успехом пустить и в заведении попроще. Николай Георгиевич не любил помпезности и пафоса. Сегодня его выбор пал на ресторан «Командора» именно потому, что сама идея отдельного кабинета предполагала некую камерность, уютную, закрытую от посторонних обстановку.
Одновременно с официантом, который принес карту вин и меню, вошел Егор. Он опоздал из-за букета, ему хотелось подарить Наташке непременно лилии, а их почему-то нигде не было. В конце концов он нашел то, что искал, и сейчас стоял в дверях и ожидал восторгов. Восторгов как таковых не случилось. Наташка приняла букет с легкой улыбкой, а на эмоции других Егору было наплевать. Впрочем, остальные цветы остались дома, и белые лилии на метровых стеблях украсили стол в гордом одиночестве.
Заказывать за всех пришлось Владимиру. Его дядя Коля попросил как знатока светской жизни. Владимир иронию уловил, но отказаться не смог: Ираиде с ее более чем скромной зарплатой не следовало, по мнению Николая Георгиевича, видеть еще и цены, Наташка и Егор вряд ли смогли бы сориентироваться во всех этих брандадах, брошеттах и фондю, не говоря уже о выпендрежах японской кухни, чрезвычайно модной в городе. Тост взялась говорить Людмила, но эмоции захлестнули ее, подготовленную речь она скомкала, получилось просто «за здоровье».
Первые десять минут все оживленно и молча стучали вилками, а потом разговор неожиданно зашел о грядущих садово-огородных работах. Егор в сельском хозяйстве ничего не понимал и поэтому злился. Он не заметил, что Наташке очень интересно, и не понял, что из присутствующих она разбирается в вопросе лучше всех. Николай Георгиевич тоже тягой к земле не страдал, но вникал тщательно. Его дом окружали, кроме огромного участка леса с настоящим, хоть и небольшим, озером, двадцать соток расчищенной и подготовленной земли. Хочешь – сад сажай, хочешь – огородом займись. Ну уж цветник под окнами разбить точно можно, чего это он раньше не додумался? И Людка цветы любит. Вот бы в гости всех пригласить на майские, например. Они приедут, а у него филиал эдема вокруг дома. Хотя это он погорячился: если вокруг всего дома – так это бригаду нанимать надо… Да и расцвести к маю ничего не успеет, может, только тюльпаны, но их, кажется, осенью сажать надо, если он ничего не путает.
Пока Николай Георгиевич мечтал, как здорово будет, когда Наташка увидит его замечательный цветник, Егор решил перейти к активным действиям. В отличие от своей прозорливой матери он соперников себе вокруг не видел. Да если бы и видел – все равно ничего бы не изменилось. Он встал, подошел к Наташке, протянул ей руку и только потом сказал:
– Пойдем потанцуем.
Весь стиль этого лаконичного приглашения как бы исключал отказ, и Наташка неуверенно вложила пальцы в его горячую руку. Николай Георгиевич слегка огорчился: он тоже планировал сегодня танцевать. С Натальей Аркадьевной, разумеется. Впрочем, музыка с танцпола за дверью доносилась не подходящая, и он решил, что вполне может подождать. Пусть пока с Егором потанцует, потом будет с чем сравнить.
А у Владимира как будто глаза открылись. Он учуял конкуренцию там, где не предполагал. И судя по тому, как безропотно она согласилась, конкуренцию очень серьезную. Вот если бы он, Владимир, ее пригласил, она бы обязательно начала рассказывать, что танцевать не умеет, или не любит, или не хочет. Ага, или хочет, но не с ним. Чтобы не упускать парочку из виду, он раскланялся перед женой. Людмила счастливо улыбнулась и даже изобразила какой-то реверанс, особенно забавный в расклешенных от бедра брюках. Ираида и Николай Георгиевич остались вдвоем в кабинете. Первый начал он:
– Ну что, Ид, мы с тобой теперь представители конкурирующих фирм, что ли?
– Бог с тобой, парню и семнадцати нет. Вундеркинд хренов, акселерат… Это все равно, что первокласснику доверить вазу эпохи Минь. Тимур и его команда, детские обиды, пионерская зорька. Девчонке опора в жизни нужна, а не в Ромео и Джульетту играть…
– И у меня такие же шекспировские ассоциации, когда я на них смотрю, – грустно сказал Николай Георгиевич.
