– Так я про что и говорю! – радостно залаял Жек, но Флёр всё равно не понял ни слова.
– Потише ты! – не удержалась от замечания Банечка. – Шумишь сильно! Не забывай, Жирола может прийти в любую минуту!
– А ты сама что сейчас распищалась? – обиделся Жек. – Попробуй без слов что-то объяснить Стасиному папе? Он ведь ничего не понимает и думает, что мы ему кажемся…
– Если ты не перестанешь лаять, то скоро и мы ничего соображать не сможем…
– Постойте! – прервал их спор Ларион Флёр. – Хоть ты, Жек, и очень маленького роста – я бы даже сказал, неестественно маленького, и хоть я не понимаю ничего из того, что вы говорите, но всё же я вижу, что это вы, мои друзья. Уж что-что, а ваших споров я повидал много, живя с вами под одной крышей, и не спутаю их ни с чем. А исходя из того, что Жек меня укусил и я почувствовал боль, я могу предположить, что то, что происходит сейчас, – не сумасшествие. Всё это – на самом деле. Так это?
– Так! – в один голос ответили ему Банечка и Жек и для пущей убедительности закивали.
– Тогда мне не совсем понятно, где мы и что здесь делаем? – озадачился Ларион Флёр.
Ничего объяснить Лариону ни Жек, ни Банечка не могли.
– Надо было всё-таки Лёшику идти сюда, – с грустью заметил пёс.
– Ты не о том думаешь, – ответила ему мышка. – Нам надо освободить Флёра и помочь бежать. Давай лучше подумаем, как это сделать. Мне кажется, его руку чем-то приклеили…
– Пахнет чем-то знакомым… – принюхался Жек. – Где-то я уже чувствовал этот запах. На лодке и ещё дома… Вспомнил! Это клей Ван дер Скрипкина! Так пахнул флакон, который подобрали белки. И ещё такой же запах шёл от странной жёлтой лапши, которая появилась в море по бокам нашей лодки…
Тем временем Ларион, нахмурившись, размышлял о создавшемся положении. Он уже догадался, что его всё-таки похитили, и похитил не кто-то, а милая женщина Лелия Дан.
– Но зачем я ей нужен? – удивлялся Флёр. – И где я нахожусь?
Он оглядывался по сторонам. Но серые обшарпанные стены, бетонный пол и решётка вместо двери не говорили ему ни о чём. Это место могло быть заброшенным складом, подвалом психбольницы, даже тюрьмой (хотя в психбольницах и тюрьмах Лариону бывать не доводилось).
Вдруг Банечка привстала на задние лапки, Жек замолчал, принюхался и приподнял одно ухо. Ларион тоже притих и вскоре услышал шаги – кто-то шёл к ним. Пёс и мышка в ужасе заметались по камере, но Флёр тут же придумал, как спрятать друзей.
– Полезайте скорее в карман, – прошептал он и протянул свободную руку.
Банечка и Жек запрыгнули на ладонь учёного, и он тут же посадил их в нагрудный карман куртки. Вскоре решётка отворилась, и в камеру вошла Лелия Дан со своими обезьянами. Теперь-то Ларион Флёр знал, что он не спит, находится в здравом уме и что перед ним – враги.
– Мадам, – голос профессора был холоден и насмешлив. – Из вашей тюрьмы мне не видно ни одной звезды…
– На то и тюрьма, – кратко бросила в ответ женщина.
Она достала из кармана синий пузырёк и капнула на стену, где была приклеена рука Флёра. Под ладонью защекотало, и рука отлипла. Тут же две обезьяны подхватили профессора под локти и поволокли по коридору вслед за цокающей каблучками Лелией Дан.
А в это время Лёшик уже достиг верхней ступеньки, казалось, бесконечно длинной лестницы и очутился у узкого белоснежного коридора. Всё вокруг было белым: и стены, и пол, и потолок. Казалось, человечек попал туда, где нет никаких границ и чётких линий. В конце коридора находились две двери, располагающиеся одна напротив другой. Приближаясь к ним, маленький волшебник задумался, в какую дверь лучше войти – в ту, что находится левее, или в ту, что правее. Вдруг Лёшик заметил, что одна из дверей слегка приоткрыта. Совсем чуть-чуть, но этого достаточно, чтобы между ею и стеной образовалась небольшая щёлочка, как раз такая, в какую Лёшиков может без труда проскользнуть. Он так и сделал и сразу же упёрся в тумбу – она располагалась чуть левее прохода в помещение. К счастью, и там дверца была приоткрыта, и человечек тут же нашел себе убежище.
