– А она что, на диете? – машинально спросила Анна, и только потом поняла, что вопрос вообще-то бестактный и резкий.
Чтобы смягчить грубость, она повернулась к нему и подарила ему взгляд больших невинных глаз.
Адриан, которого она знала, наверняка смутился бы. А этот не отвел глаз. На серо-голубых радужках будто расцвела изморозь. Что-то в них было чужое, холодное, острое – как спрятанный до времени в ножны кинжал.
Господи, его что, подменили? Или сработала какая-то странная урбанистическая магия Лондона? Почему деликатный, порядочный, благородный Адриан вдруг превратился в этого совершенно незнакомого, немного надменного, явно враждебно настроенного мужчину, который непонятно за что хочет ее наказать – это же ясно, яснее было бы только печатными буквами по лбу!
Он пожал плечами. Анна чувствовала, как его взгляд старается пронзить ее насквозь, будто нашаривает что-то, ищет… Что ищет?
– Мороженое со взбитыми сливками, тертым шоколадом и мятным сиропом подойдет? – осведомилась Анна. Таким тоном пожилые аптекарши перечисляют явно несовершеннолетним покупателям имеющийся в наличии ассортимент презервативов.
Адриан переадресовал ее вопрос Сьюзен.
Подойдет.
Анна никогда прежде не замечала за собой неприязни к молоденьким красивым девушкам, даже к тем, кто был очевидно моложе и красивее ее, считая, что подобные чувства ниже ее достоинства.
Что ж, все когда-нибудь бывает в первый раз.
Адриан помялся еще немного возле стойки, потом, видимо, понял, что его взгляды совершенно не действуют на нее, и вернулся за столик.
По случаю прихода Сьюзен Анна даже сама принесла им заказ.
– Ну и как вам у нас в провинции? Нравится? – спросила она с неестественной улыбкой, от которой начинало сводить скулы, – резким движением очертила границу между нею и собой.
– Да, очень мило, – кивнула Сьюзен. Когда она улыбалась, у нее на щеках появлялись ямочки.
Анна с удивлением читала на ее лице то же недоверие, разбавленное неприязнью, что испытывала сама. Маска вежливой внимательности не производила на нее впечатления. Господи, а ей-то что? Разглядела за стойкой домашнего кафе соперницу себе?
– Вот и Джеймсу тут нравится, – вставил Адриан и впился глазами в лицо Анны.
Видимо, на лице ее промелькнуло что-то, крайне его заинтересовавшее, потому что она отметила какое-то мрачное удовлетворение в его взгляде.
– Он говорил, вы поладили, – добавил Адриан для пущего эффекта.
Анна не сдержалась, фыркнула. Ну и странные же представления у Джеймса о значении слова «поладили»!
Не стоит фыркать при клиентах. Так недолго всех их распугать. Видимо, от одиночества все-таки начал портиться характер. А ведь Лин предупреждала…
– Что-нибудь еще закажете? – поинтересовалась Анна. Трафаретно улыбнулась Адриану, потом Сьюзен.
– Пока ничего, спасибо, – кивнула Сьюзен.
Кофе был вкусным. Обжигающий, ароматный, дразнящий, с нежным оттенком шоколада. Сьюзен такого никогда не пила, хотя кофе очень любила и пробовала его во многих местах. Мне такого не сварить никогда, подумала она, и эта мысль почему-то застряла в ней как ржавый гвоздь. Ну и что, казалось бы, с того? Она все равно пользовалась только кофеваркой, а чаще – отдавала распоряжения прислуге. Велика беда…
Но то, что эта немного странная, обаятельная, жгучая своей не-красотой женщина так явно превосходила ее хоть в чем-то, действовало Сьюзен на нервы, как болезненный прыщик над губой: можно делать вид, что его нет, прятать под слоем косметики, но все равно больно артикулировать и улыбаться, а целоваться и вовсе не захочется.
Между этой Анной и Адрианом определенно что-то есть. Сьюзен нутром ощущала, как проскакивают электрические разряды, разве что искр не было видно. Хотя, пожалуй, если бы в зале было потемнее…
Хорошо, что тетя Маргарет на ее стороне. Вовремя предупредила. А то сидела бы Сьюзен в Челси и тихо страдала, пока ее счастье уплывает в руки к какой-то непонятной особе, у которой ни образования, ни амбиций, ни бюста… Да здесь же настоящая буря чувств!
