— Ага, попалась, которая кусалась! — крикнул Шура и кинулся за ней.
— Фррр! — птица поднялась прямо из-под ног Шуры, тяжело боком полетела над самой землей; она была только ранена.
— Ах, ты, какая! — с досадой сказал Шура. Погодя же, я тебя перехитрю.
У Шуры не было больше стрел. Он решил преследовать раненую птицу, пока она совсем не измучится, Тогда он ее возьмёт голыми руками. Как только она садилась в кусты, он её выпугивал и шёл за ней. Она перелетала всё меньшее расстояние и поднималась все ниже. Наконец, забилась в кусты. Шура долго шарил в зарослях. Птица выдала себя тем, что затрепыхалась, и он быстро поймал её.
Преследуя птицу, Шура не заметил, как ушел очень далеко. Обратно решил идти не по следам, а напрямик. Дошел до такого места, что идти дальше было нельзя: путь преграждали огромные, поросшие мохом камни, нагроможденные в хаотическом беспорядке. Будто какой-то великан отламывал огромные куски скал и бросал их сюда. В расщелинах росли деревья и папоротники. Шура попробовал обойти это место, но везде видел ту же картину. Тогда он решил идти прямо. Он стал прыгать с камня на камень, но не заметил расщелину, прикрытую мхом, и провалился. От боли потемнело в глазах. Он едва вытащил оцарапанную до крови ногу, вернулся обратно, прыгнул на мох и упал. Острая боль полоснула по сердцу, и перед глазами закружились черные мухи. Он застонал. Стиснув зубы и закрыв глаза, некоторое время лежал на спине. Острая боль прошла, но осталась тупая, ноющая в левой коленке. Осторожно он попробовал встать, но только задел ушибленную ногу, как опять словно полоснуло ножом и он едва не потерял от боли сознание.
«Наверное, сломал ногу. Что теперь делать?» — подумал Шура. Ему стало страшно. Он вспомнил кошмарную ночь, волков. С наступлением ночи его растерзают волки. Лёня останется один и погибнет: куда он без него пойдёт?
Шуру охватило отчаяние. Мозг его упорно искал выход, но выхода не было. Может быть, влезть на дерево? Но это невозможно при такой боли. Может быть, придёт Лёня? Оставалась одна надежда на Лёню. Но солнце катилось на запад со страшной быстротой, а Лёня не приходил. Донимала откуда-то взявшаяся мошкара. Она лезла в нос, в глаза, разъедала за ушами. Шура ждал, терпеливо ждал, с надеждой прислушивался. Иногда он принимался кричать и спять прислушивался. Долбил дятел, назойливо жужжали комары и больше ничего не было слышно. Скоро наступит ночь и тогда… тогда… Шура отлично понимал, что может быть тогда.
Справа послышался слабый хруст. Шура повернул голову и не увидел, а скорее почувствовал, что в кустах притаился кто-то и наблюдает за ним. Кто это? Волк, рысь, или другой какой-нибудь зверь? Шуре уже казалось, что в его горло впиваются острые мерзкие зубы… Он инстинктивно схватился рукой за горло, закричал, засвистел и увидел, как желто-красный зверь, похожий на волка, не торопясь перепрыгнул через поваленное дерево. Шура весь задрожал. Нет, он не может так лежать и ждать. Леня его не найдёт: он ведь даже не знает, где его искать — тайга велика, а скоро ночь. Шура должен сам что-то предпринять. И он решил ползти, — хоть куда, только бы не лежать на одном месте. Он приподнялся, стараясь не задевать больную ногу, и пополз. От нестерпимой боли он на секунду потерял сознание, но сразу же очнулся.
— Нет, нет, держись. Надо ползти, надо ползти, — полубессознательно твердил он. — Ничего, ничего, это пройдёт, — уверял он себя и полз, но боль не проходила. Он громко стонал и слёзы сами собой катились по щекам. Шура не знал, какое расстояние протащился он таким образом. Стало невыносимо, он ткнулся лицом в мох и зарыдал.
«Теперь уже конец, совсем конец», — подумалось ему. Он лежал так, безвольный и покорный, постепенно затихая. Но вот внутри кто-то неугомонный запротестовал: «Сколько раз ты собирался умирать, но ведь не умер. И это немыслимо — умереть… Умереть, когда найдена жила, когда тебя премируют велосипедом, когда тебя ждут дома. Нет, ты не можешь, не должен умереть!»
Шура приподнялся на локте и в это время услышал слабый крик. Он вытянул тлею, округлил глаза и, забыв о боли, стал напряженно вслушиваться. Крик повторился. Не было сомнения, что кричал Лёня. Шура часто задышал от радостного волнения. Приподнявшись еще более, он закричал. Опять резнула боль, но он закричал еще громче, и чем сильнее он кричал, тем слабее становилась боль. Затрещали ветки под ногами, и Лёня бросился перед Шурой на колени. Шура в изнеможении опрокинулся на спину.
