В считаные дни он стал лучшим другом майора Максимкина, занудливого Папы Карло и всей поисковой группы во главе с ее командиром Олегом.
Ну, с начальником милиции все ясно. У нас очень много друзей милиционеров, тут вопросов нет. А вот зачем Алешка в натуре подлизался к Папе Карло, я понял далеко не сразу. Тем более что он рассказал мне об этом очень издалека и очень темпераментно.
«Дим, этот Митек, он воще обнаглел! Вчера пришел из магазина и принес пакет семечек, здоровенный такой. И говорит: «Имей в виду, Алексей, это на несколько дней. Даже на неделю. Расходовать бережно!»
Дим, разве я могу существовать на семечках? Приезжай хоть на денек, покорми нас, как людей. Или только меня. А Митек пускай свои семечки грызет. Хоть две недели! Зато, Дим, я с Папой Карло подружился. А знаешь, почему? Потому что его одна бабулька, его соседка, баба Лида, совсем, Дим, затюкала. Он, оказывается, попросил у нее взаймы тачку на колесе и с двумя ручками и все никак не отдает. Баба Лида каждое утро вместо зарядки колотит в его окно и кричит: «Когда тачку вернешь, злыдень?» «Когда надо», – он отвечает. Мне его даже жалко».
На этом «жалко» Алешка к нему и подъехал. Вернее, подсел, рядышком, на лавочку. Папа Карло сонно уставился на здание милиции и Алешку сначала не заметил.
– Дяденька Карло, – нежно проговорил Алешка, – вы такой усталый, даже вас жалко.
Папа Карло скосил на него один глаз и с удовольствием ответил:
– А то! Пашу, как папа Карло. За спасибу.
– А вы не пашите, – искренне посоветовал Алешка, – пусть трактор пашет.
– А он у меня есть? То-то.
– Зато у вас тачка есть.
«Тут, Дим, он как подскочит! Кабута (как будто) его кто-то снизу укусил. И как заорет: «Нет у меня никакой тачки!» Ну я его сразу успокоил, дал ему из кармана много семечек».
Так они и сидели, щелкали семечки, засыпали шелухой все вокруг и про тачку больше не разговаривали. Алешка искоса поглядывал на Папу Карло, а тот, превозмогая дремоту, не сводил глаз с милиции.
«И чего он, Дим, такой сонный, не знаешь? А я теперь знаю. Он, Дим, по ночам никогда не спит. А знаешь, почему?.. Я тебе потом напишу. А то тут Митек пришел, семечки будет есть, на обед».
В конце письма Алешка меня порадовал: «Дим, я ошибился. Митек, оказывается, семечки не для нас купил, а для своей хромой «стрикагузки». Теперь она будет голодать, потому что мы их с Папой Карлой уже все сгрызли. Зато я теперь все знаю. Пока. Митек у меня письмо отбирает, ошибки проверять. Делать ему нечего!»
Лешка меня этим письмом озадачил. Зачем ему какой-то подозрительный Папа Карло? При чем здесь тачка на колесе и с ручками? Ну и пусть этот Карло спит весь день и не спит всю ночь. И пялится на здание милиции. Может, он по ней скучает?
Все это мелко, но как-то тревожит. За Алешку беспокойно.
Я уже стал запихивать письмо обратно в конверт, как вдруг заметил Митькову приписку на обороте листа: «Дима, Алешка вчера не ночевал дома. Я надрал ему уши. Ты тоже, как старший брат, напиши ему что-нибудь построже».
То, что Митек надрал ему уши, меня не тронуло: вранье, конечно, а вот то, что Алешка где-то шляется по ночам, еще больше меня встревожило. Значит, точно: ввязался в какую-нибудь историю. Скверную, конечно.
Ну и что я ему напишу? «Мой руки перед едой, а ноги перед сном, ночью сиди дома»? Бесполезно. Если бы я еще был с ним рядом… Впрочем, по опыту знаю, если бы я был с ним рядом, то, уж конечно, мы бы по ночам шастали вместе.
Мои задумчивые мысли грубо прервал требовательный автомобильный гудок под самыми окнами конторы. Я выглянул: во дворе сиял намытыми боками внедорожник размером с хороший городской автобус. На крыше его разноцветным грибом сидела мигалка, а на капоте трепетал трехцветный флажок. Я подумал: наверное, это по просьбе папы приехал какой-то большой местный милицейский начальник, и обрадовался. Но рановато.