Сьюзен в ранней юности, как и всякая романтичная барышня, начиталась достаточно романов о любви, чтобы точно знать, что такое буря чувств и что бывает, если она внезапно решит разразиться.
Разговор с Адрианом не клеился.
– Хорошо, что я увидела этот город именно осенью. Он такой уютный.
– Да.
– А я всегда думала – и как только люди живут в маленьких городах?
– Хм.
– Как на другой планете.
– Тебе добавить сливок?
Он, по-видимому, был не в настроении что-нибудь рассказывать, а слушать не мог – мысли были заняты другим.
Теперь Адриан убедился, что между Джеймсом и Анной что-то было. И для нее это прошло не без эмоций. Ее лицо исказилось всего на мгновение, но он заметил. Что это – ей неприятно, что он в курсе? Она хотела скрыть? Или Джеймс оказался недостаточно хорош для нее? Вряд ли последнее, в бешеном темпераменте брата Адриан не сомневался. Любая женщина была бы счастлива раствориться в его объятиях, а тем более женщина опытная, страстная, у которой давно не было мужчины… Хотя откуда, к чертям, ему знать про ее мужчин?!
– Эйд? – осторожно спросила Сьюзен.
– Что?
Она взглядом указала на его правый кулак. В кулаке он сжимал погнутую кофейную ложку.
– Ох.
Сьюзен, видимо, сделала какой-то вывод насчет этого дикого жеста, но Адриан не стал уточнять, какой именно. По крайней мере, если она заподозрит у него какую-нибудь агрессивную форму шизофрении, он скоро об этом узнает – врачи расскажут. В том, что Сьюзен сдаст его тете Маргарет, раз уж они теперь такие подруги, а тетя сдаст врачам, Адриан не сомневался ни на йоту.
– Ты в порядке? – осведомилась Сьюзен. Странно, но вопрос прозвучал скорее официально, чем по-дружески заинтересованно. Она что, злится?
– Да, в полном. Анна!
– Что? – Анна выглянула из кухни, куда ушла минуты три назад.
– Прости, я тебе ложку… испортил.
Анна недоуменно взирала на испорченное имущество.
– Включи в счет, пожалуйста.
– Хорошо. – Пожала плечами. Снова скрылась в кухне.
Он псих. Абсолютный. Анна вспомнила, как Дерек однажды так же сломал карандаш – механически, зло, и ее передернуло. Ладно. Может заплатить ей три фунта компенсации морального и материального ущерба и быть свободен!
Анна уселась на высокий табурет, который просто так стоял у стенки, и подперла кулаком подбородок. Скорее бы они ушли. Ну скорее бы! Поиздевались и хватит. В том, что этот визит задумывался именно как издевательство, не осталось никаких сомнений. Иначе он хотя бы сделал вид, что хочет что-то с ней обсудить и привлечь к этому Сьюзен. Он же светский лев, в конце концов, чему его там учили…
– Анна, принеси счет, пожалуйста!
Анна закусила губу почти до крови. Никогда прежде она не чувствовала себя с Адрианом простой официанткой, он называл ее «осенней феей» и относился соответственно, а тут… Как обслуга в дешевой закусочной, ну правда!
К слову об иллюзиях и самообмане. Кого же еще он может в ней видеть, как не официантку? Повара, что ли?
Она швырнула в угол маленькое махровое полотенце с безобидным розовым осьминогом, из которого методично выщипывала нитки, когда нужно было чем-то занять руки, чтобы не сойти с ума. Похоже, сегодня осьминог изрядно полысеет. Впрочем, так ему назначено природой. Лысый осьминог выглядит гораздо естественнее, чем осьминог пушистый.
Она распрямила плечи и вышла из кухни. Аккуратно выписала счет, подала его Адриану.
– Жаль, что вы уже уходите, – солгала она, нисколько не заботясь о том, чтобы вежливая ложь прозвучала правдоподобно.
– Нужно бежать, ты прости. Но мы обязательно зайдем еще.
Анна кивнула с видом «ну заходи, заходи, но не забудь гранаты: человечинку я люблю под гранатовым соусом».
– Приятно было познакомиться, Сьюзен.
– Взаимно, Анна.
