Гордо вскинув голову, я была готова ответить на всё, что угодно — его недовольство, презрение, смех, вполне логичное заявление, что теперь я — его собственность и обязана ему подчиняться. Но Данте лишь как-то вяло усмехнулся и почти одобрительно склонил голову.
— И снова убедительно, — заметил он. — Продолжай. Ещё немного — и ты, пожалуй, меня самого уговоришь прыгнуть вниз. Знаешь, как в знаменитой истории о самоубийстве дона Луиса. Не слышала?
Я мотнула головой, совершенно сбитая с толку. Какой ещё дон Луис? С какой стати меня должна интересовать чья бы то ни было история в момент, когда я собираюсь с силами, чтобы спрыгнуть с башни на мощёную улицу?
— Дон Луис покончил с собой, — принялся рассказывать Данте, будто я его об этом попросила. — Велось дознание, при каких обстоятельствах это произошло, и в ходе этого дознания допросили свидетеля. Тот рассказал, что дон Луис шёл через мост и вдруг увидел человека, готового броситься в бурную реку. «Стойте! — окликнул он самоубийцу. — Не делайте этого! Давайте просто спокойно поговорим. Уверен, мне удастся вас убедить, что существует другой выход». Они разговаривали десять минут. Потом, взявшись за руки, прыгнули в воду.
— Хочешь сказать, тебе самому доводилось когда-то задуматься о самоубийстве? — с ярко выраженным недоверием осведомилась я.
— Доводилось, — подтвердил он.
— И что же тебе помешало? Страх?
— И страх тоже. Но главное — ответственность. Я знал, что есть люди, за которых я несу ответ.
— Ну, а вот я теперь ни за что не отвечаю, — отвергла аргумент я.
И только тут заметила, что он уже приблизился ко мне на несколько шагов — когда только успел? — и теперь вытягивает руку в мою сторону.
— Не смей ко мне прикасаться! — крикнула я и метнулась обратно к перилам. — Отойди!
— Хорошо, — подчёркнуто спокойно сказал он и покорно отступил на пару шагов. — Сандра, скажи, из какой страны ты приехала? — резко сменил тему он.
Так резко, что в очередной раз сбил меня с толку. Под мощью охватившего меня сейчас шквала эмоций работать головой, просчитывая его действия, было чрезвычайно сложно.
— Из Астароли, — всё-таки ответила я.
— Астароль, — задумчиво повторил Данте. — Никогда там не бывал, но слышал. Говорят, там растут необыкновенно высокие сосны. А климат очень холодный.
— Нормальный там климат, — огрызнулась я. — Такой, какой должен быть, без этой вашей удушающей жары. А сосны — да, растут. Там необыкновенные сосновые боры, и кедровые леса. А ещё реки — это настоящие реки, а не то убожество, которое вы так называете здесь.
— А чем ты там занималась? — продолжил расспрашивать он.
Я невесело усмехнулась.
— А тебе очень хочется это знать? Что ж, ладно, пожалуйста. — Мне даже хотелось произнести это в последний раз. — Сандра Эстоуни, специалист по теоретической магии, автор диссертации на тему «Свойства магических амулетов», сотрудничала в качестве консультанта с тремя музеями и периодически вела семинары в двух столичных университетах.
Данте впечатлённо присвистнул.
— Что, доволен? — враждебно спросила я. — Рабыни с высшим образованием стоят дороже? Может, теперь ты даже не страдаешь о том, что потратил на меня целых шестьдесят динаров?
— Я не страдал об этом с самого начала, — отозвался Данте.
— Неужто такая полезная покупка? — съязвила я.
— Просто я сразу понял, что в итоге эта покупка обойдётся мне куда дороже, — не остался в долгу он. — Ладно, Сандра, давай без глупостей. — Он вдруг словно решился и сделал шаг в мою сторону. Я сжала зубы и судорожно вцепилась в перила. — Отойди от края. Ничего плохого с тобой не случится, даю тебе слово.
— Слово? — фыркнула я. И, глядя вверх, проговорила нараспев, словно зачитывала наизусть отрывок из книги: «Я сам сумею укротить собственную рабыню. Но я намерен заняться этим после того, как возвращусь в свой армон. Там у меня будут для этого все средства». Коротко ухмыльнувшись, я с той же интонацией продолжила: «Твой раб посягнул на мою собственность. Собственность, которой даже я сам ещё не успел воспользоваться». — Я особенно выделила слово «ещё».
