Из каюты, одна за другой, вылезли девочки-эфиопки, шепотом переговариваясь и хихикая. Аданешь расстелила на полу один из спасательных жилетов и пригласила всех «к столу».
Не успели мы позавтракать солеными крекерами, как прямо по курсу на горизонте выросли стоявшие на рейде корабли. Ассаб был самым крупным портом Эфиопии, через который проходила львиная доля экспортных и импортных грузов. Здесь было не меньше десятка самых разнообразных судов.
Аданешь встала у штурвала и направила катер к берегу, немного не доходя до портовых сооружений, где, вдоль узенького пирса, сбившись в тесную стаю, покачивались на волнах небольшие суденышки.
Я с интересом смотрел, как суетятся в порту десятки рабочих, снуют погрузчики, вертит головой, словно аист, высоченный кран. Взгляд мой упал на два судна, пришвартованных у главного причала. Сердце екнуло, когда я заметил алое полотнище на флагштоке одного из них.
— Смотри, смотри! Там наш корабль! — закричал я, чуть ли не выпрыгивая из катера.
— Вижу, — холодно ответила Аданешь. — Но это не повод бросаться в воду.
Я, конечно, сразу остыл, и даже немного обиделся. Как можно не понимать того восторга, который испытывает человек, неожиданно увидевший на чужбине символ своей Родины!
— Должна тебя предупредить, — продолжала она, — что действовать надо быстро. Как причалим, ловим такси и отвозим тебя в больницу. — Аданешь покосилась на мою рассеченную бровь. — А я тем временем отвезу девочек в полицию.
— А Наташа?
— Наташу я оставлю с тобой. На всякий случай. Если вдруг через час я не вернусь… отправляйтесь в аэропорт и садитесь на ближайший рейс до Аддис-Абебы. Если не ошибаюсь, самолеты летают в столицу дважды в день. Конечно, не лайнеры, а маленькие, с пропеллерами, но все равно через три часа будете на месте.
— К чему такие предосторожности? — удивился я. — Мы ведь сейчас так далеко от этих афарцев!
— Я же тебе говорила, на Дахлаке живет лишь небольшая колония, а вообще афарцы живут в Данкильской пустыне, которая тянется с севера на юг вдоль побережья.
— И далеко эта пустыня?
— В том-то и дело, что рядом. Где-то около полутора часов езды от Ассаба, может, даже меньше. Единственная дорога на Аддис-Абебу как раз проходит через Данакильскую пустыню. Люди с Дахлака уже наверняка сообщили о нас кому-то из своих в Ассабе. Вспомни, как нас чуть не перехватили возле Массауы. Так что и здесь уже могут поджидать.
Вот те раз! Я уж было надеялся, что неприятностям конец, что все тревоги позади и наконец-то можно будет просто насладиться приятным путешествием в хорошей компании. Настроение совсем испортилось.
— Оружие с собой не бери, тебя могут арестовать ненароком. Полиция или военные.
— Но, насколько я понимаю, у тебя сейчас тоже нет разрешения на оружие, — возразил я.
— Неважно. Я как-нибудь выкручусь. А игрушки свои прихвати, — сказала Аданешь, кивнув на мой кофр, — вдруг пригодятся.
— Ты еще не знаешь, на что эти игрушки способны, — гордо сказал я.
— Правда? И на что же?
— При случае покажу.
Протиснувшись сквозь плотные ряды обшарпанных рыбацких шхун и моторных лодок, мы причалили у небольшой пристани. В каюте отыскалась внушительная цепь с замком, и Аданешь помогла мне «приковать» катер к бетонной опоре. Оставлять его здесь привязанным простой веревкой мы не решились. Я спрятал ключ в карман и поспешил за Аданешь, которая уже вывела девочек на улицу и стала ловить такси. Нам повезло — буквально через минуту рядом притормозила непонятного вида маленькая машинка, эдакий гибрид легкового автомобиля и микроавтобуса, выкрашенная, как и все такси в Эритрее, в желтый цвет. Я еще в Асмаре обратил внимание, что провинция Эритрея отличается от остальной Эфиопии всем, даже привязанностью к цветам. Это касалось и такси, которые в Аддис-Абебе были синие, с белой крышей, будто на них пролили сметану, а в Ассабе, равно как и в Асмаре, эти автомобили отличались ярко-желтым оттенком. Несмотря на скромные размеры и чудаковатый вид, в машинке было целых пять пассажирских мест. Поскольку я не отличался внушительными габаритами, а уж тем более Аданешь и девочки, мы легко уместились в такси и поехали, как договаривались, в больницу.