— Шурик, нашел я тебя нашел, — лепетал Лёня. — Что с тобой? Ушибся?
У него дрожали губы, и по исхудалому лицу текли слёзы.
— Теперь не плачь. Лёня. Теперь ничего, все будет хорошо. — устало шептал Шура.
— Шурик, что с тобой случилось?
— Ногу сломал, — простонал Шура и сделал попытку встать, но опять почувствовал такую боль, что в ушах зазвенело и к затылку прилила горячая волна. Он не мог сдержать стон. Лёня стоял перед ним растерянный и испуганный. Личико его вытянулось и побледнело.
— Что мы теперь будем делать? — прошептал Шура.
У него начиналась лихорадка и все ему казалось происходящим во сне.
Шурин вопрос как будто разбудил Леню. Его охватило новое чувство, никогда им ещё не испытанное. До сих пор он находился под покровительством Шуры, более сильного, смелого и энергичного. Он делал всё так, как велел или просил Шура, и в затруднительных случаях надеялся на него. Сейчас же Шура лежал перед ним беспомощный и не мог даже пошевелиться. Лёня почувствовал прилив энергии. Он понял, что теперь все зависит от него. Он должен спасти больного товарища.
— Шурик, погоди, я сейчас придумаю, что нам делать. — зашептал он. вскакивая на ноги. Он засуетился, забегал, немного ссутулившись, потом круто остановился перед Шурой.
— Шурик, нам скорее нужно в пещеру идти, а то уже солнце садится.
— Но я не могу, — простонал Шура.
— Я знаю, что не можешь, я тебя понесу, — с готовностью сказал Лёня и присел на корточки, спиной к товарищу. — Берись за шею руками.
Шура ухватился руками за Лёнину шею скрипнул зубами от боли. А когда Лёня стал подниматься и он задел больной ногой о землю, руки чуть сами собой не разжались. Шура стиснул зубы, собрал все силы и сказал себе: «Держись, держись, это ничего, пройдёт»…
— Что, Шурик, очень больно? — спросил Лёня.
— Это ничего, это пройдёт, — в полубреду повторял Шура. В голове у него всё начинало путаться.
Леня шел по своим следам. Его шатало под тяжестью Шуриного тела. Больная нога свисала до земли и задевала за кусты, заставляя Шуру стонать. Лёня путался в траве, спотыкался, но бодро шагал вперёд. Теперь он казался себе сильным, отважным мужчиной, от которого зависела жизнь товарища. В одном месте Лёня оступился и пошатнулся. Шура ударился больной ногой о землю, дико вскрикнув, разжал руки и упал на землю.
— Шурик, прости! Больно я тебя зашиб?
Шура лежал молча, запрокинув голову и закусив посиневшую губу. Лёня стоял перед ним, не зная, что делать. Вдруг он всплеснул руками:
— Уй-юй-юй! Какой я глупый. Сначала нужно ногу перевязать.
Лёня достал перочинный ножичек и осторожно разрезал штанину на больной ноге. Нога припухла, покраснела и была горяча. Он ощупал ее.
— У тебя вывих, а не перелом, — определил маленький врач. — Помнишь, на кружке БГСО нам говорили, как определить вывих и перелом? У тебя похоже на вывих. Погоди, — сказал он, видимо, что-то вспомнив. На лице у него появилось решительное, даже суровое, несвойственное ему выражение. Он ещё раз ощупал больную ногу, потом здоровую, опять больную и ещё раз здоровую, и неожиданно дернул больную ногу к себе. В ноге что-то щелкнуло. Шура дико вскрикнул и завыл. Лёня и сам испугался своих врачебных действий.
КАЗАЛОСЬ, стоит только пойти на запад, и там где-то, не очень далеко, дом. Однако, шли уже полдня, продираясь сквозь заросли непроходимой тайги, перелезая через колодины, а никаких признаков жилья не было. Наоборот, зашли в такую глушь, что даже солнца не было видно. Лиственницы и сосны стояли почти сплошной стеной. Внизу было сумрачно, стволы деревьев обросли мхом, под ногами чавкала вода, воздух стоял затхлый, как в погребе.
Ребята выбились из сил. Шуре было особенно трудно. Хотя за ночь нога поджила, но все же идти он мог только с костылем. Лёня вёл на веревочке козлёнка, а когда тот уставал, нес его.
К полудню какая-то мгла затянула небо. Ребята медленно подвигались вперёд и уныло молчали. Вдруг Шура остановился и тревожно осмотрелся кругом. Лёня с неменьшей тревогой следил за ним.