Я могла бы продолжать, но Данте меня остановил.
— А ты умеешь слушать, — усмехнулся он. — И пользоваться тем, что другие думают, будто ты их не понимаешь. Это очень хитро. Я бы даже сказал, по-южному.
— Хочешь меня оскорбить? — вскинулась я.
— Чем? — удивился Данте.
— Ненавижу Юг, — процедила я сквозь зубы. — И не желаю иметь с ним ничего общего.
— Много ты Юга-то видела? — фыркнул Данте. Кажется, мои слова его задели. — К тому же, Юг Югу рознь. Галлиндия, к примеру, мало общего имеет с Арканзией.
— Не знаю, для меня вы все на одно лицо, — пробурчала я, отлично зная, что лгу. А также осознавая, насколько мои слова невежливы и недопустимы не то что для обращения рабыни к хозяину, но и вообще для нормального человеческого общения. Но именно так прорывался сейчас наружу мой протест против всей сложившейся ситуации.
— Так-таки все? — проницательно спросил Данте, похоже, на этот раз совершенно не обидевшись, тем более не разозлившись. Словно отлично разгадал и мою ложь, и её причину. — Даже Ренцо и Илкер?
В ответ на столь конкретный вопрос лгать не хотелось.
— Нет, Ренцо и Илкер не заодно, — призналась я.
— Ну, вот видишь. Скажи, Сандра, — прищурился Данте, — что ты думаешь об Илкере?
— Сказать тебе правду? — осведомилась я.
Как раз в данном случае лгать я не собиралась.
— Только правду, — усмехнулся он.
— Пожалуйста. — В моём голосе звучал вызов. Хочешь правду? Ладно, сейчас ты её получишь. — Илкер себе на уме. Он хитёр, лжив и опасен. Весьма неглуп, но чрезвычайно самодоволен, а это несколько мешает трезвости ума. Он из тех, про кого говорят «Мягко стелет, да жёстко спать». Может часами рассыпаться в дежурных комплиментах и изысканных похвалах, а потом с лёгкостью воткнуть нож в спину. Но не просто ради удовольствия — он не настолько жесток, — а если это будет выгодно ему или тому, кому он подчиняется. Селим-паша, если не ошибаюсь.
Данте слушал мои слова с улыбкой, а под конец и вовсе рассмеялся.
— Однако же ты умеешь составлять психологические портреты! — отметил он. — Пожалуй, я не рискнул бы попросить тебя рассказать, что ты думаешь обо мне самом. Уж слишком точно у тебя выходит. Но если ты за такой короткий срок так хорошо разобралась в характере Илкер-бея, — Данте снова посерьёзнел, — почему принимаешь за чистую монету то, что я говорил ему? Полагаешь, я стану откровенничать с человеком, который, как ты верно заметила, может в любую минуту вонзить между рёбрами нож, стоит только подставить ему для этого спину?
Я удивлённо заморгала. Отчего-то не ожидала, что мои слова настолько попадут в цель.
— Ну, не тебе же, — протянула я.
— Отчего ты так решила? — удивился он. — При нынешних обстоятельствах — именно мне, стоит мне дать малейшую слабину хоть в каком-нибудь отношении. Так что каждое моё слово выверено и тщательно продумано. И, прости, в расчёте не на притворяющихся глухонемыми девушек, а именно на Илкер-бея.
Я молчала. Потому что не знала, что говорить и чему верить. Говорил ли он правду Илкеру тогда или мне сейчас, или и вовсе лгал в обоих случаях? Откуда мне знать? В сущности, я почти незнакома с этим человеком, к берегам которого меня внезапно прибило всесокрушающей волной судьбы.
Ветер, и без того весьма сильный на такой высоте, с удвоенной скоростью пронёсся по площадке, подхватывая мои волосы. Они попали в лицо, и я отвернулась, чтобы спрятать пряди за уши. Когда повернулась обратно, Данте уже стоял совсем рядом. Каким-то образом он умудрился пересечь разделявшее нас расстояние совершенно бесшумно. Или я просто не слышала его из-за ветра?
Я вздрогнула, но на сей раз уже не стала кричать, чтобы он не смел приближаться.
— Отпусти перила и пойдём отсюда, — мягко сказал он. — Повторяю: ничего плохого с тобой не случится.
Я смотрела на него исподлобья, по-прежнему ни на что не решаясь. Я знала: он просто-напросто пользуется тем, что я дико устала и совершенно запуталась. Но ничего не могла поделать.