Небольшая частная клиника оказалась всего в трех минутах езды. Аданешь проводила нас с Наташей до приемной. Выяснив у медсестры, что врач свободно говорит на трех языках, в том числе и по-английски, она забрала у меня ключ от катера и убежала. Ждать пришлось недолго. Уже через десять минут медсестра пригласила меня в кабинет. За столом сидел молодой импозантный врач-эфиоп. Модная в то время у африканцев пышная шарообразная стрижка делала его похожим на торшер, в котором вместо лампочки светилась белоснежная улыбка. Хотя, улыбки у них тут, как я понял, почти у всех белоснежные. Я однажды поинтересовался у Аданешь, чем достигается такой эффект. Она рассказала, что традиционно эфиопы используют для чистки зубов ветви эвкалипта. Для этого выбирают молодые побеги толщиной не более сантиметра и нарезают палочки длиной эдак с пачку сигарет. С одной стороны такая палочка зачищается от коры. Теперь достаточно разжевать зубами древесину, превратив ее в жесткую щетку, и можно начинать чистить зубы. А выделяющийся при этом сок эвкалипта благотворно действует на десны. Я даже один раз сам испробовал это средство, но оно не произвело на меня особого впечатления — все-таки обыкновенная зубная щетка мне ближе.
Я попросил врача разрешить моей «племяннице», как я ее представил, посидеть в кабинете, пока он будет меня осматривать.
— Где это вас так угораздило, сэр? — удивился врач.
— В аварию попали, — соврал я.
— А почему же сразу к нам не приехали? Это ведь очень рискованно, здесь полно инфекции…
— Так это же на трассе произошло, далеко от города.
— А с вашей племянницей все в порядке? Она с вами была? — поинтересовался врач.
— Нет, она ехала в другой машине, и с ней все хорошо, — ответил я, косясь на сильно потрепанную, пыльную Наташину одежду.
Ко мне врач был немилосерден. Сначала он протер мне физиономию спиртовым раствором — жгло ужасно. Затем вколол легкое обезболивающее и стал зашивать бровь, не обращая внимания на мои ойканья и цыканья. Под конец он всадил мне укол от столбняка и, оставив лежать на кушетке, сел выписывать счет.
Сумма оказалась не слишком большая — немногим больше сотни быр. Я поблагодарил доктора, и мы с Наташей вышли в приемный покой.
— Можно мы здесь подождем нашу подругу? — спросил я у медсестры.
— Конечно, сэр, — ответила та. — Располагайтесь.
На столике лежала целая гора журналов. Наташа сразу отыскала что-то из мира моды и стала разглядывать картинки. Я последовал ее примеру, с той только разницей, что нас привлекали разные объекты: если Наташу интересовала женская одежда, то я все больше разглядывал тех, кто в нее был облачен.
Прошло не более пятнадцати минут, как в клинику вбежала Аданешь. Она тяжело дышала, если бы не причудливая африканская прическа, которой не страшны ни дождь, ни ветер, она, наверное, была бы еще и растрепанной.
— Все? — тяжело дыша, спросила она.
— Все, — эхом отозвался я.
— Девочек я пристроила, — быстро проговорила Аданешь, тревожно поглядывая на дверь. — Полиция о них позаботится, в этом я уверена. Хотя эритрейцы не очень любят амхарцев, а все девочки амхарки, из Аддис-Абебы. Но в отношении к детям все одинаково заботливы.
— Ага, — сказал я, — особенно Берхану, или Мехрет.
— Они — скоты. К тому же Берхану, как это не странно, амхарец, а Мехрет вообще афарец.
— Ладно, оставим их. Что с катером?
— Ключ я оставила полицейским, адмирал сам его заберет. Я ему позвонила.
— Ты ему рассказала про наши ночные приключения?
— Конечно, нет.
— А он не удивился, что мы вдруг очутились совсем в другом городе.
— Его мало чем удивишь.
— Ты чего такая встревоженная? — осторожно спросил я, заметив, что у Аданешь подрагивают руки.
— Нас засекли. Когда я вышла из участка, меня уже поджидали двое афарцев.
