Посмотрел царь им вослед и решил на рыбу обидеться – что ж она только у чужих клюет…
Тут из воды высунулся Сом Ставридович, царь речной, и тоже вослед челнам глядит.
– Что ж ты, Сом Ставридович, своих-то обижаешь? – попенял ему тут же царь Горох. – Гости-то полчаса посидели – полные бочки наловили…
– Да это всё молодежь… – отвечал царь речной. – Они и так собирались за море плыть. Надоело, говорят, на родине, а тут – такая оказия подвернулась…
Сказ о скатерти самобранной
Как-то раз в Горохово царство купцы заморские забрели. Им, вообще-то, туда и не надо было, только заблудились они по пути из Тридевятого царства в Трисемнадцатое королевство. В Дикой степи их разбойники ограбили, а в Дремучем лесу леший так напугал, что бежали они без оглядки, дороги не разбирая, три дня и три ночи, пока не увидели палаты царские.
Купцы, в общем-то, люди не трусливые, да только уже успели страху натерпеться, потому и стояли перед воротами, соображая, чего им делать – то ли дальше бежать, то ли всё-таки постучаться, на ночлег попроситься. А кто знает, что там за воротами и кто в тереме живёт – вдруг людоед какой-нибудь или что похуже…
Тем временем сам царь Горох на прогулку вышел с воеводой и писарем, чтобы до обеда успеть всё царство своё обойти да стрельцов спать уложить, чтобы их ночью, когда для них самая служба, в сон не клонило…
Тут-то царь купцов-то и увидел.
– Кто, – спрашивает, – такие? Зачем в нашу глушь пожаловали?
– Да вот, – ответил один из купцов, который посмелее оказался. – Везли мы разные диковины… – Ну и рассказал он, что с ними приключилось, а сам чуть ли не рыдает – до того ему товаров жалко.
– А что за диковины везли? – поинтересовался царь.
– Скатерти-самобранки да шапки-невидимки.
– А что ж вы шапки-невидимки на себя не надели? – спросил царь.
– Купцы свой товар не пользуют, – заявил купец. – Примета дурная.
Приказал царь купцов пирогами накормить и спать уложить, а сам с воеводой за стрельцами побежал. Решил он, пока купцы отдыхают, прогуляться по Дикой степи, разбойничков изловить, да на диковины заморские полюбоваться, а заодно и стрельцам учения устроить.
Вот движутся они по степи, когда шагом, когда бегом, а иной раз и ползком – это как воевода скомандует, а разбойников всё не видать. Царь уж и сам успел и ноги себе оттоптать, и проголодаться, а толку никакого. И вдруг один из стрельцов взял да и споткнулся неведомо обо что, кубарем покатился.
– Под ноги смотри, когда по столу ходишь… – сказал кто-то и захрапел так, что земля задрожала.
Воевод приказал стрельцам залечь, да они и сами от неожиданности попадали, только царь не растерялся – сообразил, в чём дело. Подкрался он к храпуну и сорвал с него шапку-невидимку. Оказалось, что разбойник, угостившись от скатерти-самобранки, заснул, на скатерть упав. Стрельцы тут же остальных злодеев отыскали, только те так объелись, что никто даже и не проснулся. Царь приказал не будить лихих людей, потому как на всех в царстве Гороховом острогов всё равно не хватило бы… Собрали стрельцы скатерти-самобранки, шапки-невидимки на себя нахлобучили и отправились восвояси. Только одну скатерть Горох приказал оставить.
А купцы уже стоят на самой границе и ждут не дождутся, когда им товары обратно принесут. Только не заметили бы они, как мимо прошло Горохово воинство, если бы царь шапку не снял.
– Вот, – говорит, – забирайте товары ваши и следуйте своей дорогой.
Обрадовались купцы, а один даже предложил:
– Царское Величество, прими от нас в подарок скатерть самобранную и шапку-невидимку.
– Нет, не возьму, – отказался царь. – Этак у меня в царстве пахать-сеять перестанут, только есть да спать начнут, как те разбойники.