«Должно быть, у хозяина есть привычка не закрывать за собой двери», – подумал он и, тихонечко выглянув из тумбочки, осмотрелся.
Перед ним лежал громадный роскошный зал, освещённый исполинской хрустальной люстрой. Одна стена была целиком прозрачная, через стекло виднелась синяя гладь моря, плавно соединяющаяся с бесконечной лазурью неба. «Странно, – подумалось человечку, – мы так давно на острове Мечты, но до сих пор не темнеет. По всей видимости, здесь всегда день». Впрочем, раздумывать об особенностях чудесного острова было некогда, Лёшиков продолжал оглядывать комнату в поисках чего-нибудь важного. Посреди залы стоял большой кожаный диван и два кресла на колёсиках, а перед ними – аккуратный хрустальный столик на изогнутых ножках. На столе – прозрачный заварочный чайник с ароматным чаем, блюдо с пряниками и корзина с фруктами. Похоже, здесь ждали гостей. В углу комнаты находился ещё один стол с вмонтированными в него кнопками и рычажками.
Лёшик собирался подойти поближе, чтобы изучить странный аппарат, но не успел. В коридоре послышалось знакомое цоканье каблуков Жиролы и ещё чьи-то тяжёлые шаги. Дверь с шумом распахнулась, и в комнату вошла ведьма в облике Лелии Дан. Её сопровождал толстенький курносый человек среднего роста с очень интересной причёской, состоящей из торчащих в разные стороны разноцветных прядей.
– Итак, он здесь! – театрально возведя руки вверх, воскликнул незнакомец. – Как же я рад! Мой план сработал!
– У нас всё получится, – потирая руки, ответила ему Жирола. – Я же обещала, что помогу. Но не забывай и о моём плане. Он не менее важен. Где она?
– Кто? – человечек развалился в кожаном кресле и принялся рассматривать свои руки, усеянные множеством золотых перстней: – Ах, ты о девчонке?! Она там, – он махнул в сторону странного стола с кнопочками.
– Сколько раз говорила, не нужно, чтобы Флёр её видел! – рассердилась Жирола и почти бегом направилась к столу. Она заглянула внутрь какого-то ящика и вытащила оттуда клетку. А в клетке сидела… Леля!
Лёшик даже ахнул, когда увидел родное лицо. Леля была такой, какой он её и помнил, – в зелёном костюмчике и бархатных коричневых ботиночках. Только волосы её оказались не светло-песочного цвета, а тёмными, словно ночное небо. Она показалась человечку ещё прекраснее, ещё милее, чем во сне.
– Долго вы ещё собираетесь меня тут держать? – закричала девочка, обращаясь к Жироле и её странному спутнику. – Где Лёшик? Зачем я тебе нужна, противная ведьма?
– Слишком много вопросов, – засмеялась Лелия Дан. – Твой Лёшиков скоро забудет тебя, как уже было однажды. Он окажется во власти волшебного цветка. А ты мне нужна, девочка, очень нужна. И запомни, если хоть раз пикнешь, я раздавлю твоего Лёшика, словно букашку. Здесь, на острове, он в моей власти.
С этими словами Лелия Дан, она же Жирола, направилась к выходу. Лёшиков заметался внутри тумбочки – курносый человек всё ещё находился в зале, и обнаружить себя маленький волшебник не мог. В то же время ему необходимо было знать, куда Жирола денет его Лелю. Он прислушался – цоканье каблучков раздавалось совсем рядом. Затем заскрипела дверь…
«Жирола отнесла Лелю в соседнюю комнату», – догадался Лёшик и немного успокоился.
Ведьма отсутствовала не больше минуты.
– Теперь девчонка нам не помешает, – проговорила она, возвращаясь в зал. – Ты готов?
– Как никогда, – всё ещё разглядывая гладкие белые руки, усыпанные украшениями, ответил курносый.
– Тогда я пошла за ним.
Человечек догадался, что речь идёт о Ларионе, и потому решил подождать.
Вскоре вернулась ведьма. С ней был Ларион Флёр, которого разноцветные обезьяны держали под руки. Во рту астронома торчала привычная трубка.
– Ваша охрана очень больно сжимает мои локти, – не выпуская трубки изо рта, проговорил Флёр. – Может, велите им отпустить меня. По всей видимости, отсюда невозможно сбежать…
– И то верно! – засмеялась Лелия Дан (теперь Лёшиков понял, что она снова приняла этот облик именно для того, чтобы Ларион не догадался, кто она на самом деле). – Подождите нас в коридоре! – обратилась она к обезьянам.