— Почему ты решила…
— Потому что их невозможно не узнать. Они гораздо темнее нас, и глаза… У них особенные глаза. Ты помнишь взгляд Мехрета? Хотя, как ты можешь помнить, ты ведь сразу в глаз схлопотал.
Я помнил тот взгляд. Мне хватило доли секунды, чтобы почувствовать, как он пронзает меня насквозь и словно буравит изнутри. Но я ничего не сказал Аданешь, я действительно очень быстро схлопотал по физиономии, да так, что вся правая часть лица до сих пор болела. И, кстати, сегодняшнее посещение врача, наложенные швы, которые сейчас спрятаны под полоской пластыря — все это результат того самого тумака. Признаться, я совсем не стыдился этого. Я ведь не какой-то там суперагент, я — сыщик. Ищейка. Мое дело находить людей, а не воевать с голиафами. Хотя, как показывает практика, и на этих громил находится управа — у кого-то в виде пращи, а у кого-то в виде банального пистолета.
— Они даже не подошли ко мне, — продолжала Аданешь, — просто стояли неподалеку и наблюдали. Поначалу я сделала вид, что не заметила их, а потом побежала. Слава Богу, город я знаю хорошо, попетляла немного и оторвалась. Но, боюсь, они скоро появятся здесь. Надо бежать.
И она бросилась к выходу. Мы с Наташей последовали за ней. Нырнув в какой-то узкий переулок, Аданешь остановилась.
— В аэропорт нам лучше не соваться, они наверняка уже ждут нас там, — сказала она. — У тебя есть какие-нибудь идеи?
Я на секунду задумался, и вдруг меня осенило.
— Корабль! Наш корабль, советский. Стоит у причала. Ну, помнишь, я показывал тебе, а ты еще бочку на меня стала катить…
— Говори дальше, — перебила Аданешь, видимо не совсем поняв насчет бочки, но не желая сейчас в это вникать.
— Так я и говорю. Бежим в порт. Наши моряки — народ гостеприимный. Спрячемся на корабле, а там уж будем думать, что дальше делать.
— Мне эта идея нравится, — сказала Аданешь и, наконец, улыбнулась. — Наташа, как насчет немножко побегать?
Девочка стояла, испуганно хлопая глазами и держась за меня. Она только молча кивнула и сильнее вцепилась в мою руку.
— Вот они! — прошептала Аданешь, кивнув в направлении клиники через дорогу.
Афарцев было двое, оба с головы до пят одеты во все черное. Один из них собирался было войти в клинику, но его товарищ оглянулся и неожиданно встретился взглядом с Аданешь, смотревшей на них из-за угла. Аданешь рванула с места, как заправский спринтер. Мы с Наташей еле поспевали за ней.
На наше счастье, эта часть города сплошь состояла из узких улочек и переулков. Минут через пять нам удалось запутать следы, и мы оторвались от преследователей. Но успокаиваться было рано. Чудом ориентируясь в этих лабиринтах, Аданешь, наконец, вывела нас к порту. Вход на территорию был свободный, мы без труда пробрались к причалу и подошли к великолепному, кажущемуся вблизи просто гигантским, черному с белой надстройкой, красавцу-кораблю, на круглой корме которого красовалась гордая надпись «Иртыш». Возле трапа прогуливался светловолосый мужичок с пышными усами и бакенбардами.
— Добрый день! — поздоровался я.
— Ба! — воскликнул мужичок. — Земляк! Какими судьбами?
— Да вот, по работе. А вы?
— И мы, стало быть, по работе. Жмых вот грузить собираемся. А завтра вечером — домой, в Мурманск, — сказал мужичок, сделав ударение на последнем слоге. — Меня Тимофеем величать, Петровичем. Старпом, то бишь старший помощник капитана. А эта черненькая, извините, с вами? — покосился он на Аданешь.
— Эта черненькая с ним, — резко ответила Аданешь, — и беленькая, кстати, тоже.
— Пардон, мадам! — смутился старпом.
— Мадемуазель, — поправила Аданешь.
Тимофей Петрович смутился еще больше, немного покряхтел и, наконец, произнес:
— Ну, милости прошу к нам в гости.
Поднявшись на борт и попетляв по узким коридорам, взобравшись по крутым лестницам, последняя из которых была заботливо устлана ковровой дорожкой, мы остановились у двери с надписью «капитан». Старпом постучал и вошел внутрь. Я шагнул за ним и очутился в просторной каюте. За большим письменным столом сидел сам капитан, мужчина лет сорока пяти, с характерной, слегка тронутой сединой бородкой. Увидев меня, капитан немного сощурился, но когда в каюту вошли Аданешь и Наташа, встал и слегка поклонился. Следом за нами в дверь заглянули еще двое моряков: невысокий, интеллигентного вида, брюнет и здоровенный белобрысый детина.
