– Да, но откуда? – удивленно спросил другой.
– Я знаю, – довольно сказал мальчик.
Карл нашел свой город. Это тот самый. Не нужно больше никуда идти. Надо найти место, где можно остановиться, но разве это большая проблема. У них в городе есть специальные пансионаты, где живут те, которым жить негде. Там вполне уютно и есть большая возможность подружиться со всеми. Главное, что он нашел его.
– А вас наверняка зовут Карнавальная маска? – говорил он направо – девушке в шляпе с черной вуалью.
– Может быть, – скромно ответила она.
– А тебя Свиной окорок, – говорил он налево – там оказался крупный мужчины с лоснящимся на солнце лицом. Но мужчина, вместо того, чтобы поблагодарить Карла за то, что мальчик так точно нашел для него имя, что теперь может все измениться в его жизни – он задумается и перестанет так много есть, начнет заниматься бегом, и тогда и будет выглядеть по-другому (тогда может и имя поменяться), разозлился.
– Да как ты смеешь? – прорычал мужчина и схватил мальчика за ухо.
– Не надо, – закричал Карл, так как это было действительно больно. – Отпустите меня. Я же вам оказал большую услугу.
– Услугу? – заорал Окорок. – Да я тебе покажу услугу, щенок? Я тебе так ухо выкручу.
И мужчине не было достаточно того, что мальчику было больно, он хотел продолжить, не думал ли он оторвать ему ухо и взять его на память.
– Ковбой! – закричал Карл, понимая, что кричать «мама, папа» бессмысленно. – Волше… – и в следующий момень Свиной окорок так вкрутил ему ухо, что мальчик чуть не потерял сознание. – Ковбой!
– Кричи, кричи, – довольно говорил рассерженный мужчина. – Думаешь, все можно? Назвал и пошел. Разве не нужно извиняться? А, господин полицейский?
– Да, – подтвердил полицейский с лицом, напоминающее сушенный виноград. Он подошел сразу же, как мужчина стал кричать. – Вы должны извиниться. А вы должны разойтись, – говорил он образовавшейся толпе, но те и не думали это делать, так как подобное могло стать главным событием этого дня в маленьком провинциальном городе.
– Но за что? – воскликнул мальчик, поворачиваясь ко всем. – Я же только сказал правду.
Кто-то засмеялся, человек во втором ряду с растрепанными волосами крикнул «да ладно, отпустите парня», но мужчина и не думал этого делать – для подтверждения он мял в руках ухо Карла, причиняя ее небывалые мучения.
– Что произошло? Хотя разве это имеет значение, просто давайте посмотрим на это с другой стороны, – протараторил вернувшийся спаситель.
– Если бы вас назвали Свиным… – но парень вернул былое равновесие. Для этого ему пришлось поговорить с полицейским (естественно, шепотом), отчего тот смеялся так, что то и дело хватался за живот, как будто боялся лопнуть, мужчине-Окороку, который сперва не хотел его слушать, но уже через пятнадцать секунд слов, жестов и ужимок на лице, тот уже не мо ничего возразить – только кивал и внимал словам Ковбоя и, наконец, с толпой, объявив, что представление закончилось. Когда все разошлись, в том числе и любопытные зеваки, он подошел к Карлу, трущему глаза.
– Снова притягивал неприятности? Рассказывай.
И мальчик рассказал ему, как принял город за свой, но как жестоко поплатился. Хотя, что рассказывать и так все видно – ухо было красным, да и на глазах выступили слезы.
11
– Не надо ничего пробовать, – строго сказал Ковбой. – Горд такой, каким ты его себе представляешь. Решил, что город – тюрьма, он постоянно будет смыкать на тебе наручники. Если же думаешь о городе развлечений, то тебя ждет безудержное веселье. Если же смотришь на город, как на возможность найти работу, то она тебе обязательно подвернется.
Ковбой нервничал, то ли оттого, что ему пришлось успокаивать половину города, то ли еще отчего-то, что было трудно разглядеть в его суетливых движениях, особенно в поворотах головы и корпуса.
– Но я хотел, чтобы он был другим, – бормотал Карл. – Чтобы все были такими. И мне показалось, что он именно такой.
– Что тебе показалось? – возбужденно спросил парень, срываясь на крик. Мальчик не выдержал и расплакался.
– Что того парня зовут Шагомер, а ту женщину Карнавальная маска, – вытирая глаза, говорил он.
– От такого прозвища и я бы не отказался, – быстро сказал Ковбой. – Не знаю, как ты, но мне пора.