— Если бы я тебя купил, чтобы повысить свой статус, или относился как к вещи, то уж точно не стал бы очертя голову бежать за тобой за периметр красных камней, — добавил он, видя мои сомнения и словно пытаясь загипнотизировать. — Отлично зная, чем это чревато.
И я сдалась. Со вздохом отступила от перил. И, опустив голову, позволила подвести себя к лестничному проёму.
Но на ступеньку шагнуть не успела, поскольку нам навстречу как раз поднимался Илкер. Я успела услышать, как Данте почти бесшумно выругался у меня за спиной.
— Ты решил вознести молитву богу, дон Эльванди? — дружелюбно улыбаясь, спросил Илкер.
Тяжело дыша, он вынес своё немаленькое тело на площадку и с удовольствием подставил лицо прохладному ветру. Следом за ним в проёме возникла фигура бессменного телохранителя.
— Именно так, досточтимый Илкер-бей, — вежливым тоном ответил Данте. — Полагаю, и ты пришёл сюда с той же целью?
— О да, — подтвердил Илкер. — У нас в Арканзии принято возносить свои молитвы всякий раз, как мы добираемся до обжитых мест после путешествия по пустыне. В знак благодарности за то, что нам удалось пронести жизнь через безжизненные земли.
— Ну что ж, не буду тебе мешать. Мы уходим и предоставим тебе возможность молиться в тишине и спокойствии.
Данте произнёс эти слова таким тоном, словно буквально горел желанием оказать своему спутнику услугу. А вовсе не собирался уходить отсюда в любом случае.
Мы стали медленно спускаться вниз. Сначала я, потом Данте. Не потому, конечно, что галантно пропустил меня вперёд как женщину. Просто хотел быть уверен в том, что мне не взбредёт в голову метнуться наверх и всё-таки перелезть через перила. Напрасная предосторожность. В данный момент я была слишком измотана, чтобы решиться на такой шаг. «Ничего плохого с тобой не случится». Интересно, что это означает. Если, конечно, он вообще говорит правду. Видимо, что со мной не обойдутся так, как с той шестнадцатилетней девочкой. И что не станут пороть плетьми, если, конечно, я не совершу чего-нибудь совсем уж из ряда вон выходящего. Не заставят голодать. И даже тяжёлой работой не будут загружать сверх меры.
«Ничего плохого»… Действительно, чего ещё может желать рабыня? Самореализации? Комфорта? Личного пространства? Уважения? Свободы? Вот ещё, глупости какие!
«Ничего плохого»… Всё-таки надо было прыгать. А раз не решилась, значит, туда мне и дорога.
Данте время от времени поглядывал наверх, и разговоров со мной во время спуска не заводил. Когда лестница закончилась, нас без вопросов пропустили. Смотритель возвратил Данте его оружие, после чего мы вместе пошли дальше. Поскольку рабыня сопровождала своего господина, задерживать её никто не стал.
Мы прошли обратно по коридору, связывавшему храм с постоялым двором. Затем, вместо того, чтобы продолжить идти прямо, повернули налево. При этом Данте продолжал пропускать меня вперёд, явно давая понять, что мы идём вместе. Я остановилась.
— Меня поселили вон там.
Я указала рукой в обратную сторону, туда, откуда мы только что свернули.
— Я знаю, — невозмутимо сказал Данте и продолжил идти, как шёл, ничуть не смущённый такой ошибкой.
Или не ошибкой? Куда в таком случае меня ведут?
Когда мы стали подниматься по парадной лестнице, всё стало очевидно. Второй этаж, длинный коридор. Мы прошли по устланному мягким ковром полу.
— Имей в виду, — тихо шепнул на ходу Данте, — вероятнее всего, каждое слово, произносимое в моей комнате, прослушивается. Так что — ничего лишнего.
Неведомо откуда возникший слуга почтительно распахнул нужную дверь и склонился перед Данте так низко, что мне разом припомнился служащий таверны в Остане. Вполне предсказуемо, у этого парня позвоночник тоже не сломался. Напротив, с лёгкостью распрямив спину, он весьма бодро проводил нас в комнату и подобострастно осведомился, будут ли у господина какие-нибудь пожелания. Моё присутствие его, кажется, нисколько не удивило. Впрочем, и правда, что тут особенного, если хозяин намеревается провести ночь, или менее продолжительное время, со своей рабыней.