Так и ушли купцы в Трисемнадцатое королевство. Там они, по слухам, продали свой товар, и с тех пор о королевстве том никто ничего не слышал – то ли там никто шапок-невидимок с себя не снимает, то ли спят все после сытного обеда. Да и о разбойниках в Дикой степи долго ещё никто не слыхал – не зря им царь Горох одну скатерть оставил…
Клад Ваньки-Каина
Ванька-Каин сидел в остроге и грустил. Долгими вечерами он прикидывал на пальцах, сколько он за это время упустил купчишек, которые, зная, что Ваньку изловили-таки, возили товары и днем, и ночью без опаски, что их ограбят. Сидел он, злился, а поделать ничего не мог, потому как к левой ноге его гиря трехпудовая была цепью прикована, на окнах решетки стояли, дверь железною была, а стены – из бревен дубовых. Вечерами к нему порой сам царь Горох приходил поговорить о том о сём. Мало, говорит, в царстве у меня людей умных осталось, хорошо, мол, что тебя, Ванечка, споймали. Надо бы, дескать, тебя сразу на плаху отправить, но тогда вообще скука бы заела…
Вот и опять он пришел, гостинец принес – сухарь с царского стола да хвост селедочный.
– Ты бы мне, Царское Величество, медовухи бы лучше доставил, – возмутился Ванька-Каин. – У самого-то, поди, погреба полны, а жадничаешь.
– Да откуда у меня, Ванечка… – начал жаловаться царь. – Закрома пусты, никто налогов-податей не платит, войска кот наплакал… Лучше ты мне расскажи, где в моей землице клады зарыты. Я бы половину в казну забрал, а на остальное кормил бы тебя и поил до отвала, острог бы новый построил, потеплей да попросторней, со всеми удобствами, чтоб не стыдно было гостям заморским показать…
– Не знаю я никаких кладов, не ведаю… – Ванька по ночам звенья цепи тер друг о друга, надеялся совсем перетереть и убечь, поэтому про золотишко свое ничего не говорил, как бы царь его ни расспрашивал, чего бы ни сулил.
Но однажды царь к нему неделю не приходил, и так затосковал Иван Кудеярович по селедочным хвостам, что даже сил не было цепь перетирать. Лежит на соломе, а сам думает, что можно и поменяться: за пуд железа, что к его ноге привязано, – пуд золота, это, значит, три пуда будет…
А тут и царь подоспел, пирог с грибами притащил, хоть и небольшой, зато свежий, только что царица сама испекла. Принес, а Ваньке не дает, делает вид, что сам съесть хочет. На самом-то деле он три таких скушал, пока от дворца до острога дошел…
– Отдай, злыдень! – схватился разбойник за гирю свою, поднял и пошел на царя.
– Ваня, не бери греха на душу! – закричал царь. – Давай лучше по-мирному, по-хорошему…
Уронил разбойник гирю, пирог схватил да и проглотил, сам не заметил как, а потом и говорит:
– Пойдем-ка вместе за кладом, а то без меня не найти его. Только стрельцов с собой не бери, а то знаю я тебя – золото откопаете, а меня назад в острог потащите, а мне тут скучно без дела сидеть…
А к царю Гороху как раз собирались послы от Шемаханской царицы прибыть, а стол для них накрыть было не на что, так что пришлось ему соглашаться. Да и подумал он, что, если Ванька сбежит, можно его еще раз поймать, чтобы люди служивые без дела не сидели, штаны не протирали казенные.
Вот идут они через чащу, через полянку, по овражку да через ручей, то налево свернут, то направо. А лес-то всё гуще становится, филины всё страшнее ухают, волки воют, медведи рычат, вепри хрюкают. Если б царь не приказал стрельцам тайно за ними следить, он бы уж давно страху натерпелся…
– Всё. Пришли, – сказал Ванька и показал на бугорок под сосной. – Тута копай.
Хотел царь сказать, что землю рыть не царское дело, но вспомнил, что у Вани к ноге гиря прикована. Делать нечего – самому копать пришлось. Раз копнул – ничего не выкопал. Два копнул – подкову ржавую добыл. Три копнул – увидел горшок с крышкой. Крышку поднял, а там ящерка сидит жемчужная, а на ящерке корона золотая да с брильянтами. Посмотрела она на царя и спрашивает:
– Чего тебе надобно…
А Ванька через плечо глянул и, пока царь удивлялся, как крикнет:
– Чтоб гиря от меня отстала!
Цепь тут же отвалилась, змеей прикинувшись, в кусты уползла и железку за собой утащила. А Ванька вслед за ней убёг. И не поймал его никто: стрельцы, оказалось, еще раньше заблудились. А царь на ящерку глянул и спрашивает:
– Ты что ж, любые желания выполняешь?
