— А хозяин-то, смотри-ка, немногим бы захотелось с ним дело иметь…
— Помоги мне чем-нибудь закрепить…
— На подъеме они еще, дойдут только к утру…
— Отойди, серебро ведь, одень хоть варежку… перемотай руку…
— Несли они, несли, и принесли! Наконец-то, шкуру не подпорти…
— Вечная слава герою, воздвигнувшему такой монумент…
— Я же сказал, ставь палатку вон за тем деревом! Хрен его знает, что на этой поляне! Я к реке спущусь. Наловим.
— Сеть принес?
— А, нехай динамитом. По доброте духа моего прославимся в рыбацких байках!
— Ой, смотрите, это же избушки Бабушки Яги!
— Да ну! Не может быть! Ты думаешь?
— Это кто их так изуродовал и посадил на мель?
— А ты на могиле была? Там земля такая же!
— Ее Величество была не в духе. Приказано отловить. Мы пока не знаем, с кем имеем дело.
— А как это здесь лето? Мы на курорте? Вот если бы землю тут купить: горы, озеро, река, и круглый год лето…
— Тут горячие подземные источники…
— Тут колодец какой-то… Кислота что ли? Смотри, какие волдыри, а я только до бревна дотронулся. Надо огородить…
— Разберем и завалим…
— Не понял, это что, жерло вулкана? Откуда здесь серебряное озеро?
— Это, наверное, с горы жила выходит, а внизу лава…
Люди, как люди. Нападать пока не собирались, и монумент избы пробовали пощупать, хоть и через рукавицы.
— Похоже, аллергия у меня на серебро, — объяснил тот, что старался отколупнуть кусочек. — Неважно себя чувствую. Силу оно у меня отнимает. Такой беззлобный становлюсь, сам себе противен. Просто заметил, как серебряный крестик на серебряной цепочке одену, куда ни сунусь, везде рукой помахали…
На реке ухнул динамит.
Манька забеспокоилась, как там водяной. Перебралась к чердачному окну, которое выходило на реку. Оборотни таскали сеть, но выше оврага, по которому стекала живая вода. «Интересно, если рыба плавала в живой воде и пила живую воду, она на них подействует?» — подумала Манька загадывая: если вытащат полную сеть, значит должна подействовать, водяной был не глупый малый и за сундуки с копеечной валютой мог бы немного удружить.
Рыбы в сети было столько, что когда ее вытянули на берег, она лопнула… Манька прикусила губу, прикидывая, сколько оборотней ею отравятся — получалось много! Партизанская война началась…
На поляне и вокруг нее между деревьями запестрели палатки и костры. Простого огня оборотни ничуть не боялись. Начинало темнеть, но до луны было еще далеко. На этот раз ветви неугасимого полена, росшие в земле, света не давали, но ярко пылали ветви на крыше, освещая весь луг. Кто-то прошел к углу избы и пописал на нее, отчего в избе завитало раздражение, которое Манька уловила всем своим существом. Язык изб она не понимала, но после того, как чертей и прочую нечисть повывели, чувствовала эмоциональные вибрации. Живой избе глумление пришлось не по вкусу. Но она не двинулась с места.
«Интересно, — подумала Манька, — а если их проткнуть кинжалом Дьявола, они умрут?»
— Не советую подпускать оборотня близко, — посоветовал Дьявол, как всегда вырастая из неоткуда с двумя чашками горячего чая. — Ну конечно умрут! — он три раза сплюнул через плечо и добавил: — Не приведи Бог биться с ними в рукопашную! Но не исключено… все может быть… они прыгают высоко, как будто летят. Красиво!
Манька уставилась на Дьявола, понимая, что он сущий Дьявол.
— И до чердака могут допрыгнуть? — с тревогой в голосе быстро спросила она.
— Ну,… — он высунул голову в окно, и смерил расстояние до земли, — в два приема, пожалуй!
— Поражаюсь я тебе, если меня убьют, ты хоть чуть-чуть пожалеешь? — проворчала Манька, приложившись к кружке.
— Некорректный вопрос, — ответил Дьявол, как всегда увильнув от ответа прямого. — На тебе живого места нет, а ты о смерти думаешь. Намедни еле-еле от костра оттащил, а сегодня вон как запела! — Дьявол состроил скорбную мину. — Я не могу, Маня, я ж бессмертен. Я пережил столько людей и нечисти, что воспринимаю смерть, как иронию судьбы смертного существа. Горько мне, что не надеешься жить вечно, как Помазанники мои, поэтому придется мне оттянуть тебя за уши от окошка! — он резко рванул Маньку за рукав, оттолкнув в сторону, ткнул пальцем в чердачное окно: — Тебя заметили, а это уже реальный шанс попасть, или не попасть в книгу живых и мертвых! А там как я положу — так и будет! Не видишь, они стрелять собрались ради смеха!