Животные послушно вышли из комнаты, Лелия Дан села в свободное кресло и отрешённо отвернулась от мужчин. Курносый человек с разноцветными волосами встал и раскинул руки в приветствии:
– Ну вот и мой гость номер один – Ларион Флёр, известнейший астроном, знаменитый учёный! Как я рад! Как рад! Узнаёте меня, профессор Флёр?
Астроном, сощурив глаза, внимательно всмотрелся в человека.
– Ну, разумеется, узнал! – воскликнул он. – Как же я мог не узнать?! Ведь про вас каждый день напоминает мне телевизор! Вы – Ван дер Скрипкин, миллиардер, создатель знаменитого клея! Того самого, который клеит всё, даже воду и воздух!
Ван дер Скрипкину это очень польстило. Хихикнув и ещё сильнее взъерошив на голове разноцветные волосы, он не без гордости произнёс:
– Да, это я – знаменитый изобретатель клеев, сверхклеев, гиперклеев и суперклеев! Властелин скотчей, стикеров, наклеек, приклеек и выклеек! И ещё, между прочим, великий скрипач! Вы ещё услышите, как я играю! Скоро я стану первой скрипкой в великом оркестре… Мои продукты уже вытеснили с рынка клеи русские, французские, немецкие, турецкие, испанские и американские, а в этом году они окончательно прикончат клеи китайские, малайские, английские, австралийские, японские и эстонские! – знаменитый изобретатель говорил быстро, без перерыва. Слова нанизывались друг на друга. Казалось, они приклеивались друг к другу, лишь только Ван дер Скрипкин рождал их на свет. – Если вам нужно будет что-нибудь с чем-нибудь соединить – вот вам клей Ван дер Скрипкина, уж он-то не подведёт, только денежки платите! Хотите, я приклею ваш дымок прямо к трубке, и он никуда от неё не будет улетать?
Это, конечно, была шутка, но Ларион на всякий случай взял трубку в руку.
А Ван дер Скрипкин был в отличном настроении. Роль гостеприимного хозяина ему очень нравилась.
Он усадил Лариона в мягкое кресло за низким столиком, подвинул ему вазу с фруктами: «Берите по одному, они не склеены!», затем достал преогромнейшую сигару, сел в своё кресло и с видимым удовольствием закурил.
Некоторое время оба мужчины молча курили, пуская колечки дыма.
– Ну что ж, перейдём, пожалуй, к делу, – Ван дер Скрипкин оттолкнулся ногами и проехал в своём кресле на колёсиках к странному столу с кнопочками. Он открыл ящик, достал из папки лист бумаги и, прокатившись на кресле обратно, протянул бумагу Лариону. – Смотрите, в какой блестящей компании вы скоро окажетесь! Послезавтра физик-ядерщик Понтекорво отправляется охотиться на уток. Представьте себе, он не вернётся с охоты! Знаменитый доктор Тышкевич полетит из Чехии в Канаду – из Чехии вылетит, а до Канады не долетит. Профессор, знаток многих языков Ю Лань исчезнет прямо посреди Шанхая, не дойдя до своего института. Учёный математик Краузе по ошибке сядет не в свою машину – только его и видели! Океанолог Маркино нырнёт в океан, да позабудет вынырнуть! Вы его здесь скоро увидите. Да, собирается занимательная компания! Просто удачный случай, что вы оказались так близко от острова Мечты, можно сказать, сами приплыли ко мне в руки. Нам даже не пришлось сильно трудиться, – и король клея кивнул в сторону Лелии Дан, которая улыбнулась самой милой и самой фальшивой улыбкой, которую только было можно себе представить.
«Почему же она скрывает своё истинное лицо? И так внимательно слушает этого сумасшедшего… Никогда не видел, чтобы Жирола кого-то слушалась, а этот человек здесь явно хозяин… Что это они задумали?» – гадал тем временем Лёшик. От его взгляда не ускользнуло, как дважды пошевелился нагрудный карман Лариона Флёра, и человечек был уверен, что Жек и Банечка находятся именно там.
– И что же, вы каждого из этих учёных похитите? – изумился Ларион, выслушав длинный список Ван дер Скрипкина. – Но зачем? Если у вас есть какая-то удивительная идея, надо просто оповестить о ней научный мир – и многие приедут к вам сами.
