– Лидия Сергеевна, можно я Федоту кусочек дам?
– Мы с Максимом его сами покормим, не беспокойся…
Журка допивал молоко, когда в коридоре раздался звонок (в точности такой же, как у Журки дома). Это вернулся откуда-то Валерий Михайлович. До Журки донесся негромкий, но хорошо слышный разговор:
– Ну как? – осторожно и с тревогой спросила Лидия Сергеевна.
– Да вот, принес…
– А он что?
Кажется, Валерий Михайлович сумрачно усмехнулся:
– Что… Сидит, мается. Видать, недавно бегал по улицам, искал…
– Не спорил, не требовал, чтобы назад привели?
– Нет… По-моему, даже обрадовался. Сам учебники собрал. Только молча все. Можно его понять… Может, ты сама с ним поговоришь, Лидуша?
– Может быть… Потом. Сейчас я ему, наверно, в волосы вцепилась бы. Посмотрел бы ты, что он со своим сыном сделал…
Когда Журка нерешительно вышел в коридор, он увидел на вешалке свою куртку и шапку, а в углу – набитый до отказа портфель. Лидия Сергеевна выглянула из комнаты и мягко сказала:
– Валерий сходил к вам домой, учебники принес и одежду. А то ты примчался без всего…
– Спасибо… – пробормотал Журка.
– Папу предупредил, что ты у нас…
– А чего его предупреждать, – безжалостно сказал Журка. – Он и так бы прожил.
– Он искать бы стал… И получилось бы, что мы тебя похитили… – Она улыбнулась, потрепала его по непросохшим волосам. – Все уладится. Пойдем…
Журка знал, что ничего не уладится, но сейчас он был размягший, сонный. И послушно пошел в комнату.
Здесь к нему опять примазался Максимка:
– Ты что будешь сейчас делать?
– Не знаю… – вздохнул Журка.
– Давай пхочитаем пхо Бухатино.
– Давай! – обрадовался Журка и стряхнул сонливость. Потому что не сидеть же просто так целый вечер. А книжку про Буратино он всегда любил.
Они пошли в отгороженный шкафом угол. Там стояла деревянная койка с барьерчиком, она была похожа на корабельную. Смастерил ее Максимкин папа – длинную, "на вырост". Журка лег животом на одеяло, положил перед собой книгу, Максимка устроился сбоку…
Журка дочитал до того, как Буратино попал в кукольный театр и угодил в лапы Карабасу. И в этот момент Лидия Сергеевна сказала:
– Молодые люди, укладываться не пора?
Максим заявил, что не пора. Но Лидия Сергеевна объяснила, что Журка устал и хочет спать.
– А я буду с Жухкой?
– Нет, он будет здесь, а ты с нами.
– И Федот…
– Что Федот?
– С нами.
– Еще новости!
– Я хочу с Федотом.
– В таком случае оба будете спать под кроватью.
– Пхавда?! – возликовал Максим. И очень огорчился, когда узнал, что это шутка. Несколько минут сидел надутый, потом потребовал:
– Пускай папа хаскажет сказку. Мне и Жухке.
– Что ты, мне не надо, – торопливым шепотом сказал Журка.
– Тогда песенку. Пхо кохаблик…
– Ну иди, ложись, – покладисто отозвался Валерий Михайлович. Тогда будет песенка.
– Мы вместе…
– Хорошо, вместе.
Максимка ушел от Журки, а через минуту Журка услышал из своего угла за шкафом:
– Папа, я лег. Давай…
– Давай…
И началась песенка. Густой негромкий голос Валерия Михайловича и картавый, тонкий, как дрожащая проволочка голосок Максимки:
Мелодия была незнакомая. Слова тоже. Но что-то знакомое в них было. Что-то от дедушкиных книг и картины "Путь в неведомое".
Хорошая была песенка. Веселая и такая… по морскому деловитая. Хотя чувствовалась в ней какая-то грусть и непрочность. Может быть, от Максимкиного дрожащего голоска?
Они замолчали, отец и сын, и несколько секунд была хорошая тишина. А потом Валерий Михайлович воскликнул:
– Эй! Ты куда? А уговор?
– Я на кхошечную минуточку…
Максимка прибежал к Журке и опять забрался на кровать. Спросил таинственным шепотом:
– Ты у нас всегда будешь? Ты будешь мой бхат?
Это был серьезный вопрос, Максимка смотрел внимательно и требовательно. И Журка сказал тоже серьезно. И тоже шепотом:
– Если хочешь, я могу как брат. Но всегда быть у вас не могу. У меня ведь тоже есть мама.
– А она где?
– В больнице пока…
– А папа?
Журка отвел глаза.
– Он уехал… В далекую командировку.
Лидия Сергеевна заглянула за шкаф. Решительно ухватила Максимку за бока и унесла. Журка услышал, как он сказал:
– Ну вот, пехебила хазговох…
– Завтра доразговариваешь. Спи.
И она вернулась к Журке. Присела на дощатый бортик.
