с тобой я обретаю покой. Я боюсь одного человека, — Татьяна опустила голову. — Мне кажется, что
он играет со мной, как кошка с мышью: позволяет убежать на какое-то расстояние и догоняет, наступая на хвост лапой. Он не оставит меня, я чувствую. И самое страшное то, что он въедается в
меня, проникает под кожу, заполняет собой. Я не хочу, чтобы он вытеснил тебя, но я слишком слаба, чтобы бороться с ним. Это сильнее меня, Кира! Вы разные, но чувства, которые я начинаю
испытывать к нему, набирают силу. Я не знаю, когда это случилось, не знаю! Он просто появился и
перевернул мой мир с ног на голову! А если я… Кира, а если я полюблю его? Это подло. Я тебя
одного люблю и не хочу, чтобы кто-то отбирал у меня мою любовь к тебе! Кто я без неё?! Как я
Леське в глаза смотреть буду? Ты нужен мне, очень нужен… Зачем он появился? Он не принимает
отказов и добивается того, чего хочет. Я ему нужна, я по глазам его вижу. Я больше не могу избегать
разговора с ним, но боюсь сорваться и не отказаться от него. Я должна, я знаю это, но… Если бы ты
только знал, чего мне стоит сохранять спокойствие рядом с ним! Кира, — женщина взглянула на
фотографию, — простишь ли ты меня? Я тебя люблю. Пожалуйста, верь мне. Верь, даже если я
самой себе верить перестану. Я очень тебя люблю, родной! — поднявшись, она стряхнула снег с
пальто и брюк, коснулась покрасневшими от холода пальцами серого памятника, вышла за пределы
кованой оградки и, не оборачиваясь, побрела в сторону кладбищенских ворот.
На душе легче не стало, наоборот, ещё гаже и тяжелее. Она, взрослая женщина, бегала от
проявляющего к ней интерес мужчины, как школьница от мальчишки, дёргающего её за косички.
Искушение и страх поддаться ему давили на неё. Раньше такого не случалось, всё было проще и
понятнее, но Роман заставил её сделать неудачный кувырок через голову и плашмя приземлиться на
твёрдую землю. Почему именно он? Когда он успел приблизиться к ней?
Антонова дошла до места, где оставила машину, и замерла, увидев рядом с ней Смирнова, расхаживающего туда-сюда.
Она растерянно посмотрела на него и остановилась, не решаясь подойти ближе, но он заметил её и, бросив под ноги недокуренную сигарету, сделал несколько шагов навстречу, сократив расстояние
между ними до жалкого метра.
Нахмурившись, финансист произнёс:
— Я не знаю, зачем сорвался на ваши поиски, когда ни я, ни Олег, ни Алеся не смогли дозвониться
до вас, и не понимаю, какого чёрта приехал сюда по наводке Анатолия, с которым встретился возле
вашего дома, но я определённо хочу услышать, почему вы так странно поступаете. Вас никто ни к
чему не принуждал, вы могли просто отказаться от приглашения, а не выключать телефон, заставляя
нервничать детей. Заметьте, я о себе не говорю, я говорю о детях, особенно об Алесе, которая по-
настоящему испугалась, решив, что вы могли попасть в аварию, и она потеряла второго родителя. Вы
соображаете? Это ребёнок! Ребёнок, который бьётся в истерике, потому что его мать впервые так
пропадает! Взрослые люди могут не обратить внимания на такой пустяк, но не дети!
— Я не думала…
— Я заметил! — Роман перебил Татьяну. — Вам ведь не свойственны подобные глупости, в чём же
дело? Если вам так захотелось побывать на могиле мужа, чего я бы никогда не решился осуждать, почему вы не сообщили Алесе? Мы ждали вас три часа, периодически пытаясь дозвониться, — он
поморщился и замолчал. Глубоко вздохнув, Смирнов прижал к себе брюнетку, крепко обнимая, и
прошептал: — Что же ты творишь, Тань? Леська так ревела, что и я себя накрутил чёрт знает до чего.
— Нужно позвонить ей, — Антонова уткнулась лицом в холодное, влажное от растаявших снежинок
пальто шатена.
— Я позвонил, как только Финогенов сказал, где ты.
— Она успокоилась?
— Да.
— Хорошо.
— Тань, не делай так больше, пожалуйста.
— Не буду.
— Поехали домой? У нас ещё немного курицы осталось. Хочешь?