– Эй, ты в своем уме? Ты что, не помнишь, чем там кончилось? Главное, чтобы ты Отелло с Дездемоной не затеял…
– Перестань, какая Дездемона… Я ее люблю и хочу, чтобы все у нее было так, как она захочет.
– Вот, Коль, вот! Своих детей у тебя нет, ты и не понимаешь, о чем говоришь. Как она захочет! А если она с девятого этажа прыгнуть захочет, ты ей красную дорожку до крыши раскатаешь? Ладно, чего это я… Наливай, что ли. Девка она умная, сама разберется.
– А мальчишка твой тогда как? Он упертый, я же вижу…
– А насильно мил не будешь. Пострадает немножко, в его возрасте полезно.
– А в моем, значит, вредно?
– Тьфу на тебя, совсем ты мне мозг вынес. Или наливай, или плясать пошли, народ смешить…
Танцоры вернулись. Сокольские – слегка запыхавшиеся, молодежь – довольные. Наташка, оказывается, пять лет народными танцами занималась, был у них кружок при школе. Здесь, конечно, танцы совсем другие, но очень даже весело тряхнуть стариной. Николай Георгиевич поинтересовался, можно ли считать вальс народным танцем, и если да, то любезная Наталья Аркадьевна наверняка знает этот старомодный танец, и, может быть, даже научит его если не премудростям, то хотя бы азам?
Это он лукавил. Далекий от такого нефункционального занятия, как танцы, Николай Георгиевич вальс умел танцевать с детства, отец научил. Как учил завязывать галстук четырьмя разными способами и пользоваться опасной бритвой.
На его предложение Наташка вдруг заулыбалась так, что ему на секунду показалось, что она счастлива…
Она и была счастлива. Вальс – это здорово, это настоящий романтический танец, пускай и просто игра, все равно. И почему-то ей казалось, что учить его не придется, в противном случае он бы не предложил.
Идиллическое настроение перебил Владимир. Сказал, что вальса им придется ждать здесь до морковкиного заговения. Николай Георгиевич быстро взглянул на родственника, извинился и вышел.
Компания толком не успела взяться за вилки снова, как он вернулся с группой нарядных людей – мужчины во фраках, единственная дама в темно-вишневом платье до пола. Это были музыканты. Владимир чертыхнулся про себя. До собственных музыкантов он бы не додумался. Да и денег бы не хватило, наверное.
– Вальс, – сказал Николай Георгиевич.
Он хотел пригласить ее по всем правилам, но не успел – она просто встала и молча шагнула в его объятия.
…Какая восхитительно тонкая у нее талия, как она двигается! Ему изо всех сил приходилось соответствовать, но он всегда легко воспринимал любую непривычную физическую активность и уже со второго куплета перестал думать о том, попадает ли в такт. У него слегка кружилась голова, он боялся смотреть ей в глаза и одновременно боялся оторваться от них… Когда музыка смолкла, он увидел, что Ираида исподтишка грозит ему пальцем: мол, осторожно, Колька, сделай лицо попроще. Но он не мог.
Потом танцевали все вместе, что-то пародийно-мексиканское, придурочно-разухабистое, потом цыганочку с выходом, но уже без Николая Георгиевича, потом снова медленное, но в этот раз первым пригласить Наташку успел Владимир. Он держал ее за талию, как и мечтал, и мысленно матерился: Егор, наглый щенок, не сводил с него недвусмысленного взгляда. Какие уж тут нежные незаметные прикосновения, какие намеки…
Егор бесился: придумали себе отдельную музыку! Как они, это старшее поколение, умудряются считать, что Наташке интересно с ними, интересны эти танцы динозавров под доисторические мотивы? На общем танцполе рок-н-роллы через один, у нее классная подготовка, как у хорошей гимнастки, они бы сейчас там дали шик с отлетом. Из вредности он пригласил Людмилу. А через пару минут забыл, что она подруга его матери. И на Наташку похожа, и тоже двигается неплохо. Собственно, чего это он злится? Все идет так, как он задумал: веселый парень, хороший друг… Черт его дернул тогда в кафе. Интересно, что мать скажет, когда поймет про них с Наташкой? А что, ей можно замуж выходить за кого попало?.. Даже если этот кто попало – его родной отец…
Домой разъезжались за полночь. Прощаясь, Николай Георгиевич спросил:
– Наталья Аркадьевна, вам понравилась… вечеринка?