– Не любые, а только три, да и то только для тех, кто поймал меня.
– Хочу золота пудов пять! – пожелал царь.
– А ты меня не поймал еще, – ответила ящерка, да как из горшка выпрыгнет и в траву – шасть.
Царь хоть уже и немолод был, встал на четвереньки и давай за ней гоняться. До ночи ловил. А как стемнело, оказалось, что она в темноте светится, и тут уж у нее скрыться-то не вышло. Поймал ее царь, в шапку посадил и видит: возле него гиря золотая из-под земли вылезла, цепь отрастила и царя той цепью за ногу схватила.
– Отпусти! – закричал царь.
– Это второе желание, – сосчитала ящерка, и цепь тут же пропала, а гиря в кучу ефимков превратилась.
– А теперь пусть Ванька-Каин сам в острог придет и железку свою принесет, – пожелал царь и ящерку тут же на волю выпустил.
Золото на другой день стрельцы во дворец перетаскали, а к ночи и Ванька добрался до острога: далеко, видно, убежать успел.
– Не думал я, – говорит, – что ты ящерку-то выловишь. Ишь, шустрый какой. А меня-то зачем опять заарестовать велел?
– Я же царь, – ответил царь. – Я ж понимаю, что если тебя в остроге не держать, ты ж меня первого и ограбишь. Опять же теперь снова есть с кем поговорить по душам…
Чудище-Баюнище
Как всем известно, был когда-то царь по имени Горох. Царство у него было небольшое, но безграничное. Не то чтобы у него границ не было, просто не знал никто толком, где они находятся. Но знать о них было не обязательно, а вот охранять всё равно надо. Так что, как только лето наступало, царь приказывал главному своему воеводе со стрельцами в леса идти, медведей пугать, чтоб неповадно было без дела слоняться.
И вот однажды, как только дорожки подсохли, ушло Горохово войско проводить летнюю кампанию… День прошел – не вернулся никто, два прошло – та же история, а на третий день воевода один вернулся, весь грязный и оборванный, где только грязи нашел.
Дотопал он еле-еле до палат царских, тут ноги под ним и подломились. Упал он прямо на крыльцо и сразу же заснул богатырским сном. Будили его и сам царь, и царица, и казначей, и полотер. И за плечо трясли, и водой холодной обливали, и в ухо кричали, вставай, мол, и доложи по всей форме, что за лихо приключилось, – спит воевода, да ещё и храпит с присвистом.
Пока воеводу будили, ночь наступила. Тут уж все не на шутку перепугались – что за супостат объявился. А ну как прямо ко дворцу заявится… И оборонять царство некому, ежели всё войско где-то затерялось. Пришлось царю казначея послать по дворам ходить, народ скликать, мол, кто с косами да с вилами придет караул нести, того на три года от податей освободят. Но не пришел никто, все решили – уж лучше отдавать царскую десятину, зато целыми быть.
Огорчился царь, а делать нечего… Отыскал он в сундуке старую ржавую саблю, которую еще при прадеде его отковали, губную гармошку, что подарил один проезжий купец, и наутро сам пошел воевать, если больше некому.
Как только вошел он в лес, сразу страху натерпелся – то ветка скрипнет, то филин ухнет, то птаха безымянная из-под ног порхнет. И вдруг видит царь – навстречу ему сама Баба-яга идет, ногой костяной гремит и ступу на себе тащит.
– Ты чего это, бабуля, пешком идешь, аль ступа сломалась? – спросил ее царь, а сам на всякий случай за саблю держится – мало ли еще кто появится.
– Да стрельцы твои разбудили в лесной глуши Баюнище Сонноглазое, вот и бегу от него, – ответила старуха. – А лететь нельзя мне: боюсь, как бы не уснуть, а сверху падать ох как больно.
– А ну рассказывай, что там за Баюнище, а то как стукну! – пригрозил ей царь.
– Т-с-с-с… Помолчал бы ты, царь, а то сам лиха не оберешься. Оно само больше спит, но если проснется, все вокруг засыпают. А победить Чудище-Баюнище может только тот, кто его перебаюкает. Я не могу – голос больно хриплый, вот и убегаю. А те, кого оно убаюкало, не проснутся, пока само Баюнище не заснет.