Сьюзен встала, и Анна с мрачным удовольствием обнаружила, что Сьюзен на высоченных шпильках как раз одного с ней роста. Приятно знать, что можешь посмотреть на соперницу сверху вниз. При случае. Вряд ли, конечно, такой случай Анне представится…
Адриан не повернулся помахать ей рукой от двери, как обычно. Он смотрел на спину Сьюзен, прикрываемую изысканным плащом цвета «пепел розы». А Анна смотрела на его спину и ощущала, как в полной тишине кофейни обвивается вокруг нее тугим коконом немая тоска.
Двигаясь медленно, как в толще воды, преодолевая ставшее нестерпимым сопротивление резинового воздуха, Анна погасила светильники, заперла дверь, даже не удосужившись повесить на нее табличку «Извините, закрыто», поднялась по высоким ступенькам на второй этаж и упала на кровать. Матрас за время ее отсутствия, вероятно, покрылся каменной коркой, потому что падение отдалось в спине сильной тупой болью.
– Это просто жар. Меня лихорадит, – сказала себе Анна. Сказала вслух, наверное, чтобы убедительнее прозвучало.
Она лежала, неспособная пошевелиться, и смотрела в стену – потолок скучен. На стене дышали тени, отбрасываемые ветвями высокого каштана, растущего под окном, набегали, как тучи, на города, чьи очертания Анна угадывала в мозаике пятен и линий на лиловато-розовых абстракционистских обоях, на круглый, как луна, плафон ночника, который хорошо бы зажечь, но нет сил…
Сумерки сгущались – из опаловых делались голубыми, из голубых – синими, потом темно-серыми, и вот уже в комнате стоит темнота, и тени на стене резче, страшнее. Какая-то мысль стучалась в сознание Анны, но Анна отмахивалась от нее, и мысль послушно затихала на пороге разума еще на некоторое время, а потом снова принималась за свое беспокойное дело.
Эта мысль была об Адриане, и Анна не хотела ее думать. Она нырнула в спасительный сон, но спасение оказалось лишь иллюзией, потому что во сне Сьюзен танцевала танго прямо посреди кофейни вместе с Дереком, Джеймс угощал тетю Маргарет чаем, Анна стояла за стойкой, прибитая большими гвоздями к полу, а Адриан должен был прийти с минуты на минуту, но все не приходил.
Анна проснулась в два часа ночи от невыносимого холода, полежала минуты три, возвращая себе контроль над разметавшимися по кровати и какими-то одеревенелыми руками и ногами, и только потом сообразила, что настойчивый клацающий звук издают ее собственные зубы, выстукивающие горячечную чечетку.
Сил хватило ровно на то, чтобы снять туфли и забиться под одеяло. Ни о каком аспирине речь не шла – слишком далеко идти по маленькой спальне до ванной.
В следующий раз Анна открыла глаза, когда в комнате уже плескался неяркий свет пасмурного осеннего утра. В сознании таяли образы сумбурного, неприятного сна. Анна вспомнила вчерашний день – и ей страшно захотелось, чтобы он тоже ей приснился. Можно было бы отмахнуться, растворить осадок под теплыми струями упругой воды, спуститься вниз и заварить чай в ожидании Адриана.
Увы, эта роскошь была ей недоступна. Каждый взгляд, движение, слово, каждая секунда вчерашнего дня врезались в память, словно их вытравили кислотой по металлу. Воспоминания-шрамы.
Романтической сказке пришел конец.
Ее неосознаваемым мечтам пришел конец.
Той трепетной, радужной нежности, которую она испытывала к Адриану, пришел конец.
Пожалуй, сердце так же будет давать лишние удары, когда она будет видеть его, но вместо тепла по коже будет растекаться мороз.
Зачем было все начинать?!
Ведь у него и так все есть, есть деньги и титул, есть насыщенная столичная жизнь, есть семья, есть очаровательная подружка, похожая на киноактрису… Неужели в его жизни так остро не хватало чувств Анны Бартон, что он затеял эту игру?
Анна длинно и заковыристо выругалась. Это было испытанное средство по восстановлению душевного равновесия, но средство на крайний случай.
А впрочем… Есть ли у нее право осуждать его и предъявлять претензии? Она ему не жена, не невеста, не любовница – просто подруга, и все. Адриан познакомил двух своих подруг и все, никакой это не смертный грех…
Здравый смысл был холоден и беспристрастен, как и полагается здравому смыслу. Но женщина в Анне рыдала, и вонзала ногти в ладони, и грозила Адриану самыми страшными проклятиями, потому что она… черт, да она же и вправду влюбилась, и кто виноват, что слишком поздно поняла это?!