— Вот, Василий Егорыч, гостей привел, — весело сказал старпом. — Этот товарищ, стало быть, из наших, и девочка при них. А гражданочка…
— Из местных, — подсказала Аданешь.
— Ну, судя по тому, как вы легко говорите по-русски, тоже — наша, — улыбнулся капитан. — Проходите. Прошу, садитесь.
Посреди каюты располагался большой круглый полированный стол, а вокруг него, вдоль стены, невысокий диванчик.
— Позвольте представиться, — сказал я, снимая с плеча кофр. — Александр Суворов, журналист. А это — мои спутницы: Аданешь, тоже журналистка, и Наташа, моя племянница.
При этих словах Наташа было раскрыла рот, но Аданешь вовремя ткнула ее в бок, и та промолчала.
— С Тимофеем Петровичем, как я понимаю, вы уже знакомы. Я — Василий Егорович Борщов, капитан этого корабля. А вот эти ребята, — он показал на брюнета и детину, — наши механики.
— Виктор. Главный электромеханик, — сказал брюнет.
— Степан. Старший механик, — пробасил детина.
— Ну, вот и познакомились, — улыбнулся капитан.
Обменявшись рукопожатиями, мы устроились за столом: я со своими спутницами на диване, в окружении механиков, а капитан со старпомом — в креслах, напротив.
— Не желаете ли чего-нибудь прохладительного или, наоборот, горячительного? — поинтересовался капитан.
— Я желаю, — сказала Наташа. — Какого-нибудь сока.
— А мне что-нибудь покрепче, — попросил я.
— И мне, если можно, — вставила Аданешь.
— Юной даме могу предложить апельсиновый сок, — отвечал капитан, — а вам, уважаемые… к сожалению ни шампанского, ни вина у меня сейчас нет. Есть коньяк. «Арарат», пять звездочек. Устроит?
— Да, — ответили мы с Аданешь почти хором.
Капитан наполнил бокалы и, поднявшись, произнес:
— Добро пожаловать на борт дизель-электрохода «Иртыш». Предлагаю выпить за столь неожиданную, но приятную встречу и за знакомство.
Мы выпили, и я наконец-то почувствовал некоторое облегчение. Афарцы здесь появиться не рискнут, это уж точно. Значит, можно будет не спеша обдумать план дальнейших действий. Я знал, что на моряков можно положиться. Эти люди надежные, как скала. Жаль, конечно, что нельзя раскрыть перед ними все карты. Я уверен, они, не задумываясь, помогли бы нам. Но условия, в которые я был поставлен, не позволяли мне даже намекнуть им об истинной причине нашего пребывания в Ассабе. Скрепя сердце, я стал выдумывать какую-то более-менее правдоподобную историю.
Я рассказал, что мы с Аданешь готовим совместный репортаж о жизни порта Ассаб. Наташу я взял с собой по просьбе ее отца, моего брата, который работает в торгпредстве. Но сегодня с нами приключилось нечто из ряда вон выходящее. Возле самых ворот порта на нас попытались напасть двое подозрительных мужиков, одетых во все черное. Мы побежали от них и увидели пришвартованное у причала судно с советским флагом.
— Вот собственно и все. У меня к вам, товарищи, просьба. Вы не позволите нам переночевать сегодня на вашем корабле? В целях безопасности.
Повисла небольшая пауза.
— Ну, что же, я думаю, это возможно, — сказал, наконец, капитан.
— Да о чем речь! — воскликнул старпом.
— Устроим в лучшем виде, — сообщил главный электромеханик.
— Будете как у Христа за пазухой, — заверил старший механик. — Пущай эти зулусы только сунутся… Василий Егорыч, — он перевел взгляд на капитана, — может еще по маленькой?
На столе появилась новая бутылка и разнообразные закуски. Через два часа я почувствовал, что окончательно съезжаю с дивана. Под столом к тому времени уже скопилось пять пустых бутылок. Аданешь только пригубливала, а я старался пить наравне с моряками. Тут я, конечно, просчитался. Перепить моряка — все равно, что перепеть соловья, то есть практически невозможно.