– Э, нет! Вовсе нет, голубчик Ларион, – Ван дер Скрипкин помахал сигарой у него перед носом. – У меня вовсе не «удивительная идея», как вы изволили выразиться! У меня сверхудивительная, гениальная идея и к тому же – наисекретнейшая. Мне совершенно наплевать, кто захочет, а кто не захочет ко мне пожаловать. Я составил список – значит, мне нужны именно эти люди. А раз они мне нужны, я получу их любой ценой… И будьте уверены, оказавшись тут, они станут работать на меня!
– Как интересно вас слушать, – миролюбиво проговорил Ларион. Он поудобнее расположился в кресле и взял с блюда нежно-розовый абрикос, как будто приготовился к долгой беседе. Это показное спокойствие учёного явно сбивало с толку хозяина острова. Король клея глубоко затянулся и выпустил огромное облако горького дыма:
– Вы явились сюда самым первым, и я сам расскажу вам свою историю. А уж вы, будьте любезны, перескажите её коллегам, когда все они будут доставлены на мой остров.
Ван дер Скрипкин поёрзал в кресле, стряхнул длинный столбик пепла со своей сигары и начал рассказ:
– Не буду называть вам страну, в которой я родился… Это небольшая древняя страна. И я не знаю никого, кто бы так ненавидел свою родину, как ненавижу её я. Понимаете, моя мать, – Ван дер Скрипкин покосился на Жиролу, но та, казалось, и не слушала их разговор, задумчиво уставившись в окно, – ей пришлось оставить меня в младенчестве. У неё были очень большие планы, а меня пришлось отдать на воспитание в другую семью. О, как же я ненавидел эту семью и город, в котором жил! Вы спросите – почему?
– Да, это действительно интересно, – Ларион Флёр с любопытством смотрел на своего собеседника. – Почему ваша приёмная семья вызывала такую ненависть?
– ДА ПОТОМУ ЧТО ОНИ ЗАСТАВЛЯЛИ МЕНЯ МЫТЬ РУКИ!!! – громко завопил миллиардер, да так, что Ларион Флёр даже подпрыгнул. – Вы понимаете? – он глянул на Флёра, покосился на Жиролу и бросил в пепельницу остатки раздавленной сигары. – Нет, вы не понимаете. Вы и представить себе не можете, сколько же раз мне пришлось мыть руки!
Ларион Флёр действительно ничего не мог понять.
– Вот вы – моете руки, скажем, по утрам? – вкрадчиво спросил король клея.
– Разумеется, – ответил Ларион.
– Ну хорошо, я тоже по утрам мою. А по вечерам? – в голосе Ван дер Скрипкина стали проскальзывать истеричные нотки, он принялся нервно теребить шнурки на своём ботинке.
– А как же, – спокойно ответил Флёр.
– А после улицы?.. – один башмак с ноги Ван дер Скрипкина как-то незаметно оказался в руках короля клея.
– Всегда! – воскликнул Ларион.
– Ну а перед едой? – с ехидной улыбочкой продолжал допрашивать Ван дер Скрипкин, тихо и нежно постукивая подошвой по полированной поверхности стола.
– Да за кого вы меня принимаете! Я – крупный учёный! Неужели же вы полагаете, что я перед едой не мою руки? За это, знаете ли, милейший…
Но Ван дер Скрипкин его не слушал. Со всей язвительностью, на которую он был способен, миллиардер спросил, чеканя каждое слово:
– Я имею в виду – перед каждой-каждой едой? – стук подошвы уже походил на барабанную дробь.
Даже издалека Лёшик видел, что Лариону Флёру стало не по себе, но учёный всё же собрался и твёрдо ответил:
– Да…
И тут лицо Ван дер Скрипкина растянулось в широчайшей улыбке, от уха до уха: человечку показалось даже, что во рту у миллиардера засверкали не меньше, чем шестьдесят четыре жемчужных зуба. И елейным, сладким-пресладким, тягучим голосочком он протянул:
– Ну а после еды?
– А-аа-пчхи! – громко чихнул кто-то. Звук донёсся из кармана Лариона Флёра.
Жирола быстро обернулась, Ван дер Скрипкин тоже замер и с удивлением поглядел на астронома. Ларион Флёр беспокойно заёрзал на месте и вдруг громко воскликнул:
– После еды? Разумеется, нет! Я не мою руки после еды!
Это, конечно, мой юный друг, было неправдой. Ларион Флёр после каждой трапезы всегда отправляется в ванную вымыть руки, и Лёшиков лично это видел. Но астроному пришлось соврать, чтобы Ван дер Скрипкин не стал выяснять, кто же всё-таки чихнул. И ему это удалось: король клея, услышав ответ учёного, сразу просветлел лицом. От радости он ударил каблуком по столешнице так сильно, что хрустальный столик издал скорбный стон.