— Видишь? — тихо спросил Шура и, подняв костыль, постучал им по стволу сосны. Лёня посмотрел, но увидел только красноватый ствол, обросший мхом. Он вопросительно взглянул на Шуру.
— Ты забыл, что деревья обрастают мхом только с северной стороны. Смотри, с какой стороны мох?
Лёня осмотрел несколько деревьев.
— Мы идём обратно, — упавшим голосом сказал он. — На восток идём.
Он опять вопросительно взглянул на Шуру, но Шура осматривал тайгу: кругом было дико, все заросло, переплелось, деревья стояли высокие, виднелся только кусок неприветливого неба. Опершись о костыль, он о чем-то думал или прислушивался. Лёня ждал.
— Ты слышишь, ручей журчит? — спросил Шура.
— Слышу.
— Пойдём, посмотрим, куда он течёт.
Лёня последовал за ним, не понимая ещё в чем дело. Разыскали совсем маленький, еле заметный в траве ручеек. Постояли возле него.
— Знаешь что, — сказал Шура, — пойдём по течению этого ручья. Миша говорил, что все реки и ручьи здесь впадают в Телецкое озеро. Значит, по течению ручья мы дойдём до озера, а по берегу озера доберемся до дому. Иначе нам никогда не выбраться из тайги.
— Хорошо. — согласился Лёня.
Идти вдоль ручья было легче. Там, где кустарники сплетались слишком густо, ребята шли прямо по руслу. Ручей стал шире, многоводней. Сквозь мглу проглянуло солнце. Ребята повеселели. Сели закусить. Рыба без соли была противная, и Лёня предпочитал есть одни ягоды. Шура ел рыбу через силу и заставлял Лёню.
— Ешь, а то отощаешь и до дому не дойдёшь.
Лёня вспомнил, какие мама стряпает ватрушки с творогом, и вздохнул.
Отдохнув немного, ребята опять отправились в путь. Теперь у Шуры болела не только вывихнутая, но и здоровая нога, потому что он шел, опираясь на неё всей тяжестью тела. Лёня тоже сильно устал.
Ребята услышали знакомый шум падающей воды.
— Водопад! — радостно сказал Леня. — Наверное, озеро.
— Посмотрим, — сдержанно ответил Шура, но глаза его заблестели, и он заковылял быстрее. Однако радость ребят была преждевременной: это оказалось только ущелье, на дно которого падал ручей. Ребята уже по опыту знали, как опасно идти по ущелью, и все же они предпочли ущелье непроходимой тайге.
— Этот ручей обязательно впадает в озеро, — сказал Лёня. — Правда, Шура?
Они торопливо шли по песчаному берегу ручья. Теперь они отлично понимали, как трудно выбраться из тайги, и у них уже не было прежней беспечности. Солнце катилось к западу торопливо, словно кто-то его толкал. Лёня с тревогой смотрел на его стремительный бег, а Шура внимательно оглядывался по сторонам. Теперь они шли по узкой долине с пологими склонами.
— Здесь, наверное, когда-нибудь была большая река, — сказал Шура.
— Почему ты думаешь?
Шура остановился и указал костылем:
— Видишь, гальки, голыши до самых склонов.
— Ну, так что? — равнодушно спросил Лёня, думая о другом.
— Гальки могла только вода окатать. Значит, мы идём по высохшему руслу реки.
— Ну, так что, — вяло повторил Лёня. — А солнце опять уже низко, — грустно добавил он.
Шура взглянул на солнце и молча пошёл за Лёней, глядя себе под ноги.
— Миша говорил, что в руслах пересохших рек часто попадаются золотые россыпи, — сказал Шура после долгого молчания.
— Какой ты, Шурка, неугомонный! — возмутился Лёня. — Хотя бы до дому как-нибудь добраться, а ты опять — золото!
Он остановился и укоризненно посмотрел на Шуру.
— Да ведь все равно сегодня до дому не дойдём, ведь все равно придётся ночевать, — сказал Шура просительным тоном, — Так уж лучше здесь заночевать, а до вечера поискать золото. Я знаю, чую, что здесь золотые россыпи. — И он топнул здоровой ногой о песок.
— Ничего ты не чуешь. Что ты — собака, что ли! — с досадой сказал Лёня. Он был раздражен от усталости и голода.
— Да ведь уже все равно, Лёня, сегодня домой не дойдем, — кротко повторил Шура. В нём опять, несмотря на голод, усталость и боль в ногах, вспыхнула страсть охотника за камнями и металлами. — Ну, как же это так, идти по золоту и не замечать, — горячо сказал он.
— Наплевать на золото! — ответил Лёня и с видом полного отчаяния сел на песок.