Зрение у Маньки было не таким острым, как у Дьявола, но она тоже различила, что один из подвыпивших изрядно к тому времени людей, поднял руку — и пуля ударилась о наличник раньше, чем она услышала звук. Оборотень промахнулся. То ли пугнул, то ли не метился, то ли не умел стрелять. Пуля отскочила от гвоздя и срикошетила рядом с другим оборотнем, который мгновенно побледнел и спустя минуту, после того, как пришел в себя, покрутил пальцем у виска. Еще один ругнулся, и сразу несколько пуль влетели в окно и ударились в обрешетку, пробив Дьявола навылет.
Дьявол побледнел, как оборотень, осматривая застрявшие в обрешетке пули. Потом как-то нервно ткнул пальцем вверх, обращая на пули Манькино внимание, которая и без того не могла оторвать от них взгляд.
— Вот так вот! Награда обещана за головы бунтовщиков и приказ, стрелять в любую мишень в лесу за рекой на поражение… С другой стороны, напрашивается добрый вывод: вампиры пока не догадались, кто укокал Бабу Ягу и свистнул у Благодетельницы наследство… Тебя ловили бы живьем…
— Это… а то, может, белый флаг выбросим?! И напишем: у нас бомжа в заложниках? Стреляют они лучше, чем я… — предложила Манька, ткнув пальцем в пули.
Она зябко поежилась: все пули предназначались ей. Дьявол хмыкнул, нисколько не опасаясь, высунулся в окно и пересчитал противника поголовно.
— Смотри сама, тебе решать, твоя это битва… М-да, многовато их, — сообщил он, поседев в одно мгновение, когда счет перевалил за полторы тысячи. — Не приручим мы их… — скорбно покачал головой и ухмыльнулся, возвращая волосам естественный черный цвет, похлопал ее по плечу: — Наберись терпения!
Внизу собиралась толпа, показывая пальцами на окно, за которым спряталась Манька. Дьявола в природе не существовало. Для Маньки, в принципе, тоже — он стоял в окне, и она прекрасно видела через него.
Но слишком резко отличались люди в ракурсе Дьявола — лица у них и вправду были какие-то двойные: лицо, а под ним размытый звериный оскал…
Но так то через Дьявола!..
На душе было погано. Она понимала, что ей придется убивать людей, которые ни в чем перед ней не виноваты, и, пожалуй, не виноваты в том, что оборотни. Так случилось. Не верилось, что они будут убивать ее — она тоже перед ними ни в чем не провинилась. Шутка Дьявола, что она сможет выжить в неравной битве, была оригинальной, но не настолько, чтобы поверить в свои силы. Она не Дьявол, в ней пули застрянут. Желание выбросить белый флаг, стало почти навязчивым.
Но что это даст?
Разве что выдаст себя — оборотни сразу сообразят, что их много, а ее мало… А кроме того, сюда пожалуют вампиры!
Оборотни раздевались, удивляясь по-летнему жаркой погоде, сожалея, что никто не догадался взять мяч, разминались, стреляя по деревьям, по избе, в подброшенные шапки и бутылки, которые осколками разлетались в разные стороны, гоняли по земле консервные банки, вытаптывая огород и поле изб. Костер они разводили один на пять — десять палаток. Манька с удивлением заметила, что ни одна ветвь неугасимого полена в костре оборотней не горела.
— Им не взять неугасимый огонь. Им и ветвь не поднять, — спокойно объяснил Дьявол, заметив Манькино волнение.
Потихоньку подтягивались отставшие, выискивая свободные места. По возгласам, которые эхом отдавались по поверхности реки, стало ясно, как оборотней много, и большая часть их сокрыта кронами деревьев.
На первый взгляд ничто не выдавало в них оборотней — люди как люди: человек всегда себя вел на природе именно так, нисколько не сомневаясь, что природные кладовые как-нибудь сумеют справиться с хвалеными признаками цивилизованности царя природы. Конечно, рыбу динамитом глушили, помочившись на углы, предали избы осмеянию, поляну изгадили, разворотили колодец с живой водой, деревья рубили так, что лес трещал и кряхтел скрипом падающих деревьев, на костре готовилась, может быть, та самая лань, которая отдала крынку парного молока. Но все же, Маньке не хотелось воевать с ними, и она не понимала, почему не может жить среди людей. Так муторно и тоскливо она не чувствовала себя давно. Окажись она внизу, была бы она лучше или хуже? Вот парень с девушкой целуются — она видела, как набросил он свою куртку на ее плечи, как девушка зябко поежилась от холода вечерних сумерек, как паренек вставил в ее волосы цветок ромашки, и она убрала ее, бросив под ноги.
