13
Машина остановилась в людном месте.
– Без фокусов, – шепотом произнесла женщина и мужчина беспрекословно, правда, немного шатаясь, вышел из машины, открыл багажник, вытащил мешок и поставил его на землю. Открылась вторая дверца, и женщина куда-то засеменила на каблуках.
– Это она не только мне сказала, – прошептал мужчина, похлопав по мешку, нащупав голову Карла. Потом послышались шаги, более осторожные и тихие, нежели у женщины.
– Эй, мистер, – прокричал мальчик. – Вы еще здесь?
Мистера Похитителя рядом не было. Мальчику не удалось выбраться из мешка (у него не появилось ничего острого), но удалось немного сдвинуться. Если он сделал одно движение, то сможет сделать и другое. Он двинулся еще и та обрадовался тому, что он делает шаги к спасению, что запел. И не важно то, что он перепутал слова, главное настроение, с которым звучали слова.
Когда тебе дойти легко, от радости ты потираешь руки.
Когда ты знаешь, что дойдешь, то нужно вспомнить наперед.
Он двигался еще, и никто не обращал на это внимание. Стояла такая исключительная тишина, что мальчику казалось, что про него забыли, его как будто здесь специально оставили. Не обязательно знать, что они хотели, главное, что он сейчас спасается. Передвижение конечностями по твердой булыжной мостовой, конечно, были не слишком удобны и несколько болезненны для коленей (он уже успел ободрать до крови), но сознание того, что он спасает себя, радовало его и подзуживало совершать движения все чаще. Он прошел изрядно, но в какой-то момент понял, что не двигается – он уперся в какую-то стену. Он решил повернуть, но стена оказалась и в противоположной стороне, и в двух других.
– Решил отправиться домой? – послышался смешливый голос. Это была женщина. Та самая из плохих. Она вернулась. – А где этот? Ну, ничего я ему задам.
Она несколько раз толкнула мешок ногой, отчего Карл возмутился, но снова остался без внимания. К тому же у нее появился другой объект внимания.
– Как хорошо, что мир у нас лежит перед ногами, – пел мужчина, подходя все ближе. – Но это мир похож на наш мешок из льна. Не правда ли поэтично?
– Я тебе такую поэзию сейчас покажу, – за этими словами последовала невербальная форма с пощечиной. – У тебя мешок, то есть пацан, чуть не убег, а ты где-то ходишь?
– Так я водички, – последовал ответ.
– Странная у тебя водичка, – язвительно сказала женщина, срываясь на крик, – делающая твое лицо красным.
– Ярко-оранжевым! – отметил мужчина.
– Идем, – грубо сказала женщина, и они пошли по дороге, не забыв при этом мешок. Они поднялись по лестнице, вошли в дверь, миновали узкие проходы и неудобные лестницы – мешок не слишком оберегали от нежелательных соприкосновений. Карл пытался кричать, чтобы несли аккуратнее, но его или не слышали или только делали вид. Наконец, все стихло. Его положили на ровную поверхность, он хотел сдвинуться, но понял, что движение в сторону невозможно. Нужно найти что-то острое, что поможет вскрыть этот мешок. Он ощупал все пространство по радиусу и ничего, кроме швабры и еще одного мешка не нашел.
– Эй, – прошептал он, осторожно задевая мешок, веря, что в нем, есть такой же мальчик, которого, как и его поймали на улице и привезли, чтобы что? Он участвует в ток-шоу? – Ты меня слышишь? – спросил он. «Мешок» не отвечал. – Если ты меня слышишь, то знай, что я хочу вылезти из этого мешка. Наверное, и тебе не шибко нравиться эта квартирка.
– Мешок с тряпками не очень разговорчив, – услышал он голос с винным запахом, Карла взвалили на себя и пронесли по коридору. Теперь у него возникло ощущение, что его несут на съедение дикому зверю. Сейчас откроют клетку, бросят сонному животному, он сперва поиграет с ним, и потом не спеша начнет есть. С какого места он начнет делать это?
Мешок сбросили. Он услышал хлипкие аплодисменты. Лев на глазах у публики раздирает мальчика.
– Черт! – застонал Карл. Послышался громкий звон. Мальчик зажал уши, не понимая, что происходит. Возникло ощущение, что его засунули в центрифугу и выжимают. В какой-то момент Карл так испугался, так захотел домой, что дайте ему только возможность выбраться и он первым автобусом до дома.