Из машины вышел незнакомый дядька, крупный такой, с челочкой на лбу, жилистый, в блестящем костюме; увидел меня в окне и приказал:
– Ну-ка, пацан, живо найди мне, – он достал из нагрудного кармана клочок бумаги и прочитал: «Оболенского Дмитрия Сергеевича». Да живо, а не то пендаля под зад заработаешь. – Очень вежливое обращение с просьбой. И я еще подумал, отзываться мне на нее или подождать?
– А зачем он вам? – спросил я вежливо.
– Не твое дело, – вежливо ответил дядька в блестящем костюме. – Шустрей поворачивайся! Где этот Оболенский?
– Я этот Оболенский…
И все разом изменилось. Будто «над седой равниной моря» солнце яркое взошло!
– Извини, друган, не узнал! Прошу в машину! – Он широко распахнул дверцу. – Шеф ждет.
– Какой еще шеф? – Я соображал, что на похищение это не похоже; на дворе полно наших ребят, тетя Оксана тут же миски моет, солнце ярко светит – словом, ясный день. Хотя, конечно, похитить сына полковника милиции – это у бандитов козырная карта. Но, с другой стороны, редко кто из них на это отважится. И я смело повторил: – Какой еще шеф?
– У нас, друган, у всех один шеф – главный. Садись, не пожалеешь.
Я выпрыгнул в окно и сел в машину.
– Димон, ты куда? – закричал любопытный Матафон.
– В гости. – Я помахал ребятам рукой. А Никита демонстративно посмотрел на номер машины и сделал вид, что хорошенько его запомнил.
– Зря стараешься! – усмехнулся дядька в костюме. – Этот номер весь район знает. Поехали.
В машине было просторно и прохладно – наверное, кондиционер работал. И телевизор на панели. Я обернулся – в облаке пыли за нами бежал растерянный Бонифаций, махал руками и что-то кричал. Я даже пожалел его. Как Алешка Папу Карло.
Ехали мы довольно долго. За это время мой сопровождающий раза три открывал встроенный в спинку сиденья бар и звенел там и булькал. А водитель всю дорогу мрачно молчал и ни разу на нас не обернулся. Сердился, наверное, что ему ни позвенеть, ни побулькать.
Вскоре дорога стала хорошо асфальтированная и чистая, и мы въехали в город. Тоже очень чистенький и зеленый, с ровными рядами стройных тополей, с разноцветными газонами и клумбами. Ну, и, как положено, везде рекламные щиты. А больше всего портретов дядьки с усиками под носом и с надписью: «Я сделаю вас счастливыми!» Это читалось прямо-таки грозно: хотите – не хотите, а я вас сделаю… счастливыми.
Возле большого дома, перед которым сверкали тугие струи затейливого фонтана, машина остановилась, и дядька сопровождающий, выскочив прежде меня, распахнул дверцу с моей стороны.
– Прибыли. Это здание нашей администрации.
Я бы это здание назвал дворцом. Может быть, даже королевским. Особенно внутри. Апартаменты! Полные всяких дизайнов и охраны, с тупыми лицами.
Охранники вежливо наклоняли головы и щелкали каблуками перед сопровождающим, а один из них сказал негромко:
– Жорж Матвеевич, шеф уже справлялся. – И кивнул в мою сторону: – Это он?
Жорж Матвеевич… Жорж… Опять в голове что-то застучало: вспомни, Димон.
Жорж отодвинул охранника движением руки и, ничего не ответив, взяв меня под руку, стал подниматься по широкой мраморной лестнице, вдоль которой стояли белоснежные голые статуи со слепыми глазами. Некоторые из них на самых видных местах уже были расписаны маркерами приличными и неприличными словами.
В приемной тоже маялся из угла в угол охранник в форме и сидели штук пять разноцветных секретарш, у одной волосы были даже голубого цвета. Как у Мальвины. Они все время хихикали и красили свои глаза.
Жорж Матвеевич кивнул на дверь, обитую красивой желтой кожей в золотых разводах:
– Можно?
Голубая Мальвина отложила щеточку для ресниц, куда-то ткнула пальчиком и куда-то сказала:
– Игорь Степанович, Жора к вам, с посетителем.
Теперь уже не Жорж, а Жора.
– Проси! – прохрипело в ответ.
