Родничок был мал, но журчал очень громко. Его было слышно издалека. Первым делом Макс наполнил канистру свежей ледяной водой и погрузил в рюкзак. Майя занялась стиркой. Мыло мылилось плохо, крымская вода была слишком жёсткой. На топком берегу ноги разъезжались и девушка балансировала, чтобы не нырнуть в бочажок.
Макс начисто выскоблил рожу и не торопясь отмывал бритвенный станок. Уходить не хотелось. Возле родника было прохладно, росла мясистая болотная трава и жили лягушки.
- Как похоже на Россию, только всё же не Россия, - вздохнул мошенник, удивляясь накатившему приступу сентиментальности. Кто бы мог предположить, что он будет испытывать тоску по родным берёзкам и осинам, а вот!
- Лучше бы помог, Пушкин! - фыркнула Майя. - Тут нежные рученьки в кровь сбиваешь, а ты стихи читать вздумал, бездельник.
- Пушкин поможет, - увильнул Макс и замер. - Тихо!
Снизу, со стороны шоссе, послышался шорох листьев, голоса и стук подмёток. Кто-то карабкался к роднику и явно не один.
"Лесники! - похолодел Макс. - Застанут за осквернением источника на территории заказника, не откупишься. Пришьют какой-нибудь экоцид, - и тут же подумал: - Наплевать, договоримся."
- Сам с лохами побазарю, - мошенник выбрал покровительственный тон, чтобы успокоить подругу и в то же время пресечь нежелательную инициативу с её стороны. Плутовская интуиция подсказывала, что женщине сейчас лучше помолчать.
Пыхтение и топот лезущих в гору путников приближались, сквозь листву замелькали фигуры. К удивлению и облегчению Макса, на поляну поднялись двое цыган.
Первым выскочил мелкий и шустрый парень в футболке и спортивных штанах, похожий на молдаванина. За ним тяжело вскарабкался великан с бородой и патлами, как у Карла Маркса, только более густыми и чёрными. Лоб, не обезображенный мыслительной деятельностью, был значительно выше, чем у немецкого философа, а вот одевался цыган куда беднее - в сизую выгоревшую рубаху и растянутый на коленях турецкий "Адидас".
"На ловца и зверь бежит!" - загорелся артист обмана, ощущая поднявшуюся изнутри волну драйва, которая обычно свидетельствовала о появлении верного шанса на хороший кидок.
- Здорово, - приветствие получилось непринуждённым, а удивление даже имитировать не пришлось, оно естественным образом появилось на лице Макса.
Цыгане поначалу опешили. Они опасливо обошли Майю, присели на корточки у родника и принялись жадно пить, зачерпывая воду ладонью. Они явно дичились отдыхающих с их городскими заскоками, но вели себя нейтрально. Этой слабостью немедленно воспользовался Макс.
- Привет, ромалэ! - вполне конкретно докопался он до цыган, а тем ничего не оставалось, кроме как поздороваться в ответ. - Мы тут в отпуске задержались малость, подрастратились, видишь, бельё в луже стираем. Лавэ нанэ, короче. У меня есть к вам делюга: купите цепь, десять с половиной граммов.
Жулик снял с шеи цепочку, протянул Карлу Марксу, рассудив, что состоятельнее и старше тот, кто крупнее. Цыгане встали, переглянулись. Цацка свисала между пальцев, покачивалась, по нетронутому золочению бегали солнечные зайчики.
- Пятьсот восемьдесят пятая проба. Отдам за триста пятьдесят долларов или гривнами по курсу, - Макс видел, что украшение действует на цыган, как чайное ситечко на Людоедку Эллочку, и продолжал гнуть своё: - Совсем новая, в Москве купил месяц назад.
Цыгане разом оттаяли, заговорили по-своему.
- Возьму посмотреть? - вежливо спросил Карл Маркс.
Макс передал ему фуфел. Цыгане пристально изучили пробу, поковыряли ногтём звенья, но позолота была новая и нигде не облезала. И тогда цыган попробовал цепочку на зуб!