– Очень… – Она опустила глаза. – И потанцевали, и вообще…
Это была не совсем правда. Точнее, совсем неправда. Приятно, конечно, и цветы, и музыка… Только все эти люди, такие близкие ей, с таким же успехом могли собраться дома. Она и приготовила бы не хуже, чем в ресторане. И поплясали бы, если бы захотели…
А в ресторане никто не предложил ей подышать свежим воздухом, не рассказал, какие на Севере звезды в середине марта.
Глава 15
Весна выдалась солнечная, но довольно холодная, снег таял медленно, к середине апреля на большом участке Сокольских кое-где еще оставались грязно-серые сугробы.
Людмила накупила кучу тематической литературы и каталогов цветущих садовых растений. По этим каталогам они с Наташкой заказали по почте множество луковиц, корневищ и семян. Людмила давно мечтала развести настоящий цветник, рекламные картинки завораживали, но все нужно было проверять: приживется ли очередная экзотическая штуковина в нашем климате, хватит ли солнца, нужны ли специальные удобрения, а если нужны, то какие? В прошлом году не до этого было, тогда заканчивали отделочные работы в доме, перевозили старую мебель и покупали новую. До участка руки у Людмилы не дошли, хорошо хоть строительный мусор по ранней осени убрали рабочие. В этом году она, не дрогнув, развернула приусадебные работы титанических масштабов. Они с Наташкой целыми днями копались вокруг дома, а в планах была еще и настоящая альпийская горка. Правда, для этого нужно множество камней, и не абы каких, а где их достать или купить – неизвестно…
Телепередачи про дом, сад и огород они ожидали с нетерпением, что-то качали из Интернета, даже завели нечто вроде дневника благоустройства двора. Совершенно неожиданно в их цветоманию включился помощник. Пусть не самый ловкий и умелый, зато однозначно перспективный. Андрюшка возился на участке вместе с ними почти каждый день, а музыку все-таки бросил, настоял на своем. Людмила сожалела, но не уважать решение сына считала непедагогичным. Наташка помалкивала, но была рада за него – хватит с ребенка и рисования. А цветник… По крайней мере, на свежем воздухе ребенок теперь часто бывает, и то хорошо.
Владимир смотрел на своих женщин с иронией, но любовно. Он так и называл про себя жену и домработницу: мои женщины. Никаких телодвижений в сторону Наташки он пока не предпринимал, но планы по-прежнему строил. За месяц он лишь однажды приехал домой после одиннадцати, и то Людмила заранее знала, что муж будет поздно. Причина звучала уважительно: корпоратив.
Людмила даже знала, что собираются мужики не на даче чьей-нибудь, не в ресторане, а в сауне, но отпустила его с легкой душой. А чего волноваться-то? Неизвестно почему, но с недавних пор ее муж стал домашним. Ни с того ни с сего. К хорошему привыкаешь быстро, сделала она попытку самоанализа. Не будет он всякими безобразиями там заниматься. Все остальные, возможно, и будут, даже обязательно будут, на то они сауну и выбрали. А он – нет. И оказалась права, он вернулся домой трезвый и слегка раздраженный. Она не стала ничего спрашивать, а если бы спросила, то услышала бы в ответ только правду и ничего, кроме правды. Напились мужики довольно быстро, ни делового, ни душевного разговора не получилось, попариться толком не получилось тоже, а уж когда решили звонить, чтобы пропорционально разбавить чисто мужской коллектив противоположным полом, Сокольский, заслуженный кобель всей компании, почему-то молча собрался и уехал домой. Мужики не поняли, но и не обиделись. Пусть его.
А Николай Георгиевич пропал. То есть, конечно, он никуда не делся, жил себе на заимке, работал в городе, звонил племяннице регулярно, но в гости не приезжал да и к себе не звал. Людмила думала, что дядьку вполне понимает: весна, а у него на руках, можно сказать, новорожденная агрофирма. Забот выше крыши, то самое время, когда день год кормит.