– Снова? – растерялся мальчик, шмыгая носом. – Но зачем?
– Не спрашивай… – нервозность достигла высшей отметки – теперь Ковбой не мог спокойно стоять на месте, двигая плечами, как в каком-нибудь туземском танце… – меньше будешь знать, с аппетитом будешь спать.
– Это как? – не понял мальчик.
– Бегать умеешь? – резко спросил парень.
– Да.
– Тогда вперед! – скомандовал Ковбой.
– Куда? – но мальчик не успел, как тот схватил его за руку и потянул куда-то в сторону. Карл едва успевал перебирать ногами. Пробежав переулок, затем еще один, спустившись по каменной лестнице вниз и оказавшись с другой стороны площади, они остановились. Из распущенной рубашки Ковбоя выпало несколько школьных журналов. И только сейчас заметил, что Волшебник стал немного толще.
– Классный журнал, – растерянно произнес мальчик, поднимая один. – Но зачем тебе…?
Ковбой не сразу ответил – его мысли были заняты другим, но мальчик не отступал:
– Ты говорил, что помогаешь детям, но причем тут журналы?
– Они несут в себе самое главное… – ответил он, пытаясь отвязаться этим, но в ответ не услышал ни «понятно», ни усмиренных глаз, поэтому пришлось продолжить, – …все просто – ворую школьные журналы, уничтожаю картотеку… нет имен, нет ничего… – завершил он, ожидая, что мальчик примет это объяснение.
– Всего-то, – сказал Карл с иронией, – А я думал, что в этом городе есть магазины, где продаются заполненные журналы или архивы.
– Возможно, – машинально сказал парень, застегиваясь как можно плотнее. – Есть и дети, которые получают двойки. И если бы они не получали, то мне бы не пришлось залезать по водосточной трубе в окно учительской.
– Я был частым гостем у мистера Пока, – тяжело вздохнул Карл, но парень не хотел знать, что за мистер Пок, и почему мальчик был частым гостем – он, кажется, что-то решил. Во всяком случае, его выдавал уверенный взгляд.
– Мы должны разбиться, – сказал Ковбой. – Иначе нас поймают. Я еще в лесу думал тебя оставить, но ты увязался, я думал, что обязательно найду возможность, но она подвернулась только в пещере, но и там не вышло разделиться. По моим расчетам, мы должны были прийти в город не вместе. Но раз так получилось, то хотя бы уйдем из него по отдельности.
– Но мне бы не хотелось… – растерянно сказал мальчик. Он не хотел прямо сейчас, когда стал понимать, что этот город не совсем то, что ему нужно. Когда он может уйти вместе с Ковбоем, которому какая разница с кем выйти. Его же не нужно на руках нести. – Меня же не нужно на руках нести, – повторил он свою мысль.
– Ты лучший, но только без меня, – резко сказал Ковбой и был готов в следующее мгновение бежать, навсегда исчезнуть. Поэтому Карл вцепился в его рубашку, для пущей надежности схватил один из журналов, и захныкал:
– Не оставляй меня здесь.
– Не надо, – сухо сказал парень. – Ты уже сам волшебник. И они плачут только тогда, когда режут лук.
– У меня не получится.
– Получится… ах, тихо.
Полиция промчалась мимо, среди них был тот, который так мило улыбался. Они явно были недовольны. За ними мчались женщины с высокими прическами-пирамидами и еле передвигающаяся женщинами с палочкой. Все как один кричали «это катастрофа», «его надо найти». Нетрудно было догадаться, о какой катастрофе они говорят и кого нужно найти, чтобы ее предотвратить.
– Видишь, вон ту подворотню, что вправо от нас, – сказал Ковбой. Тебе – туда. А я – налево.
– Зачем? – не унимался мальчик. Его душили слезы.
– Я в следующий город… – ответил парень.
– Я с тобой… – кричал мальчик.
– Понимаешь, – повернулся он к нему, положил руки на плечи и сказал мягко, как может говорить только самый близкий человек, – ты хочешь найти город, в котором тебе будет хорошо. Этот город может быть следующим, а может не быть и тридцатым. Ты его не сразу найдешь. Когда ищешь среди тысячи один тот самый так оно всегда бывает. У меня же все по-другому – мне нужны школы. Все школы в мире. В каждом городе. Без исключения.
– Но когда все школы закончатся? – машинально спросил Карл, вытирая глаза. – Они же когда-то закончатся?