- Э, ты чё творишь… - запоздало рыпнулся Макс, но цыган флегматично кивнул в знак одобрения и показал надкус мелкому, который выдал длинную неразборчивую реплику.
- Берём, братишка, - бородатый вернул цепь владельцу, отчего у Макса ворохнулась в душе опаска, а не настоящее ли золото, в самом-то деле? Вдруг у продавцов бижутерии произошла ошибка и на лоток с голимым бутером выложили реальные вещи. - Сходишь с нами в Щебетовку, с собой денег нет, там рассчитаемся?
- Не вопрос! - с энтузиазмом ответил Макс, застёгивая на шее замок. - Милая моя, ты, давай, достирывай и тащи всю байду в лагерь. Скажи Петру, что я вернусь часа через два и пойдём шашлык есть.
- Возвращайся, дорогой, - лицо у Майи сделалось настолько искательное и глупое, что Макс втайне восхитился способностями подруги к перевоплощению.
Цыгане, заметно повеселев, ссыпались по тропинке. Макс за ними.
- Никитин!
- Чего? - обернулся на ходу Макс и чуть не сорвался в ребристый жёлоб, но успел ухватиться за ветку.
- Воду потом заберёшь?
- Её тоже в лагерь неси, - трюкач доиграл роль до конца, хотя цыгане под воздействием силы земного притяжения вовсю ломились к шоссе и вряд ли его слышали.
Отворачиваясь, он успел заметить вспыхнувшее на лице подруги негодование, но гравитация взяла своё и пришлось перебирать ногами, чтобы не пригладить копчиком каменистый глинозём.
По дороге перезнакомились. Бородатого цыгана звали Мишей, его мелкого наперсника - Сашей. В Щебетовку они приехали из местечка с чуждым русскому уху названием. Прибыли отдыхать и делать дела. Какие могут быть дела у цыган вблизи воинской части, Макс предпочёл не знать. Он травил почерпнутые из газет и теленовостей светские сплетни и всячески изображал пресытившегося столичной жизнью жлоба: человека, безусловно, состоявшегося и состоятельного, но… волей случая оказавшегося на мели. Цыгане охотно поддакивали, их куда больше интересовало то, что можно было поиметь со случайного знакомца, а именно - золотую цепь.
"На жадину не нужен нож, - крутилась в голове махинатора любимая песенка, пока они не подошли к пятиэтажному дому в центре посёлка. - Ему покажешь медный грош, и делай с ним что хошь."
- Подожди тут, я сейчас деньги принесу, - Миша оставил столичную овцу возле подъезда на попечение компаньона и затопал по лестнице.
- Что-то ништяк отдохнули, - поделился Макс мнимыми впечатлениями с цыганом, зевнул и потянулся. - Надо двигать в Симферополь и отваливать домой.
- В Москву поедешь?
- В Москву.
- Ксюшу Собчак увидишь?
- Обязательно.
- Привет ей передай от меня. Скажи, Саша тебе привет передаёт.
"Что-то он борзеет, - забеспокоился Макс, глядя на хохочущего цыгана. - Ладно, рома, в рот-те залупу коня Будулая, сейчас я тебя приземлю малость."
- Анекдот есть такой. Заехал цыган в тюрьму первоходом, ничего не знает, всего боится. Решил себя поставить сразу. Заходит в хату и с порога блажит: "Блатные, встать!" Все вскочили, кроме одного, который у параши на матрасе тусуется. Цыган на него наезжает, чего сидишь? А он: "Да я петух". Цыган ему: "Слезай, теперь я петухом буду!"
Сашка заржал и, против ожидания, не напрягся, похоже, не уловил подтекста. "Сказываются молдаванские корни," - подумал Макс и больше не стал гнобить весельчака. Говорили ни о чём, пока не вернулся Миша. Он не притащил с собой ни напильника, ни баночки с кислотой для проверки благородности металла. Возник короткий торг, цыгане опять рассматривали клеймо и ковыряли звенья, но фуфла не выявили. Сговорились на трёхстах. Миша тут же вынул три бумажки с крупным портретом Франклина, других у него не было и он явно рассчитывал сбить цену. Макс бегло прошнифтил валюту. Новенькие купюры одной серии даже слипались между собой. Мошенник сунул деньги в карман, пожелал цыганам удачи и улетучился.