Может, ее тянуло к людям?
Вглядываясь в их лица, Манька пытаясь понять, чем же она-то хуже, где и как они понимают, что она одно, а они другое? Она долго жила среди них, но они не приняли ее, и, может быть, ее проблема была в том, что она не умела искать радость, которую они считали радостью? Или она и в самом деле, имея комплекс генерала песчаных карьеров, так и не поверила, что нужна обществу — и дело не в Благодетельнице, которую она обвиняет, послушав Дьявола? Может быть, все дело в том, что она ищет спасение там, где его нет, и еще не поздно протянуть им руку?
Стемнело.
Только отсвет костров и неугасимый огонь, зажженный на крыше, освещал веселые и уверенные лица, которые показались Маньке много человечнее, чем ее собственное. Она оглянулась. Дьявол сидел, полуприкрыв глаза, и вглядывался в такую даль, которую она объяснить себе не могла. Не многие хотели бы оказаться на ее месте, рядом с тем, кого боялся весь белый свет. Для людей Дьявол был символом наказания, устрашением, угрозой. И только уверенность, что он заперт в Аду, как простой смертный, который по непонятной причине передал свои полномочия не поклонившемуся ему Спасителю Йесе, который уже две тысячи лет собирал всех в том же Аду, чтобы судить всех разом, тешили самолюбие, отодвигая Дьявола куда-то, откуда бы он не смог человека достать. Но он был, настоящий — Земля и Небо, нисколько не постаревший, как встарь, имеющий подход к каждой нечисти, играющий то в одни, то в другие ворота, паскудно издевающийся и над той, и над другой стороной, способный показать все царства земли в мгновение ока, затворивший врата Рая и отверзший врата Ада…
Слабое утешение, когда жизнь висит на волоске…
Она вдруг подумала, что ей нравиться Дьявол, и чтобы он не говорил, она не могла представить, что он способен не любить землю, потому что земля любила его, и каждый, кто жил в его земле, жил в согласии с Дьяволом. Кончиками пальцев Манька провела по месту, где с другой стороны застряла пуля.
«Не долго мне пришлось бы жить среди них!» — подумала она, прислушиваясь к тому, что делалось внизу. Сомнения разом оставили ее.
Да, она умрет, но одного, а то и трех оборотней заберет с собой — и пусть Благодетельница — вампир, который проклял ее до Судного Дня, им не будет покоя. Вряд ли она будет сидеть на могилке и охранять аршин земли, который принадлежит, и будет принадлежать Дьяволу…
Крест крестов на груди пылал, пульсируя и слегка обжигая тело, но золото было холодным, как лед. Манька чувствовала, как прислушиваются к каждому движению за пределами стен избы, молчаливо и грозно.
«Только бы не встали!» — подумала она, понимая, что если избы выдадут себя, то война начнется с этой самой минуты. «Может быть, еще все обойдется?!»
А внизу ощущалось заметное волнение. Оборотни распалились. Теперь они были хозяевами цветущего луга.
Она снова прислушалась к тому, что делалось внизу.
— Убить не можно, а нужно! Это ж какая свинья засела в этой груде серебра-злата? А если хозяин нашелся, что теперь?! Если с наружи столько добра, то внутри сколько?!
— Чисть мои ботинки! После всего ты мне еще должен остался!.. Карточный долг — долг чести!
— Не лезь к ним, сами разберутся. Мы пришли-ушли, а они положат здесь друг друга, отвечай потом!
— Я хочу пи-и-ить! Мне принесет кто-нибудь попить?
— Бери воду выше колодца. Это не вода, это черт знает что! Прямо в реку стекает…
— Может, взорвать его? Если тут строить пансионат, то колодцы и серебряное озеро надо будет забетонировать. Там будет лодочная станция, а там… коттеджи. Посмотри! Ну, так как, вкладываемся?
— Я посоветуюсь с Ее Величеством. Если государи возьмут на себя строительство подъемника…
— Горы? Это проклятые горы! Ты хоть представляешь, сколько там погибло? Я сама в библиотеке читала…
— Ерунда! Глупости! Горная гряда закрывает нас от холода северных и восточных ветров.