Жора отворил дверь, а за ней что-то вроде шкафа, и еще одна дверь. Мы вошли в шкаф, а из него в кабинет. За столом огромных размеров, заставленным компьютерами, часами, лампами и статуэтками, сидел тот самый дядька, что обещал с плакатов сделать всех счастливыми. Приглядевшись, я понял, почему у него на лбу была надпись «Чарлик» – со своими усиками он был вылитый Чарли Чаплин. А приглядевшись к его кабинету, я подумал: неизвестно, сделает ли он всех людей счастливыми, но уж себя самого счастливым уже сделал.
Чарлик встал, вышел из-за стола:
– Приветствую вас, юноша. Категорически приветствую. Жора, ты свободен, а мы с вами, юноша, пройдем в мой будуар. Я так комнату отдыха называю.
За его столом была не очень заметная дверь, и через нее мы вошли в будуар. Вот тут я чуть не ахнул! Ну, там холодильники, телевизор с видачком, бар и прочая ерунда. А вот что не ерунда, так это развешанное по стенам оружие. И старинное, и современное. Автоматы, ружья, пистолеты, всякие штыки – граненые и плоские, сабли, шпаги, мечи. Красотища! Я даже сильно пожалел, что Лешки со мной нет. Уж он бы тут порезвился!
– Моя коллекция! – с гордостью сказал Чарлик. – Всю жизнь ее формирую и остановиться не могу. – Он указал на стол, заставленный бутылками и вазами с фруктами. – Садитесь, юноша. Что будем пить? Пепси, колу? Или нашу – «Незамаевку»?
«Незамаевка» – это местная минеральная вода, очень вкусная и, как твердит реклама, полезная от всех болезней. Но мне, честно говоря, было не до нее. Я все пытался понять – что ему от меня надо? Хотя немного догадывался. И не ошибся.
– Я пригласил вас к себе, юноша, чтобы от лица местной власти принести вам свои извинения. Я глубоко возмущен грубыми и даже, я бы сказал, глупыми действиями сотрудников нашей милиции. Все они уже подвергнуты суровым репрессиям. Вот вам моя визитная карточка. Если вдруг что-то подобное повторится, звоните в любое время – я незамедлительно приму к виновным самые строгие меры. Пейте воду, кушайте фрукты.
– Спасибо, – сказал я искренне.
– Вы у фермера Атакова работаете? Как у него дела? Он – молодец, настоящий сельский труженик. Продукция у него – первый сорт.
– Только продать он ее не может.
Игорь Степанович нахмурился, сочувственно покачал головой:
– Да, это беда. Мафия. Коррупция. Но мы боремся. И мы победим.
– И сделаете всех счастливыми? – не удержался я.
Он весело засмеялся с холодным огоньком в глазах. И доверительно положил мне руку на плечо:
– Вы можете теперь смело позвонить своему отцу и сказать ему, чтобы он не беспокоился. Что руководитель администрации Собко Игорь Степанович принял необходимые меры. Строго наказал виновных и гарантирует: повторений таких безобразных случаев больше не будет.
– Я передам, – пообещал я. – Да вы сами можете ему позвонить.
– Это не совсем удобно. Вы лучше это сделаете, юноша. Да, и передайте вашему отцу, что мы всегда будем рады видеть его у нас в гостях. И сделаем все возможное, чтобы создать ему все условия для хорошего отдыха.
Вот и стало все ясно. «Хороший отдых» – это, как ни говори, обыкновенная взятка. Чтобы иметь нужного человека в самoм Министерстве внутренних дел.
– Личные просьбы имеются? – со всей любезностью спросил Собко.
– Имеются. У нас чемодан с мобильниками украли на вокзале. Пусть ваша милиция постарается их разыскать.
– Нет вопроса. – Он тут же снял трубку телефона и позвонил начальнику милиции. – Друже, там у тебя кража на вокзале. Мобильники у московских шефов сперли. В курсе? То-то! Пусть твои опера землю роют, а мобильники найдут. Сразу доложишь. – Тут он усмехнулся: – Ты помни: милиция у нас одна, а ее начальниками многие хотят стать. Все понял? Отбой. – Положил трубку. – Вот так вот, юноша. У меня не забалуешь, верно? Так и скажи отцу.
Я молча кивнул. Знаю я, что сказать отцу. Но вообще я чувствовал себя очень неловко. Будто муха, которую оплетает липкой паутиной добродушный на вид паук. И вырываться вроде глупо, и обижаться ни к чему.
Но я бы почувствовал себя еще глупее, если бы знал, что как только я выйду из кабинета Собко, он тут же перезвонит начальнику милиции:
– Друже, ты там в самом деле мобильники разыщи, а тот, что Оболенского, мне представь. Это ясно? Привет тебе.