Сказала это Баба-яга и быстро-быстро побежала куда глаза глядят, а царь давай вспоминать все песни колыбельные, которые ему нянька в детстве пела. Только давно это было – вспомнил пару, да и те наполовину.
Идет он всё дальше в лес, с веток уже белки сонные падают, волки навстречу идут, шатаются, медведи под кустами лежат, храпят с присвистом. И самому царю уже спать хочется так, что еле ноги волочит. А Баюнище всё никак ему не попадается – видно, само его боится, царь всё-таки.
И вдруг из чащи голос раздается:
– Баю-баю-баю-бай! Хоть ты царь, а засыпай!
Царь Горох за елку зацепился, чтобы не упасть, да как закричит:
– Выходи-ка, Чудище, Чудище-Баюнище! Знаю я, кого ты никогда не убаюкаешь!
Такой обиды Баюнище не выдержало, да как выскочит, как выпрыгнет – глаза горят, хвост в траве извивается, зубы щелкают – от такого страху весь сон с царя как ветром сдуло.
– А ну говори, кого это я спать не заставлю!
– А самого себя ни в жисть тебе не усыпить, – сказал ему царь. – А я вот сам себя запросто убаюкаю.
Достал царь губную гармошку и давай дуть в нее, а сам глаза закрыл и сел, где стоял.
– Э, нет! Я первый попробую! – закричало Чудище, выхватило гармошку и само заиграло что-то тоскливое такое, протяжное.
Когда проснулся царь, уже ночь прошла и утро наступило. Рядом Баюнище лежало, губную гармошку во сне прикусив, а вокруг птички поют, звери бегают, но никто близко не подходит – все боятся.
А тут и стрельцы подоспели. Хотели Чудище сонное из пищали застрелить, но царь не дал.
– Возьмите-ка его под мохнаты лапки и отнесите куда подальше. А гармошку мою у него оставьте. Как проснется, ему на ней поиграть захочется, а как поиграет – так и уснет…
Принцесса и гномики
Как-то раз король Великой Барабании Сам-Сусам 13-й встал утром не с той ноги. Он бы рад был с той встать, только, как ни пытался, не мог под белыми простынями да шелковыми одеялами ту ногу найти. А когда нашел, поздно было – встал уже. А тот, кто не с той ноги встанет, сразу на всех злиться начинает, никому проходу не дает, ко всем придирается. И решил Сам-Сусам на кого-нибудь войной сходить, чтобы, значит, свои подданные не страдали. Был он правителем мудрым и справедливым…
Позвал король к себе славного рыцаря дона Пирамидона, который, по слухам, частенько всякие военные вылазки устраивал, да и спросил:
– А ну-ка, скажи мне, славный рыцарь, где у нас поблизости враги какие-нибудь имеются?
Дон Пирамидон при дворе служил рассказчиком о ратных делах и военных подвигах, но многие придворные и даже сама принцесса Таня, дочка короля, подозревали, что всё он выдумывает. Но если сам король спрашивает, отвечать надо по всей форме, деваться некуда.
– Могущество Вашего Величества столь велико, – начал рыцарь издалека, – что все ваши враги либо разбежались, либо попрятались. А с теми, кто появится, ваши преданные слуги расправятся, не нарушая покоя Вашего Величества.
– А немедля доставь мне неприятеля! – распорядился король. – Я воевать хочу! А не то твоя голова с плеч!
Огорчился дон Пирамидон, голову-то жалко… И пошел с горя куда глаза глядят. Решил, что если не найдет по пути врагов, то король его с гневом своим всё равно не догонит. Идет рыцарь, железом гремит, глядит только вдаль, под ноги не смотрит. И вдруг слышит рядом с собой вопль ужасный. Опустил он глаза и видит, что наступил железной ногой коту на хвост. А кот не орет уже, а плачет и говорит человеческим голосом:
– Отпусти меня, славный рыцарь, а я тебе совет какой-нибудь дам. Я ведь не простой кот, я – Кот Ученый, всё видел, везде побывал.
Рыцарь с хвоста котиного сошел и поднял за шкирку случайного знакомца, чтобы рассмотреть получше.
– Надобно найти нашему королю неприятеля, чтоб повоевать, – начал делиться рыцарь горем своим. – А где ж его найти…
– Ну, это не беда, – ответил Кот. – Беда бывает, когда врага искать не надо, когда он сам приходит.