Вокруг было спокойно. Он пытался ползти, но у него ничего не вышло – мешок, по всей видимости, привязали или закрепили. Где-то неподалеку слышалось, как мужчина ругается с женщиной. Он смеется, поет куплеты, а она обзывает его, дает пощечины. Мальчик понимал, что они выступают, но не совсем понял, для чего им понадобился он. Если им был нужен двигающийся мешок, то не проще набить его кошками или работающим пылесосом.
– Твой выход, – услышал он женский глас.
Его вытащили куда-то, где смех и грохот были в несколько раз отчетливее. Мужской голос произнес «Кто там?». Послышался смех. Карл пытался двигаться. Смех стал громче.
– Так что у нас здесь? – произнес знакомый голос, и потащил куда-то мешок. Карл попытался вырваться, уже, конечно, понимая, что никакого льва не будет, но, во всяком случае, хотел дать понять, что это не тот мешок с тряпками, который он принял за живой, и поэтому стал снова пытаться вылезти из крепкой мешковины. – Он что двигается? – заверещал мужчина, и Карл замер, так как ему казалось, что за этим визгом может последовать что-то действительно опасное – например, удар молотком или чем-то потяжелее. – Нужно его… только я немного боюсь, у меня и ключа нет.
Раздался бурный смех и овации. Карл теперь уже точно думал, что здесь замешано телевидение и наверняка его откроют не сразу. Но его предположения не оправдались – мешок развязали почти сразу. Карл вылез на поверхность с ярким светом и увидел мужчину высокого, статного, и не сразу понял, что перед ним тот самый похититель. Это была сцена с софитами и декорациями комнаты. Вероятно, его затащили через этот проем в двери. Раздались громкие овации – и только сейчас Карл обратил внимание, что редкая публика реагирует на его появление.
– Ты кто? – спросил мужчина. – Я заказывал пиццу, а прислали тебя. Не понимаю.
– Я не знаю, – пожал плечами мальчик, не понимая, что он должен делать. Все же он был на сцене и на него смотрели.
– Он не знает, – разочаровался мужчина. – А я разве должен? Я точно знаю одно – мне нельзя не ужинать. У меня от этого нос становится ярко-оранжевым.
– Можно я пойду? – спросил Карл, понимая, что единственное желание у него убраться от этого света, похитителей, не жаловаться ни кому, так как это только растянет его времяпровождение в городе. Но на этот вопрос мужчина отреагировал слишком бурно – перекрыл дверь, и как только мальчик решил идти через авансцену, зрительный зал, то запричитал:
– Я заказывал пиццу, вместо этого я на пороге обнаруживаю мешок с мальчиком внутри. И если они решили мне прислать мальчика вместо пиццы, то почему он говорит, что куда-то хочет уйти. А как же я и мой большой желудок? Я слишком хочу есть, чтобы решать эти трудные задачи.
И он, кочевряжась, под музыку, которая внезапно заполнила зал, стал танцевать. Мужик тесно прижался к его лицу и сквозь зубы произнес:
– Подыгрывай мне.
– Но вы же меня похитили, – честно сказал Карл. Мужчина замотал головой. – Ну, как же нет?
– Я ж тебе объясняю, – во весь голос воскликнул мужчина, – что у меня раз в месяц жена уходит из дома. Женский кризис. И ничего не оставляет. Я беру свою копилку, достаю оттуда накопленные за месяц деньги, звоню и заказываю на них пиццу. И вот я, глотая слюнки, жду, когда ее принесут, вдруг слышу звонок, бегу, предвкушая горячий ужин, как передо мной мешок со странным неадекватным мальчиком. Откуда ты здесь?
– Я шел в переулке, вы схватили меня, увезли к себе домой, чтобы потом использовать.
«Обиженный муж» попятился от Карла, и когда до края сцены оставалось не больше метра, повернулся к залу и произнес:
– Может быть, я не тем номером воспользовался. Интересно, все продавцы пиццы такие?
Все немногочисленные зрители смеялись. Публика, по всей вероятности, была довольна. Карл не хотел кланяться и выходить на «бис», но его партнеры по сцене схватили его под руки – с одной стороны она, с другой – он.