На ферму меня отвез шофер Собко, только другой, на хомяка похожий, с дутыми щечками. И на другой машине. И машина была попроще, и шофер тоже. Он жевал и болтал всю дорогу, не заботясь, чтобы я ему отвечал. Ему не важно, чтобы его слушали. Ему важно, чтобы он говорил. И он говорил всю дорогу. Рассказывал:
– Ну, что? Задремал. Выскочил на встречку. Лоб в лоб. Ну, что? Бампер расколол. И все, и больше ничего. Ну, фары побил. И все, и больше ничего. Ну, ветруха (ветровое стекло) в крошево. И все, и больше ничего. Ты понял? Ну, движок, конечно, в лоскуты. И все, и больше ничего. Ну, передний мост – на свалку. И все, и больше ничего…
Он самозабвенно болтал, невнимательно следил за дорогой, небрежно вел машину со страшной скоростью. Сейчас вконец заболтается, выскочит на встречку… И все, и больше ничего!
Наконец у него пересохло в горле, он достал из ящичка бутылку «Незамаевки» и двумя глотками ее высосал.
– Хороша водичка! Знаешь, сколько от нее пользы? На большие тыщи баксов!
И в той же манере изложил эту пользу.
– Водичка-то копеечная, самая простая, артезианская. А умный человек додумался ее загазировать, дело тоже копеечное. Зато водичка стала рублевая. Понял? И денежка с нее кой-кому капает нехилая.
И все, и больше ничего.
– А кому капает?
Тут до него дошло, что он слишком много наболтал, спохватился:
– Кому надо, тому и капает. Ты чего меня выпытываешь?
Не доезжая мостика через речку, он остановил машину.
– Шагай дальше пехом, тут недалеко.
– Бензин кончился?
– Не в том дело. Туда к вам приедешь, обязательно кто-нибудь в обратный путь напросится, задарма. А мне это надо? Ты токо про воду не болтай, понял?
– А мне зачем? Если надо, у вашего Игоря Степановича спрошу. Уж он-то знает.
Хомяк аж заикал от испуга:
– Ты что? Глупой? Или меня подставить захотел?
Что я захотел, то уже сделал.
Когда я шел к ферме, у меня вдруг улучшилось настроение. Светило солнце, под его лучами шепталась о чем-то своем зеленая кукуруза, порхали и свистели птицы, дорогу все время перебегали какие-то мелкие зверьки, даже вдруг запрыгал маленький тушканчик, похожий на большого кенгуру. Прямо надо мной неподвижно висел ястреб (или коршун, или сокол) и своими острыми глазами высматривал себе добычу. Надеюсь, я ему не по зубам. Или что там у него?
И вот мне подумалось: люди работают, даже не столько для себя, сколько для других, природа тоже старается – живет по своим законам и тоже не только для себя. А в то же время сколько всяких гадов, которые только и делают, что гребут под себя – и природу, и труд честных людей.
Папа как-то сказал, что преступность будет всегда. Он нас с Алешкой очень этими словами огорчил. А объяснил он так:
– Жизнь – это очень сложная штука. Даже в красивом густом лесу всегда найдется кривое дерево. Так и среди людей – обязательно случается в человеческой породе какой-нибудь брак. Конечно, если человек родился хромым, ему можно посочувствовать и постараться ему помогать, а если у человека кривая душа или хромая совесть, ему ничем не поможешь, ни строгими делами, ни добрыми словами. Нужно только постараться, чтобы от этого человека было поменьше вреда другим людям…
Я шел пыльной дорогой, вдоль густых зарослей кукурузы; вдали возвышались конструкции артезианских скважин. Там трудяги качали из земных недр нашу общую воду, а потом эту воду будет продавать какой-то жулик, а деньги класть в свой карман. И все, и больше ничего… А в голове у меня звучали папины слова: «А наше дело – чтобы от этих дурных людей было поменьше вреда хорошим людям».
Глава VI
«ПОДАРКИ – В СТУДИЮ!»
Письмо Алешке я, конечно, написал. Хотя и понимал, что толку от этого мало. Пока письмо дойдет, он уже столько натворит, что всем нам мало не покажется. Да и не послушается он меня. Будет делать свои дела на свой страх и риск. Кому-то на радость, кому-то на печаль. В чем я и убедился, получив его очередное послание.
«Дим, это Митек тебе уже наябедничал, да? Врет он все, Дим. Ни фига я по ночам не шляюсь, один раз только пошлялся. Очень случайно».