— Хочу.
— Останетесь сегодня у нас?
— Останемся, — Татьяна готова была согласиться на что угодно в данную минуту, чувствуя себя
отвратительно из-за столь эгоистичного поступка. Она действительно совсем не подумала о том, какой может быть реакция её дочери. Эта слабость, этот порыв и желание выговориться Кириллу, человеку, который всегда понимал её, стоили кучи нервов людям, беспокоящимся за неё. —
Простите.
— Таня, — Роман обхватил ладонями её лицо и посмотрел в глаза, — всё будет хорошо, верь мне.
А она просто кивнула, потому что не было слов, чтобы сказать хоть что-то.
Ей бы бежать от него, но ноги не слушаются, ей бы закричать, но горло сжимает спазмами.
От него не уйти. Он не отпустит.
Борьба с самим собой самая трудная, битва с собственными принципами самая кровопролитная, война со своими привычками самая разрушительная.
Чем проще доказать что-то другим, тем сложнее убедить самого себя, что поступаешь правильно.
Каждый наш шаг — прыжок в неизвестность. Без намеченного маршрута мы бродим в пустоте, спотыкаясь и падая. Кто-то из нас находит силы подняться, а кто-то остаётся лежать, глядя на
исчезающие в тумане спины более решительных.
Татьяна сейчас боролась с самой собой, пытаясь удержаться за хрупкую соломинку, чтобы не
попасть в водоворот, затягивающий её без надежды на спасение. Соломинка ускользала, ломалась в
её пальцах, оставляя беспомощно барахтаться в этой взбесившейся воде, сражаясь за свою свободу.
Иногда мы сами не знаем, почему так упорно отказываемся от того, что нам предлагают. Просто мы
считаем, что наш выбор единственно верный, что иначе нельзя. Возможно, мы ошибаемся и
сожалеем, но трудно сразу принять правильное решение, и мы завязываем эту битву с самими собой, часто нелепую, бессмысленную и обречённую на провал.
Утопия. Мы не можем предвидеть её, но порой предполагаем и, боясь, всеми силами стараемся
развернуться от неё на сто восемьдесят градусов, что может оказаться главнейшей нашей ошибкой.
Мы слишком пессимисты, чтобы поверить в удачу, и слишком оптимисты, чтобы ждать полного
провала. Нам не хватает здорового реализма.
Глава 27
Когда Киса увидела Наталью, выходящую из ванны в лёгком шёлковом халате, у неё не было слов.
Она знала эту женщину и никогда не питала к ней положительных чувств, поэтому радовалась их с
Толиком расставанию. Видеть её спустя несколько месяцев в квартире брата было неожиданно и
неприятно.
— Привет, Ириш, — гостья запустила пальцы в мокрые светлые волосы. — Давно не виделись.
— Что ты здесь делаешь? — Ира замерла на пороге, не успев снять верхнюю одежду.
— Живу.
— Опять?
— Не опять, а снова.
— Где Толя?
— Ушёл выгуливать свою шавку.
— Шавку я знаю только одну, — прошипела Финогенова. — Течную суку, скачущую из койки в
койку.
— Ты всегда была слишком злой, девочка. Ничего, сдашь свои экзамены и свалишь в деревню коров
доить, — Наталья усмехнулась. — Постарайся не отсвечивать. Раздражаешь.
— У тебя совесть есть?
— Это для чистых душой и телом дурочек, как ты, красавица.
— Ненавижу тебя, — Киса вылетела из квартиры, хлопнув дверью. Плевать, что она устала после
лекций и жутко хотела есть. Сейчас ей было всё равно. Её трясло от злости. Как он мог? Как он мог
простить эту гадину и привести в свой дом? Ирина была уверена, что брат встречается с Дмитрием.
Она догадалась в тот вечер, когда они с Павлом признались в своих отношениях, а потом догадки
подтверждались раз за разом. Что изменилось? Она готова была принять эти отношения, хоть они и
претили ей, но не связь брата с мразью, не достойной зваться женщиной.
Ира бежала по улице, смахивая со щёк злые слёзы. Всегда спокойная и рассудительная, сейчас она
кипела.
Оказавшись на автобусной остановке, она перевела дыхание, достала телефон, задумчиво
посмотрела на него и решительно набрала Сизова. Нет, ей не нужны в данный момент Лёня и Павел, ей нужен человек, который был с её братом. Неправильно, грязно, но… Пусть так.