"Надо было ещё печатку захватить, - запоздало раскаялся аферист, когда двор с облапошенными ромалэ скрылся из вида. - Сегодня масть прёт, втюхал бы им заодно и гайку, всё равно проверить золото нечем. Ладно, свезло, так свезло, не надо жадничать, а то действительно сам себя без ножа зарежешь."
***Пещеру Макс обнаружил случайно. Не первый раз проходил он мимо скалы, не подозревая, что скрытая кустами ниша с неровной задней стенкой и есть заваленный вход. Усталость и жажда заставили его притормозить возле впадины. Глотнув воды, Макс подумал, что в нише удобно укрываться от дождя случайно застигнутому непогодой путнику. Любопытство заставило его присмотреться. Подобные убежища могли содержать послания, оставленные приблудившимися туристами. Макс находил в щелях бумажки с записями типа "Крошка и Волосан из Новосиба были здесь 12. 06. 2001 г.", однажды попался комсомольский значок. Вот и сейчас авантюрист подумал, что по ходу бестолкового шатания по горам лучше разжиться пустяковой находкой и заодно передохнуть.
Шёл седьмой день походной жизни. Городские неженки притерпелись к палаточному быту, Макс даже находил в аскетизме некоторую привлекательность. Майя тоже втянулась и не роптала, когда требовалось готовить и стирать. Впрочем, одежду от мыла отполоскать не удалось, она стояла комом и неприятно скользила по телу. "Воровка никогда не станет прачкой," - рассудил Макс. Он с философским смирением принял очередное неудобство, наметив по приезду в Симферополь купить новые тряпки. Трёхсот цыганских долларов должно было хватить на всё, включая обратную дорогу, да и от гривен кое-что оставалось.
Макс забрался в нишу, выставив на солнце только ноги, и принялся рассматривать укрытие. Немедленно была замечена торчащая из щели бумага. Макс вытянул сложенную пополам брошюру в потрёпанной голубой обложке, на которой ротапринтным способом было оттиснуто "Максимилиан Волошин. Стихотворения". Ниже помещалась расплывшаяся на дешёвой бумаге клякса плохой краски, долженствующая обозначать знаменитую дачу классика.
- Вот это да! - сказал Макс, привыкший относиться не столько с почтением, сколько с пристальным вниманием к печатному слову и к тем, кто его размещает. - И сюда добрались, романтики хреновы.
Он полистал смятые страницы. Вдохнул исходящий от них горький запах полыни.
- Про Кизилташ, что ли? - пробормотал он. - В тысяча девятьсот седьмом году написано, а всё то же, не меняется Киммерия, - в мозгу осело немного знакомых слов, главным образом, каперсы и маслины, которые мошенник когда-то ел. - Только при чём здесь растоптанный Лик? Про разрушенный монастырь, что ли, предвидел? Ладно, фигня какая-то, - пожал плечами Макс. - Нечего голову забивать.
Он хотел выкинуть брошюру в кусты, но рука дрогнула. Какое-то непонятное чувство в груди задержало её. На Макса накатило вдохновение, круче, чем при исполнении матёрой афёры. В основе этого сильного переживания зижделось любопытство.
"А чегой-то они её целиком в скалу запихали, брошюра-то немаленькая?" - авантюрист встал на колени и обнаружил, что задняя стенка ниши вовсе не монолит, а сплошной участок сложенных вертикально камней, щели между которыми заросли лишайником. Макс надавил на камень, под которым лежала брошюра. Камень шевельнулся.