— Моя ванна готова? — холодным тоном господина, разговаривающего со слугой, спросил Данте.
— Да, мой господин, — снова раболепно поклонился слуга. — Горячая ванна ждёт вас.
Любопытно, подумалось мне. Вообще-то, насколько я знала, на юге, в отличие от севера, не слишком жаловали ванны. Здесь предпочитали бани, обладавшие каким-то особенным местным колоритом. Сама я весьма отдалённо представляла себе, что эти самые бани из себя представляют. Так или иначе, видимо, на постоялых дворах приходилось ограничиваться более скромным способом мытья. Лучше, чем ничего. Наверняка и ванны были доступны лишь самым знатным и почётным посетителям. И уж точно не рабам. Тем предоставляли для мытья одно ведро воды и пару тазов на всю комнату, это я заметить успела.
— Хорошо, — милостиво кивнул Данте. Холодный и отстранённый. Глыба льда, как и тогда, в начале нашего знакомства. Да и на протяжении большей части совместного пути. Маска? Или маска была тогда, на обдуваемой ветром площадке? — Позаботься о том, чтобы сюда принесли ещё один матрас.
Слуга удивлённо посмотрел на кровать.
— Матрас? — уточнил он.
— Именно. — Теперь в голосе Данте сквозило раздражение. — Матрас. И пусть положат его вот здесь. — Он указал на свободное место ближе к двери. — Не думаешь же ты, что я собираюсь пускать в свою постель грязную рабыню?
Я сжалась при этих словах, хотя хорошо понимала, что вероятнее всего это всё та же игра, рассчитанная на посторонние уши, каковых здесь, по-видимому, предостаточно. И всё равно от такого обращения становилось не по себе, тем более что в словах Данте было много крайне неприятной правды. Страшно даже подумать о том, как долго я как следует не мылась. И это учитывая сначала плавание в битком набитом трюме, а потом путешествие по дикой жаре. От меня пахло потом, моя одежда пришла в плачевное состояние и не менялась уже не знаю даже, сколько дней, немытые волосы висели космами. Я и расчёсывала их только при помощи пальцев, за неимением щётки.
Обогнув кровать, я отошла к окну, прижимая ладони к пылающим щекам. Слуга ушёл, и Данте запер за ним дверь.
— Иди. — Он кивнул в сторону смежной комнатки. — Тебя ждёт ванна.
— А… ты? — удивлённо спросила я.
— Пошёл бы с тобой, да, боюсь, вдвоём не поместимся, — фыркнул Данте. — Давай, давай.
И пару раз нетерпеливо махнул рукой в сторону ванной — мол, сколько тебе можно объяснять.
Пожав плечами, я поплелась в ванную комнату. Выходит, меня всё-таки хотят «отмыть». Вопрос лишь в одном — это просто такая забота, или хозяин всё-таки вознамерился воспользоваться рабыней «по назначению»? И именно для этого меня сюда привёл? В сущности, а для чего ещё было приводить рабыню к себе в комнату?
Чувство протеста хотело было взыграть во мне с прежней силой, но ударилось лбом о непробиваемую стену усталости, отступило и махнуло на всё рукой. А уж когда я своими глазами увидела ванну и поднимающийся над горячей водой пар, никаких сил на сопротивление и вовсе не осталось. Слишком велико было желание погрузиться в эту самую воду. Тем более что рядом обнаружилась и мочалка, и моющие средства, и несколько мягких полотенец.
Надо отметить, что ванна здесь была весьма своеобразной. Сразу видно, что этот предмет в целом на Юге не в ходу, так что они не слишком озаботились его комфортом и дизайном. Больше всего ванна напоминала бочку. Внутри располагалась перекладина, видимо, призванная выполнять функцию скамейки: на неё можно было сесть. То есть ванну здесь принимали не лёжа, как у нас, а сидя. Вода при этом доходила человеку либо до груди, либо до шеи — тут уж всё зависело от роста.
Я осторожно покосилась на дверь. Вернулась, плотно её закрыла… Засов не нашёлся. Увы, возможность запереться изнутри не предусматривалась. Раздеваться было как-то страшновато. Может, искупаться прямо как есть, в одежде? Заодно и платье постираю… Я поморщилась. Глупо, конечно. Ладно, рисковать, так рисковать. В конце концов, Данте всё равно, если захочет, сделает со мной всё что угодно. Решившись, я скинула одежду и, оставив её прямо на полу, влезла в ванну.