— Киса? — мужчина явно был удивлён.
— Где ты?
— На работе, понедельник же. Что-то случилось?
— Я могу приехать?
— Ирин, ты в порядке? — Дмитрий заволновался.
— Я всё знаю.
— О чём ты?
— Ты спал с Толиком, — прошептала она, стараясь не привлекать внимание окружающих.
— Тебе выпишут пропуск на охране. Жду, — Сизов отключился.
Киса влетела в приёмную под ошарашенным взглядом Татьяны. Она сжимала в руках свою куртку и
бешеными глазами смотрела перед собой.
— Ириш, — Антонова поднялась из-за стола, — ты что здесь делаешь?
— Меня ждут.
— Минутку, — женщина набрала Дмитрия и, получив подтверждение, кивнула: — Проходи.
Финогенова юркнула в кабинет, закрывая за собой дверь. Прижавшись к ней спиной, она
посмотрела на Сизова, стоящего возле окна.
— Дим, — голос дрожал, не слушаясь.
— Что случилось? — он приблизился к девушке. — Киса, что с тобой?
— Дим, верни его! — не сдержавшись, она всхлипнула. — Пожалуйста!
— Маленькая, ты чего? — мужчина обнял её. — Расскажи мне.
— Почему он не с тобой? Почему он привёл в дом эту тварь? Почему? — куртка выпала из
дрожащих рук.
— Кисуль, в жизни не всё идёт так, как нам хочется.
— Я хочу, чтобы у моего брата была семья, но я лучше соглашусь, чтобы он был с тобой, чем с ней!
— если Ирина кого и ненавидела, то только Наталью. Ненавидела всей душой, глубоко, необратимо.
— Ты сама догадалась?
— Да. Почему вы расстались?
— Он так решил, — Дмитрий сглотнул.
— Верни его.
— Не могу. Он не вещь, Кис.
— Пожалуйста, Дима! — она подняла глаза, умоляюще глядя на Сизова.
— Позволь ему самому решать.
— Почему ты так просто сдаёшься?
— Ты ещё слишком молода, Ириш.
— Я не понимаю.
— Поймёшь со временем. Успокойся, хорошо? — мужчина чмокнул Финогенову в нос и улыбнулся.
— Я тебя в таком виде к Пашке не поведу. Выпьешь кофе, приведёшь себя в порядок, и я провожу
тебя к Крюкову. Хочешь посмотреть, как он работает? — он старался отвлечь девушку.
— Хочу, — Ирина шмыгнула носом и отстранилась. — Обещай, что подумаешь? Я не буду давить, просто подумай, пожалуйста.
— Обещаю.
— Спасибо.
— Теперь ты успокоишься?
— Да.
Дома можно отрешённо смотреть в потолок, слушая фоном телепередачи об инопланетянах и
ведьмах, проворочавшись с боку на бок, уснуть под утро и встать совершенно разбитым, принять
холодный душ, влить в себя две чашки кофе и поехать на работу, где снова нужно быть собранным, внимательным и живым. Именно так вёл себя Дмитрий. По-другому быть не могло. Он не
пятнадцатилетняя девочка, чтобы уходить в депрессию, курить, сидя на подоконнике, и слушать
сопливые песни о несчастной любви.
Но умоляющий взгляд Кисы что-то сорвал внутри него, заставив дрогнуть.
___
— Кто это? — Вера схватила за руку пробегающую по коридору Настю и кивнула в сторону
Крюкова, обнимающего высокую незнакомку.
— Невеста Павла Олеговича, — с гордостью за начальника ответила Старикова.
— Он же вроде с вашей страшилой живёт?
— С Копейкиной? Ну и что? — девушка пожала плечами. — Дмитрий Александрович пришёл с
этой красоткой и сказал Павлу Олеговичу, что привёл его невесту, решив сделать сюрприз. И, скажу
тебе, сюрприз удался! Крюков прямо светится!
— А Копейкина?
— А ей что сделается? Наверное, с финансовым директором в курилке торчит, — еле слышно
прошептала Настя.
— Шипим, гадюки? — Женя стояла позади сплетниц, ухмыляясь.
— Ой, у меня работы много, — Старикова испуганно засуетилась и засеменила к отделу. Ей
совершенно не хотелось связываться с этой ненормальной.
— Не следует подкрадываться к людям, — Любимцева поджала губы.