– Я посчитал, что их хватит мне на всю жизнь, – таков был ответ, перед тем как сказать «прощай» и команда «ну, давай!»
Карл выбежал на площадь, замешкался среди гуляющей толпы, был облаян маленькой собачкой, но все же скрылся в подворотне, как и хотел Ковбой. Здесь пахло молоком и сеном. Ему показалось, что за ним кто-то идет, но повернувшись, никого не увидел. Тут же послышался скрежет где-то впереди, Карл отчетливо уловил дыхание, и ему показалось, что он точно знает, кому оно принадлежит.
– Ковбой, это ты? – закричал мальчик, пошел на шум до конца переулка, но как только до выхода оставалось не более двух шагов, он погрузился в темноту – его накрыли что-то похожее на мешковину, скрутили, взвалили и торопливо понесли. – Что ты делаешь? – закричал он. – Кто это?
Послышался довольный смех. Его небрежно бросили на твердую поверхность, хлопнула крышка багажника, а затем и дверца, кто-то уселся на сидение и включил зажигание. Машина не сразу дернулась.
– Каналья! – пробурчал мужчина, повернул второй раз. И только на четвертый машина фыркнула достаточно сильно, чтобы дать ход. Она двинулась, и Карл уже не кричал, так как понимал, что его сейчас мало кто слышит. Тем более он не видел, кто был этот человек, который так любит ругаться. Он точно знал, что это был не его друг. Это был кто-то другой.
12
– Хороший мальчик, – сказал мужчина. – Я его сразу приметил. Он пытался обмануть мороженщика, правда, тот тоже оказался не промах, но зато, как ловко убегал от полицейских. Правда, так же ловко забежал в подворотню, как раз туда, где свидетелей мало. Где я с мешком наготове.
– Ты думаешь, он подойдет нам? – сомневалась женщина.
– Уверен, – грубо сказал он. – Когда я знаю, что говорю, у меня нос становится ярко-оранжевым.
– Он краснеет потому… – вероятно они оба знали, почему это происходит, поэтому он оборвал ее:
– Потому что это редчайшая особенность моего организма, – проговорил мужчина. – Дело в том, что наш род всегда отличался такой спецификой – как только мы начинаем говорить, то лицо становится не красным, а ярко-оранжевым, в том числе и нос.
– Я вот что думаю, – сказала женщина, – в этот раз я буду на первых ролях, а ты будешь бегать с «кушать подано».
– Это почему же? – рассердился мужчина. – Не желаю быть на вторых ролях. Моя порода этого не позволит.
– Твоя порода уже отличилась в прошлый раз, – проворчала женщина. – Выйти на сцену в полумертвом состоянии – для тебя ничего? Ты же провалил номер. Назвать меня вместо Патриции Козочкой.
– Мне удалось рассмешить эту высушенную телевизором публику, – говорил мужчина. – Их только пошлые шутки интересуют. Если назовешь себя Пиратом, то они умрут на представлении от скуки, но когда ты им предложишь что-то неожиданное. Например, Бельевая прищепка. Так я назвал женщину с дальнего ряда. А Дохлой улиткой ту, что не могла допить шампанское. Для меня публика – мелкая и грубая. Она похожа на земляных червей, которым лишь бы копаться в земле, не желая знать, на что способны мастера своего жанра.
– Но другая половина плевались, – возразила женщина. – Ты же знаешь, я люблю, чтобы все шло по плану, чтобы мы шли точно по сценарию, но твоя страсть к импровизации все портит. И разве мальчик виноват? Как только он выскочил на сцену и стал кричать…
– Как всегда очень убедительно, – довольно сказал мужской голос.
– Да, но ты же отшлепал его. Ты сказал, что он «слюнтяй». Ты хотел обратно засунуть его в мешок…
– Мне показалось, что он хамит мне.
– Он хамил, потому что так было задумано. Это же была твоя идея, красть на один спектакль уличную шпану, и до начала спектакля не говорить им о том, что их ждет. Ты час хотел реалистично и что в результате – напиваешься, как свинья, чтобы зрители потребовали возвращения билетов.
– Но этот пацан особенный. Он так ловко убегал от полицейского, и назвал одного мужика Окороком. Свиным Окороком. Вот, молодец. Я его точно не захочу отшлепать, хотя как пойдет. Как пойдет.