"Я скалу руками разбираю?" - Макс вцепился в него обеими руками, расшатал и выдернул из стены. Нижний оторвался тоже с трудом, за долгое время камни слиплись, но дальше пошло легче. Верещагин работал как автомат, выгребая известняк и кидая за спину. Нишу заволокло пылью, слышался только дробный стук катящихся по склону камней. Когда был убран наружный слой, обнажилась неровная кладка. Теперь уже не было сомнений, что завал рукотворный. Партизаны на совесть замаскировали тайник с валютным резервом Отечества. Мимо него годами ходили поисковики, на него облокачивались утомившиеся туристы, прятали свои нелепые послания романтики, но никому в голову не взбрело, что перед ними искусственная стена.
Камни стали валиться внутрь. Из открывшейся чёрной дыры пахнуло сыростью, холодом и гнилью. "Вот он, воздух войны! - Макс непроизвольно отпрянул. Он ощущал, как льётся по телу пот. Руки саднило. Он чихнул. - В лагерь, к Майе. Привести её, вдвоём разбирать легче, а тут ещё кидать и кидать. Вместе и войдём. Подозрений в крысятничестве не будет." Мысли мошенника путались. Он уже не мог оторваться и уйти, а продолжал отгребать и сталкивать по склону камни.
Когда отверстие расширилось настолько, что в него можно было протиснуть голову, Макс лихорадочно распотрошил котомку, достал зажигалку, из брошюры стихов Волошина скрутил жгут. Поджёг и сунул руку в лаз. Тусклое пламя выхватило из темноты прямоугольник, прикрытый накатившимися камнями, рядом лежал бесформенный предмет, похожий на мешок.
"Где же бутылки? - забеспокоился авантюрист, он ожидал увидеть круглые стеклянные бока, запорошенные толстым слоем пыли, а вместо них узрел ящик и мешковину. - Или я нашёл не ту пещеру? Вдруг вино спрятали где-то ещё, а мне попался другой тайник! Наверняка в горе несколько пещер."
Жгут обжёг пальцы и Макс выпустил его, о чём немедленно пожалел: огонь упал на ящик, а вдруг там мины! Ведь могли партизаны хранить оружие? Огонь погас. Макс в оцепенении выждал, когда потухнут искры. "Вот болван! - выругал он себя. - У некоторых жизнь сплошная гонка, а у меня - тормозной путь." Желание соваться в схрон с оружием улетучилось. Макс выбрался из ниши, порядком углублённой, осмотрелся. Площадочка перед ним была засыпана щебнем.
"Место приметное стало, - осенило Макса. - Теперь медлить нельзя. Хватаю Майю за хобот и бегом обратно. Надо освоить добычу, пока на неё не набрёл случайный проходимец."
И ещё он подумал, что так и не удосужился подключить мобильники к местному оператору связи, а сейчас они были бы как нельзя кстати.
До лагеря было недалеко, сорок минут туда и час обратно. Майя слышала шум и, когда к палатке выломился припудренный извёсткой кавалер, была наготове.
- Я нашёл пещеру. Давай ноги в руки и вприпрыжку… Воды! - на одном дыхании выпалил Макс.
Майя взвизгнула, бросилась ему на шею и тут же метнулась за кружкой. Макс жадно выхлебал её до дна, налил из канистры ещё.
- Подай рюкзак, там какой-то ящик и мешок вроде. Я внутрь не лазил, только заглянул. Бутылок нет.
- Как нет?
- Так нет. Не видел. Толком не разглядел, только факелок запалил, а он не светит ни черта. Родная, милая, - поторопил Макс, - давай собирайся. Сейчас туристы какие-нибудь набегут и всё растащат. Не стой!
Майя вытащила из палатки пустой рюкзак. Макс секунду раздумывал, не впихнуть ли в него канистру, потому что на вершине воды осталось мало, но переть в гору тяжесть отчаянно не хотелось, и он решил потом отправить за водой Майю.
Карабкаясь по склону кабаньими тропами, искатели сокровищ добрались до пещеры. Уже на подходе выявили шлейф скатившегося щебня. Ближе ко входу он образовывал невысокий вал.
- Вот здесь, - указал Макс.
- Как ты нашёл?
- Она была на карте обозначена, - Верещагин не отважился рассказать о брошюре и странном чувстве, словно им руководил дух Максимилиана Волошина.