— А как ты это объяснишь, уважаемый коллега, тут нет гор! И лето!.. А на дворе январь!
— На Новый год? Не помню… Валялся где-то, пил где-то, сношался с кем-то…
— Не долго они его… Может, лесник? Сказано же, отстреливать всех!
— Да лешак его подери, может, сам леший был?
— Слыхал я, что Бабушка Яга водила дружбу со многими несовершенными духами. Может, за водой приходил?! У Бабушки Яги такой же колодец был. Поговаривали, не то она мертвая, не то живая…
— Это не живая, это мертвая! Поймали старика?
Манька прислушалась, прильнув к окну ухом, затаив дыхание.
— Думаешь, они его догонят? Как он выглядел?
— Сбежал куда-то. Не помню! Но ведь помнил же! Чудной какой-то…
— Вы про что? Куда это — они?
— Старикан тут один объявился. Сижу в кустах, и лосиха, как ты, в трех метрах, не более, и лосенок в кустах. Я уже приладил ружьецо, а он мне под ноги и сиганул, как черт. Лосихи с лосенком след простыл. Ломанулись через реку… Не догнать… Стрелял, но в глаз что-то попало…
Манька с облегчением выдохнула — лосиха в безопасности! Она видела, как волки угоняли зверей, но лосенка течением отбрасывало назад и выносило на берег. Ниже была бобровая плотина, и Дьявол велел волкам направить ее туда. Она снова прислушалась.
— Ха-ха-ха! Ружье-то хоть заряжено? Старик его напугал! А, может, штаны нам покажешь?
— Гонит он! Мы все обошли, следов много, а зверей нет. Две лани, и то по дороге взяли!
— Сейчас, ребята рыбы нажарят.
— Ешьте сами, я консервами обойдусь. Посмотрите, что у меня с руками! Пятеро уже лежат!
— Выше же ловят ребята. Там вода нормальная, чистая, вода, как вода. И ниже брали…
— А рыба не плавает туда-сюда? Она что, на привязи? Сказал же, эту гадость есть отказываюсь. Надо консервы открывать!
Манька расстроилась.
Во-первых, оборотни оказались умнее, во-вторых, живой воды в реке и вправду было недостаточно, чтобы неприятель отравился рыбой. Только зря продукты извели.
Но теперь она знала, как действует вода на оборотней: точно так же, как мертвая подействовала бы на нее. И обрадовалась, что им не пришло в голову ничего умнее, чем мысль взорвать колодец и завалить бревнами. Убрать их труда не составит, и она надеялась, что колодец сумеет восстановить себя. К счастью, бетон оборотни прихватить не догадались. Небольшой взрыв, который они устроили, разворотил колодец и открыл канал, и вода фонтаном поднялась на три-пять метров над землей. И еще раз расстроилась, сообразив, что не бедные люди позарились на землю, рассчитывая на прибыльность круглогодичного курорта по земноморским стандартам. Ей, конечно, в планах оборотней места не нашлось — мечта зажить тихой спокойно жизнью развалилась в одночасье.
«Ду-дуу-ду, все мы вместе, все мы рядом, ду-ду-ду…» — над поляной неслась музыка. Ночь предполагалась ясная, звездная, как и обещал Дьявол. Луна пока не показалась, она должна была взойти около полуночи. Если судить по летнему времени, то время было не позднее. Судя по тому, что оборотни не торопились напасть, у нее было часа три. Оборотни плотно поужинали, костры опустели, молодые люди собирались группами, кто-то достал гитару, где-то громко разговаривали и смеялись, то и дело доносился визг, где-то устроили танцы. Возле костров оставались лишь костровые, которые то и дело норовили примкнуть к общему сборищу, многие разошлись по палаткам.
Манька прильнула к окну. И тут же услышала у самой стены:
— Почтим минутой молчания вечный огонь, — парень скрестил руки на груди и склонил голову.
Манька глянула вниз и заметила еще несколько молодых людей с инструментами. Похохатывающие молодчики поддержали его частично. Некоторые загнули вверх голову и разглядывали изваяние избы в серебре с огнем на крыше. В свете живого огня изваяние было монументально зрелищным и вызывало искреннее восхищение оборотней.
— Я не надеялся найти такое сокровище в этом заброшенном лесу.
— Вот на кой оно вам сдалось, серебро? Золото бы было…
— А деньги? Продать же можно!
— Пройди триста метров и зачерпни ведром. Вон оно, кипит!