– Я же говорил, что мы не прогадаем, – говорила женщина.
– Жаль, но с ним нужно расставаться, – прошептал мужчина.
Они продолжали кланяться, у Карла заболела спина – он и так не успел размяться после долгого пребывания в мешке. Наконец, они вышли за кулисы, и эти двое, коварных похитителей, которые, по его мнению, хотели вскормить Карла, дикому зверю или отправить мальчика на лабораторные опыты недоброму профессору с труднопроизносимой фамилией, обняли его и расцеловали. И мужчина сказал, потирая глаза «всё, уходи!».
– Так я что могу идти? – прошептал он, но похитителей через мгновение уже не было. Карл не знал, что делать. Ему уже не так хотелось домой, так как вернулась желание продолжать поиски, так как возвращаться сейчас – испуганный, голодный и поклявшийся терпеть свое ненавистное имя не прельщало. Он точно знал, что не только артисты нашли его, но и он сам тоже нашел их. Только так он сможет продолжать движение. Через Волшебника, Свиной Окорок, через этих похитителей. Для этого достаточно сделать шаг.
Перед ним было две двери – можно было шагнуть за эту исцарапанную или за эту новую, отшлифованную. И только он хотел сделать шаг в сторону «отжившей свое» двери, как почувствовал на своем плече чью-то руку. Он резко повернулся и увидел мужчину – высокого, под два метра, в длинных клетчатых брюках, которые ему явно были малы, на подтяжках, с пышной шевелюрой и прыгающими глазками, как на пинг-боле.
– Стой, – воскликнул он умоляющим тоном. – Мне нужен артист.
– Ну и что? – быстро отреагировал мальчик, присматриваясь, нет ли у него в руках мешка или чего-нибудь неприятно твердого. Но он продолжал восторженно, как будто перед ним был не Карл, а известное медийное лицо:
– А то, что я видел, как ты с ним обошелся, и это было действительно здорово. У тебя есть талант, который нужно показывать людям. Потому что только люди смогут оценить его.
– И что? Он воспользовался мной, и что теперь – ты тоже хочешь? Чтобы я вылезал из пыльного мешка и меня сравнивали с куском пиццы?
Карл был зол. Эти двое убежали, но с каким бы удовольствием он наговорил им кучу гадостей, он припас для них множество кличек, одну другой лучше (хуже), и теперь все доставалось этому парню со странными штанами.
– Не знаю, чем он тебя так обидел, – сконфузился Два метра веселья. – Если ты об условиях, то можешь не беспокоиться – бесплатный стол и заработок. Тебе точно хватит на новый костюм, да и на место в гостинице.
Карлу бы деньги точно не помешали. Он понимал, что сейчас, когда Ковбой уж точно не вернется, он может надеяться только на себя. И не смотря на то, что он был очень зол, он был готов пойти и на это тоже. Тем более он верил, что сейчас наступает белая полоска. После черной всегда белая – так обычно. Даже если денег хватит только на гостиницу, то уже не ночь не покажется такой черной. Оставалось узнать только одно. Самое незначительное.
– И что вы делаете? – спросил он.
– Смеемся.
– И этого достаточно.
– Вполне, чтобы заработать.
– Но я ищу город.
– Мы тоже.
Карл не знал, соглашаться ли на эту авантюру. Он только что был не в самой лучшей компании, и если это называется работой – то, что он сидел в мешке, то не нужно ему такой жертвы искусству.
– Я согласен. Только я обязательно должен его найти. Город.
– Мы тоже.
Все вроде бы совпадало. По крайней мере, глаза у «Двух метров…» ни разу не моргнули.
14
Их было пятеро. «Циркачи» – как первоначально подумал мальчик, и ожидал увидеть тяжелоатлета, ворочающего пудовые гири, женщину с удавом, гимнастов, старичка с собачками и тощего слона от постоянных передвижений, что сказалось на его мускулатуре. Он думал, что цирк – это что-то вроде салата, в котором не может быть один компонент, в нем обязательно несколько составляющих как бы из разного теста (номера). И что в результате? Увидел пятерых клоунов. На первый взгляд они были очень похожи, но это только на первый взгляд.
– Мне очень понравилось. Я, кажется, влюбился в этого мальчика. Я в тебя влю…ой, я же мальчик. Теперь я стану сожалеть о том, что я мальчик. Тогда, тогда я полюблю твой номер «В мешке».