– Ты уж не сердись на Максима за его липучесть. Он такой привязчивый. Тебя все время вспоминает и самолет, который ты ему сделал, не дает разбирать. И сегодня так обрадовался…
– Он хороший, – улыбнулся Журка. – Мне бы такого братишку… Он пел так здорово. Лидия Сергеевна, а что это за песенка была?
– Ее сочинил наш знакомый. Товарищ Валерия. Он работает оператором на телестудии, а вообще-то он моряк по призванию… Как это называется, когда человек с парусами возится?
– Яхтсмен?
– Вот-вот… Он с ребятами корабль построил. Небольшой, но совсем настоящий, они на нем в походы ходят. Называется "Капитан Грант". Если хочешь, Валерий тебя познакомит… Ты ведь, по-моему, тоже в моряки собираешься?
– Нет, – сказал Журка и помолчал. – Не в моряки…
– А куда? Секрет?
– Да нет… Для вас не секрет, – вздохнул Журка. – Только про это трудно говорить… Я боюсь, что не получится.
– А что, очень трудная профессия?
– Я еще сам не знаю… Может, такой профессии даже нет… Я хочу, чтобы на свете была такая громадная машина, кибернетическая. Не как нынешние, а гораздо сложнее. Надо так придумать, чтобы она все могла предвидеть…
– Что предвидеть, Журка?
Он мялся, не зная, как объяснить. Сказал неловко:
– Ну, случайности всякие. От которых несчастья. Чтобы их никогда не было у людей…
– Совсем?
Журка кивнул и насупился от смущения. Лидия Сергеевна сказала:
– Значит, это будет машина счастья? Такую машину, Журка, многие пытались придумать. Но, говорят, это невозможно, как вечный двигатель. Видимо, совсем без несчастий не проживешь.
Журка досадливо мотнул головой.
– Я, значит, не так объяснил… Конечно, от всех несчастий никакая машина не спасет. Но… вот если человек идет в опасный поход, в горы, он знает, что может сорваться. И все знают. И он срывается. Это плохо, это горе, но… это как-то… ну, не знаю, как сказать. В общем, тут нет такой несправедливости. Человек же заранее знал, что рискует… А если вдруг случайная горка из песка на асфальте – и сразу гибнут три человека… Как молния ударила… Или вот мама два года назад запнулась на улице за проволоку, упала, и теперь… все по больницам.
Воспоминание о маме кольнуло его неожиданно и сильно. Журка прижался щекой к подушке и стал смотреть в стенку. Не хотел он показывать мокрые глаза, сегодня и так хватало слез. Но стало опять тоскливо: мама в больнице, он здесь, все пошло в жизни наперекосяк…
Журка почувствовал, как Лидия Сергеевна тихо наклонилась над ним.
– Не грусти. И мама скоро вернется, и будут у тебя радости… А машину ты задумал хорошую. Но, наверно, это не машина счастья, а, скорее, машина справедливости…
– Может быть, – пробормотал Журка. В словах "машина справедливости" была какая-то неправильность. Это человек может быть справедливым, а машина… Видимо, Лидия Сергеевна сказала так просто, чтобы отвлечь его от грустных мыслей.
…А как от них отвлечешься? Уже в темноте, когда все заснули, Журка лежал и все думал, думал о том, что случилось. Иногда снова хотелось плакать, но он боялся разбудить Максимку и его родителей. У них и так вон сколько хлопот: квартира однокомнатная, а тут жилец свалился на голову.
Журка лежал неподвижно и дышал тихо, как спящий. Только трогал языком ранку на прокушенной нижней губе. Ранка подсохла и почти не болела, но губа, кажется, распухла.
Наконец, он устал от горьких мыслей и неподвижности. Тогда повернулся на бок и стал думать о Ромке. О том, как они берутся за руки и бегут с высокой насыпи к раскидистым кустам, за которыми блестит Каменка.
– Ты мне приснись, – тихонько сказал он Ромке. Но Ромка не приснился. Может быть, обиделся, что Журка забыл в своей комнате его портрет?
Журка уснул наконец – будто утонул в черной глухой воде.
Возвращение
Журка проснулся и сразу все вспомнил. Будто и не спал. В голове были те же мысли, в теле – та же боль. Хотя нет. Мысли были не такие резкие и тревожные, а боль – притупленная, нестрашная. Она походила на ломоту в костях и нытье в мускулах после тяжелой работы.
Из-за шкафа пробивался в закуток солнечный луч и лежал на обоях оранжевой полосой.
На кухне звякала посуда, и Максим упрямым голосом доказывал, что привык пить молоко только из "хозовой кхужки".
Журка понял, что уже поздно и что Лидия Сергеевна, видимо, решила его не будить: пускай спит, сколько хочет, чтобы прийти в себя после вчерашнего.
На стуле висела и лежала Журкина одежда – отчищенная, отглаженная. Слегка постанывая, Журка оделся. Неосторожно загремел стулом. Послышались шаги Лидии Сергеевны, и она спросила:
– Журка, ты уже встал?