Карл не понимал, что происходит. Его связали, посадили в тесное пространство с твердыми стенками с запахом пыли и кислой капусты. Он не мог двигаться, попытки звать на помощь ни к чему не привели. Оставалось только предполагать, на что может пойти похититель с грубым голосом. И самые отчаянные догадки приходили на ум – рабство, опасные эксперименты. И, если бы мальчик мог услышать разговор, происходящий между похитителем и его сообщником, то понял бы, что происходит. Но эти двое не могли допустить, чтобы мальчик понял все, поэтому этот разговор происходил втайне от него, в достаточно далекой комнате, за двумя каменными стенами.
– Ковбой, – взывал мальчик.
– Мама, – из последних сил. – Папа.
– Вы меня звали? – послышался грубый мужской голос.
– Папа, это ты?
– Да, тут тебе и папа и мама, – продолжал говорить мужчина. – И все вместе взятые. Тетя Нортон и дядечка Буцефал пришли к тебе. Чтобы так сказать поговорить о твоем поведении. На тебя жалуются.
– Я не знаю никакой тети Нортон и Буцефала не знаю, – истерично ответил Карл, и закричал что есть мочи: – Отпусти меня, мерзкий тип.
Это вызвало приступ смеха. Карл кричал ему, чтобы тот успокоился, но мужчина смеялся так громко, что наверняка не слышал ничего вокруг себя.
– Да сколько можно, – продолжал неистово вторить Карл. – Я хочу знать, что я здесь делаю. Может быть, вы привыкли спать в мешке, ходить в нем в туалет, но мне это неудобно.
Зря он это сказал. Новый приступ продолжался дольше. И мальчик уже не кричал, а терпеливо ждал, пока не совсем нормальный похититель успокоиться, чтобы все ему объяснить. Прошло не менее года, как показалось Карлу, прежде чем мужчина завершил смех кряхтением и «ну, надо же», продолжая говорить:
– Главное в человеке – чувство юмора. Если оно у него не присутствует, то тут и операция никакая не поможет. Я шучу.
– То есть вы хотите сказать то, что я сижу в мешке и дышу пылью – это шутка? – возбужденно спросил мальчик.
– Это все ради искусства, – ответил мужчина.
– Какого искусства? – раздраженно спросил мальчик. – Что за дурацкая философия? Чувство юмора, искусство, я в мешке – это нормально?
Третий залп смеха последовал незамедлительно. Мужчина подпрыгивал, вероятно, он был довольно тяжелым, так как от его передвижений помещение сотрясалось.
Послышался скрип. По всей видимости, отворилась дверь. Мужчина успокоился сиюминутно.
– Ты что тут делаешь? – заверещал женский голос. – С ним же нельзя разговаривать.
– Мы говорили о деле, – оправдывался мужчина, превратившись из большого удава в робкого кролика.
– Да я тебе сейчас покажу… – послышался шепот, а потом и вовсе умолк, сменившись на шлепки и похлопывания – женщина, вероятно, использовала другие формы объяснения своего недовольства.
– До встречи на алее славы, – шепотом выдал мужчина и послушно последовал за женщиной. Скрипнула дверь, и все звуки исчезли.
Карла не видел их, но представлял себе мужчину с лицом, напоминающим кору дерева. А женщина… Она точно была не менее «красива», чем ее муж. Их двое и почему-то нельзя с ним разговаривать. Для чего они держат его? Что им нужно? Какой противный город. Здесь его тоже не понимают. С ним обходятся даже хуже, чем в родном городе. На родине хотя бы никто не засовывает в мешок.
– Что вы от меня хотите? – кричал он, только этот крик был слышен только ему. Тем не менее, он не останавливался. – Почему я в мешке? Какого черта! Я волшебник. Только что я могу сделать с этим знанием? Тут нужна сила или как минимум что-то острое.
Он бы мог порвать мешок, если бы у него было шило или что-то в этом роде, то он бы уже был на свободе.
– Отпустите меня!
Было темно и холодно. Он продолжал кричать, пока не выдохся, потом уснул. Ему ничего не приснилось, разве что какие-то мрачные тени ходили вокруг и пытались вытащить его из мешка. Он слышал, как отворилась дверь, как кто-то подошел к мешку, взвалил его на себя. Карл явно чувствовал запах вина вперемешку с кислой капустой. Человек шел, шатаясь, несколько раз задел мешок о дверной косяк и, чертыхаясь, вышел на улицу. Закинул его куда-то и захлопнул (по всей видимости, снова в багажник). Так оно и было – послышался рев автомобиля, женский голос «Сиди уж» и машина тронулась. Машину трясло, и мальчик судорожно думал, куда его везут, что за «искусство», про которое говорил мужчина и почему его не выпускают.