И он продемонстрировал его, и через мгновение стал самым настоящим мешком – округлился, выпятив руки, встав на корточки. На мертвенно-бледном лице было написано, что «я мешок и не смейте меня открывать».
Этот клоун был самым маленьким, даже немного ниже Карла, с полными щеками и тонкими ногами. На его лице не было грима, но возникало ощущение, что он ему не особенно нужен – его лицо светилось от улыбки, и она была такая широкая, что тут придавала всему лицу состояние безумства и наглости, что и отличает циркового клоуна.
– А мне нет. Он постоянно поворачивался задом. А поворачиваться задом – нельзя. Вот если бы у тебя были на заду глаза, тогда, пожалуйста.
Этот оказался самым ворчливым. Однако этой невежественностью и мрачным видом он и был смешон. Конечно же, он показал, что бы случилось, если бы у него были глаза на том самом месте – и нельзя было удержаться, чтобы не рассмеяться, так как когда у человека зад находится немного выше головы, и совершает обычные для нее движения, то не смеется только один исполнитель, все остальные обязаны покатываться. Что собственно и было.
– Мне кажется, что в следующий раз я сам пойду в ту подворотню и подставлю голову под мешок, – говорил третий, нервно грызущий ногти.
Этот клоун напоминал небольшую, но упитанную свинку – округлые розовые щеки, арбузный живот, и взгляд жалкий с мокрыми глазами. Глаза его бесконечно моргали, он кусал нижнюю губу, да и сама челюсть ходила то вправо, то влево. Не говоря о неровных ногтях, дрожащих коленях и того, что он знает о том происшествии в подворотне и о мешке тоже.
– Так вы что знаете их? – воскликнул мальчик.
– Ну конечно, кто не знает мистера и миссис Тюнс, – ответил мужчина в клетчатых штанах. – Они постоянно приводят новые партии беспризорников в мешке, все уже к этому привыкли, но такого аншлага, как сегодня я давно не видел. Ты был хорош не только в мешке, но и когда вылез из него. И мы отсматриваем, и так как мы знаем, что все актеры с улицы, и им некуда идти, мы делаем предложение. Не всем, конечно.
Он был главный. Странно было предположить, что и он выступает в каком-нибудь смешном номере. Он слишком был серьезен, но и он был на афише их цирковой семьи – в центре держал за вихры двоих – Ворчуна и смешливого. Первый с недовольной гримасой, второй – счастливый, как будто нет ничего приятнее, чем быть схваченным за волосы.
– А ты что для это делал? – не унимался грызущий ногти. Это клоун явно был Завистник. На афише он тоже присутствовал и делал маникюр огромной пилкой в метр длиной.
– Ел много сгущенки, – в сердцах бросил мальчик, которому наскучили эти вопросы. У него у самого было их не меньше.
– Он ел сгущенку, – закричал Весельчак, подпрыгнул и, опускаясь, обхватил себя. – Ой, держите меня.
– Он худоват, – сказал Завистник. – И к тому же мелковат.
– Нет, ты не прав, у него очень хорошие данные, – настойчиво говорил смешливый клоун, подходя и измеряя его талию, живот и шею и при этом показывал Ворчуну, который продолжал скептически замечать:
– Как же он выдержит по три концерта, большую дорогу и питание по одному разу в день?
– Не преувеличивай, – вступился Два метра, – у нас редко, когда бывает более двух концертов, разве что в крупнее праздники, питание у нас трехразовое и ты первый не даешь забывать об этом. А дорога – у нас настоящее удовольствие.
– Он же ничего не умеет, – делал отчаянные попытки грызущий ногти, – Вылезти из мешка и изобразить на лице удивление каждый может.
– Я никогда не ошибаюсь, – уверенно сказал Главный, но Завистник не унимался:
– А на этот раз ошибся.
Из-за него назревал конфликт. Карл не мог этого допустить – в чем-то этот грызун был прав – для мальчика все ново и берется он за это не потому, что всю жизнь мечтал кататься на микроавтобусе и выступать в маленьких городах после ночи в дешевых гостиницах с неприятными насекомыми. Но разве он не имеет право попробовать? Как все. У всех есть один шанс.