Анна питала глубокую уверенность в том, что, когда между двумя людьми что-то происходит, они оба об этом знают, путь и подсознательно, пусть и не отдают себе в этом отчета. Он наверняка где-то в глубине души чувствовал, что она к нему тянется и расцветает в его присутствии, и сам расцветал, так зачем? Зачем вмешал сюда Сьюзен? Хотел показать Анне, что у них ничего не получится?
Да она и так это знает, знала всегда, они же родились и выросли в разных мирах, и в разных мирах живут, и по узкому мосту, который лежит через эту пропасть, не пройти ни ему, ни ей. Она никогда не мечтала попасть на страницы светской хроники, развлекаться при свете вспышек фотоаппаратов, да и он в этой провинциальной дыре – как дельфин в обычной ванне, скоро задохнется…
Анна рывком поднялась с постели. В глазах потемнело, но совсем ненадолго. Ноги держали. Значит, лихорадка явно нервного происхождения позади.
Часы показывали восемь тридцать – очень мило с их стороны, есть время прийти в себя перед началом рабочего дня. Анна долго обливалась то горячей, то холодной водой, долго уговаривала свое лицо спрятать отеки и траурные полукружия под глазами. Лицо уступило, вняв веским косметическим аргументам вроде термальной воды, тоника, тонального крема и пудры. Анна решила, что, если не подкрасить глаза и губы, «штукатурка» будет смотреться как специальный макияж на покойнике, а потому потратила еще десять минут на работу с красками.
Результат ее вдохновил: она стала похожа на куклу, причем в лучшем смысле этого слова – нежный цвет лица, длинные ресницы, подчеркнутый крутой изгиб бровей, полуяркие матовые губы. Узкое светло-серое платье с наброшенной на плечи ярко-красной шалью довершило облик. Анна подумала, что с нее хорошо бы рисовать персонажей японского анимэ, надела туфли на высоком каблуке (на случай, если Сьюзен заглянет еще раз и можно-таки будет посмотреть на нее сверху вниз) и спустилась в кофейню.
Судя по всему, постоянные клиенты прониклись неосознанным сочувствием к Анне и обстоятельствам ее жизни, которые в последнее время то и дело вмешивались в ее рабочий график. Во всяком случае, ни тебе разбитых стекол, ни неприличных надписей краской на стекле, которые бы выразили ей справедливый упрек в том, что она мало работает. Может, и вправду подумать о помощнике?
Анна включила свет – осенью даже по утрам он необходим для поднятия настроения, и поставила чайник, надеясь, что уютные звуки вскипающей воды помогут ей настроиться на рабочий лад.
Настроение подниматься не спешило. Анну мучило чувство, что ее предали. Нет, конечно, Адриан не клялся ей в любви до гроба и, если быть точной, не обещал вообще ничего. Но все-таки… Как-то гадко он все сделал. Его будто подменили вчера, точнее, наверное, не вчера. Если бы с ним было все нормально, он, может, все равно привел бы сюда Сьюзен, но вел бы себя не так холодно и надменно.
Анна перетирала посуду, с которой не справилась вчера.
Неужели прошедшие две недели ей просто приснились? Или это был тщательно разыгранный спектакль?
Хлопнула дверь. Сердце ёкнуло. Анна подняла голову – Клайв.
– Доброе утро, Анна. – Приветствие прозвучало почти как вопрос.
– Привет, Клайв. – Анна постаралась скрыть разочарование. – Самый крепкий и бодрящий?
– Да-да.
Вот еще одно недоразумение. Анна, конечно, не рассчитывала составить партию какому-нибудь арабскому шейху, но и Клайв это уже перебор со стороны Амура, явный перебор. Похоже, этому несносному мальчишке давно не надирали уши…
Анна предположила, что он снова начнет свои матримониальные разговоры, но ей было уже все равно. Когда собственное сердце разбито, меньше волнуешься за чужие. Жестокая правда жизни.
Клайв мялся и выглядел немного испуганным. С чего бы это? Он имел некоторое моральное право на нее обижаться. Если посмотреть с определенной точки зрения – злиться. Но пугаться-то чего?