— Если я узнаю, — Евгения, приблизившись, говорила очень тихо, — что ты чешешь своим
поганым языком о ком не следует, я заставлю тебя вылизать им все унитазы в туалете, а потом вырву
его и скормлю бродячим псам. Поняла?
— Не много ли ты на себя берёшь? — вспылила Вера.
— Ровно столько, сколько могу унести. Если Кондратенко пару раз вытер твоей спиной пол в своём
кабинете, это не значит, что ты получила какие-то привилегии.
— Ты никто! Одно моё слово…
— И? — Копейкина вскинула бровь. — Не смеши. Занимайся своими прямыми обязанностями: подавай кофе и раздвигай ноги. От тебя большего не требуют.
— Ты ответишь! — щёки Любимцевой пылали, её трясло от гнева.
— В школе у доски наотвечалась, — Женя сунула руки в карманы чёрных брюк и скучающе
вздохнула. Она окинула брезгливым взглядом стоящую перед ней девушку: — Я предупреждаю
лишь однажды. Для твоего же блага будет запомнить мои слова.
Задрав подбородок, Вера хмыкнула и, обойдя Копейкину, поцокала каблуками по коридору.
Как же её раздражала эта самоуверенная дрянь! Но ещё больше она ненавидела Павла. Ни рожи, ни
кожи, а отхватил каким-то чудом невесту. И самое обидное, что красивую, по-настоящему красивую.
Ничего, она ещё покажет им всем!
— Ни дня в разлуке? — улыбаясь, Евгения подошла к Крюкову и Финогеновой.
— Привет, — Ира не отрывала взгляда от блондина, обнимающего её за талию. Они просто стояли и
смотрели друг на друга.
— Ребят, это не лечится, в курсе?
— Что? — Павел чуть дёрнул плечом.
— Одержимость.
— И пусть, — он засмеялся. — Я счастлив, Жень.
— Вижу, — девушка похлопала друга по спине. — Рада за вас, дети мои.
— Спасибо, — Киса, заметно повеселевшая, склонила голову, выражая признательность.
— Может, на радостях отпустишь меня домой? — как бы невзначай поинтересовалась Копейкина.
— Не дождёшься. Иди работать.
— Павел Олегович, скотина ты.
— Знаю. Топай уже на рабочее место.
— Иду, иду, — показав блондину язык, Женя оставила парочку в покое.
Да, они смотрелись вместе странно, но красиво. Казалось, они идеально подходили друг другу
характерами, а их внешняя непохожесть добавляла какой-то изюминки.
Евгении нравилось наблюдать за ними и подкалывать. Но всё это было по-доброму, по-дружески.
В кармане завибрировал телефон, и девушке пришлось остановиться, чтобы достать его.
Она улыбнулась уголками губ, читая сообщение от Олега: «Жек, хочу тебя».
Он был открытым и простым в своих желаниях, не стесняясь озвучивать их. Именно это
притягивало Копейкину.
Если ты хочешь чего-то, скажи.
После того раза между ними ничего не было, кроме активного лапания друг друга в ванной, где их
едва не застал Роман за столь интересными действиями.
Женя не могла представить реакцию Смирнова-старшего, поэтому пока не решалась рассказать ему.
Может, и не стоит этого делать? Хотя гораздо хуже, когда человек узнаёт о чём-то внезапно, в самый
неподходящий момент или от посторонних.
Она думала, на автомате крутя в пальцах мобильник, как бы устроить встречу с Олегом.
У него дома нельзя — отец и брат никуда не денутся, у неё тоже — Павел явно не будет в восторге.
— Заходи уже! — Артур, молодой парень из её отдела, выглянул в коридор. — Давай быстрее, нужно закончить проверку.
— Спешка нужна при ловле блох и при поносе, — девушка фыркнула.
Нет, и подумать не дадут! Вот народ пошёл.
Глава 28
Толик осторожно касался пальцами светлых волос спящей рядом с ним женщины. Красивая
породистая сука. Первоклассная стерва. Элитная дрянь. Наталья была подобна тяжёлой
наркотической зависимости, которая губит, но не позволяет от себя избавиться, очаровывая сладким
дурманом, мимолётным, восхитительно желанным, заставляющим забыть обо всём.
Он никогда не заблуждался на её счёт, прекрасно зная, что можно ожидать от этой женщины, ставшей его слабостью и проклятием.