Он действительно был на распутье: земли в долгосрочную аренду взял много, а что именно выращивать – определиться не мог. Характер почвы лучше всего подходил для картошки, но культура эта много ручного труда требует, а если осенью нестандарт будет, то придется отправлять урожай на спиртзавод. На спиртзавод Николаю Георгиевичу не хотелось, был у него пунктик – заниматься чем-то полезным. А в дешевой водке местного производства какая польза? Равно как и в дорогой…
С лесом тоже расходов и хлопот было немало. Людмила вспоминала о дядьке перед каждыми выходными, и в преферанс давно не собирались, и просто поболтать. Звонила, вздыхала и жаловалась Наташке на пресловутую тяжкую долю белого человека. То есть богатого. Наташка по этому поводу тоже печалилась, но слегка. А чего убиваться, он ей ничем не обязан. Конечно, она была бы рада его видеть, наверное, даже счастлива, но прекрасно понимала: кто она такая, чтобы ждать встречи с ним, на что-то надеяться? Он бизнесмен, богатый занятой человек, а она кто?
Причина исчезновения Ордынцева из жизни семьи Сокольских между тем заключалась именно в Наташке. Он не мог просто так общаться с ней, не мог видеть ее спокойно, а рвать сердце не хотел. Что все между ними кончено, не успев начаться, он понял, когда однажды из окна своей машины увидел Наташку и Егора. Ранним вечером они шли под ручку по весенней улице, о чем-то оживленно говорили и смеялись.
В этот момент весна для Николая Георгиевича закончилась. Он приехал домой и тяжело, мучительно напился в одиночку. Говорить он об этом ни с кем не мог да и не хотел, давясь, глотал водку в тихом пустом доме. Такое с ним было только один раз, давным-давно, на Севере, когда пришло письмо от Верки, что умерла мама. Судя по дате на конверте, он мог только сорок дней оплакать. Но плакать он вообще не умел. Даже в полном одиночестве, когда никто не может его увидеть…
Казалось бы, несравнимые события – смерть самого близкого человека и теоретический крах теоретических же отношений. Но он точно знал, что больше не влюбится никогда, ни в кого другого, на самой идее жениться, иметь, наконец, свою семью он поставил крест.
А Наташка в этот день, первого апреля, просто пошла на университетский КВН. Она никогда не бывала на настоящих студенческих капустниках, ей все было интересно – и огромный актовый зал нового корпуса, и шутки, половину из которых она не понимала, потому что они были про декана, физрука и особенности занятий по английскому.
Ей нравилось гулять с Егором, просто болтать о разных пустяках, считать ворон и перепрыгивать весенние лужи. Егору почти удалось заставить ее забыть о том неудачном разговоре в кафе «Театральное», поверить, что они только друзья. Это Егор думал, что статус друга – это такой промежуточный рубеж. Каждый раз, когда они встречались в городе, ему до смерти хотелось обхватить ее за плечи, прижать к себе и высказать ей – желательно в самое ухо, что бы ничего не пропустила, – все, что он думает об их отношениях и их совместном будущем.
А для Наташки настоящий друг, да еще и ровесник, да еще от которого она никак не зависит, – ни материально, никак! – это было невиданное сокровище, царский подарок, выигрыш в лотерею, джек-пот. У нее с самого детства и подружки-то не было, с которой можно болтать, гулять, смеяться новым анекдотам и книжку прочитанную обсудить. Последнее оказалось особенно актуальным: Наташка теперь успевала читать по вечерам. У Сокольских была неплохая подборка классики еще с советских времен, когда иметь дома библиотеку считалось хорошим тоном. Кое-что из новинок она прочитала в Интернете, а Людмила, заметив новое увлечение своей помощницы по хозяйству, как-то потащила мужа в город, мотивируя его участие тем, что будущие покупки абсолютно неподъемны для двух слабых женщин. Так оно и вышло: центральный книжный магазин они почти опустошили. Наташка по дороге домой не верила своему счастью, гладила корешки книг, даже нюхала и утверждала, что пахнут книги по-разному. Владимир смеялся: а содержание она тоже по запаху определять собирается? Наташка улыбалась и отмалчивалась.