Он вышел из-за шкафа. Хотел сказать "доброе утро" и застеснялся. Подумал опять, сколько хлопот доставил Лидии Сергеевне. Опустил глаза.
– Как спал?
– Хорошо… Лидия Сергеевна, я бы сам все вычистил, зачем вы… У вас и так сколько дел… Спасибо.
– Подумаешь, дело. Я своего все равно каждый день чищу.
Журка смущенно улыбнулся.
– Даже пуговицы пришили. Где вы их нашли, школьные?
– В старых запасах. Раньше-то я их вам чуть не каждый день пришивала… Умывайся и пошли завтракать.
– В школу я совсем опоздал… – полувопросительно заметил Журка.
– Ничего, отдохнешь сегодня.
В кухне Журку встретил радостным мычаньем перемазанный кашей Максимка. В углу что-то лакал из блюдца Федот. Валерия Михайловича не было: видимо, ушел на работу.
– А ты разве не ходишь в садик? – спросил Журка у Максима.
– У нас кахантин.
– Меня из-за него скоро выгонят из института, – жалобно сказала Лидия Сергеевна. – Все время то простуда, то карантин, то воду в садике отключили… Я столько лекций напропускала, все с ним дома сижу. А сегодня семинар, я должна была сообщение там делать…
– А вы идите! – обрадованно воскликнул Журка.
Как хорошо, что он хоть чем-нибудь может ответить Лидии Сергеевне за все ее заботы.
– Что ты, – засомневалась она. – Максим тебя заездит.
– Нет, мама! Мы будем "Бухатину" читать!
– Ой, если вы меня правда отпустите…
– Пхавда!
Прежде, чем читать про Буратино, Журка перемыл всю посуду. Максиму он велел помогать, и тот отнесся к делу со всей ответственностью: стоял наготове с полотенцем. Потом они подмели в комнате, вычистили пылесосом коврик в прихожей и только тогда сели с книжкой.
Журка дочитал до встречи Буратино с черепахой Тортиллой, и тут Максим стал все сильнее ерзать и отвлекаться.
– По-моему, ты хочешь в туалет, – сказал Журка.
– Нет. Я хочу стхоить кохабль.
– Какой корабль?
– Из стульев. Чтобы плыть в путешествие.
– Мама придет – она покажет нам корабль и путешествие.
– Не покажет. Я всегда так игхаю…
Они построили из стульев пароход, сделали из швабры мачту, а из пылесоса двигатель. Максим работал деловито и увлеченно. Журке тоже нравилась такая игра. Да и опыт был: когда-то они с Ромкой строили во дворе корабль из бочки и старых ящиков.
– Мы поедем на дальний остхов – решительно заявил Максим.
– Давай, – согласился Журка, и вспомнилась вчерашняя песенка:
Журка вдруг подумал, что отец никогда не пел ему никаких песен. Мама пела всякие, а отец ни одной ни разу… Но, тряхнув головой, Журка прогнал эти мысли и сказал, что на острове, наверно, водятся дикие звери.
– Тигхы!
Тигром сделали Федота. Но он не захотел, чтобы в него стреляли пробками, обиделся и ушел под диван.
– Пхобкой – это же не больно, – виновато сказал Максим.
– Он отправился в засаду, – утешил Журка.
В это время у дверей позвонили.
– Мама! – обрадовался Максим.
Но пришла не Лидия Сергеевна. Пришли Иринка и Горька.
Увидев их на пороге, Журка и обрадовался и смутился отчаянно. Затоптался, беспомощно оглянулся на Максима, который таращил на гостей любопытные глаза. И тогда Иринка сказала просто и спокойно:
– Мы сперва к тебе домой зашли, а твой папа сказал, что ты здесь. Адрес дал.
– Разве он не на работе? – пробормотал Журка.
– Заехал на обед, – объяснила Иринка и спросила, будто про обычное и не очень важное дело: – Ты из-за книжки, что ли, с ним поругался?
Журка ее понял. Она про многое догадывалась и подсказывала Журке, как себя вести и что говорить.
– Да, – сказал он небрежно. – Такой скандал был… Ну, я ушел. Что мне там с ним… Буду здесь, пока мама не вернется.
– А почему не у нас? – ревниво спросила Иринка.
– Я хотел сначала к вам. А потом подумал, что Игорь Дмитриевич на меня, наверно, обиделся: в таком глупом положении из-за меня оказался…
Журка говорил неправду. Вчера он об этом не думал. Но сейчас сообразил, что так, возможно, и было.
– Дурень ты, – вздохнула Иринка. – Он за тебя так беспокоился… На вот, он велел передать. – Иринка достала из сумки газетный сверток.
По размеру и твердости пакета Журка сразу понял, что это такое. Обрадованно и вопросительно взглянул на Иринку:
– А… как это?
– Очень просто. Взял и выкупил.
– Но ведь… а деньги-то… – забормотал Журка, совершенно не зная, что делать и говорить.
Иринка отчеканила:
– Папа сказал, чтобы ты не пикал об этом. Бери и все. Ясно?