На каждый Титаник есть свой айсберг.
Так объяснил ему Кириан смысл «Илиады». Баланс и умеренность. Регрессия до средней величины. У каждого Гектора есть свой Ахиллес. У каждого Ахиллеса — Парис. У каждого Приама — Агамемнон, а у Агамемнона — Клитемнестра.
Рано или поздно каждый заплатит за неправильные поступки по отношению к другим. И когда расплата приходит в дом, она приводит с собой гадких друзей с копьями.
Кстати о…
Он повернулся, почувствовав присутствие сверхъестественного существа, которое всегда вызывало на его губах мечтательную улыбку. Как только он увидел зеленоглазую Коди в обтягивающей красной футболке, то понял, что стоило бы надеть штаны посвободнее. К счастью, на нем была мешковатая гавайская рубашка.
— А вот и моя малышка.
Ее чудесная улыбка только ухудшила его положение.
— Когда-нибудь мне придется выучить каджунский, — она нахмурилась. — Кто знает, может под вашим акцентом скрывается оскорбление.
Ник спокойно скинул рюкзак с плеча и выставил его перед собой, на всякий случай.
— Нет, милая. Я бы никогда так не поступил с моей красавицей.
Брайнна засмеялась:
— Не знаю, девочка. Я тут провела уже столько времени, но все равно к нему не привыкла.
Шон цыкнула на нее.
— Ты разбиваешь мое патриотическое сердце!
Ник выдал самый сильный каджунский акцент:
— Они не понимают, милая… не понимают. И что нам с ними такими делать?
— А давай скормим их крокодилам, — Шон подмигнула ему.
Брайнна хмуро посмотрела на Коди.
— Тебе не хочется увидеть субтитры, когда он так делает?
— Нет, я могу его понять, если только он не говорит на каджунском на самом деле, пусть даже слова он произносит быстро и с акцентом. Но вот Баббу и Марка… Мне точно нужны субтитры, когда они чем-то возбуждены и тараторят. Понятия не имею, на каком языке они говорят.
— Это старый добрый акцент Теннеси, — поддразнил ее Ник. — И у них он не сильный.
— Для тебя, — ответила Коди. — Но следует помнить, что мой родной язык не английский.
Глаза Брайнны расширились.
— Нет?
Коди побледнела, когда поняла, что проговорилась перед Брайнной и Шон.
— Хм, нет. Я родилась в Греции и моя мать египтянка.
— Правда? — ахнула Брайнна и посмотрела на Ника. — А мы только про Грецию говорили. Так первым ты выучила греческий или арабский?
Ник приподнял бровь, ожидая ее ответа… Хотя в современном Египте и говорили по-арабски, мать Коди была древней богиней. Так что она росла, разговаривая на иератическом и демоническом египетском — мертвых и забытых языках. Даже ее греческий — произошедший от койне-греческого диалекта Кириана, отличался от современного.
— Греческий, — сказала она быстро.
«Дешево отделалась».
Коди бросила на него раздраженный взгляд.
«Не говори со мной в таком тоне. К твоему сведению, по-арабски я тоже говорю свободно. Мой отец несколько лет прожил среди кочевых племен Северной Африки».
Странно, но этого он не знал.
— Впечатляет, — сказала Шон. — У тебя совсем нет акцента. И как тебе так повезло?
Коди пожала плечами.
— Хорошая генетика. Хотя моим родителям легко давались языки, но от акцента им так и не удалось избавиться. А вот моим братьям удалось.
Брайнна ахнула еще громче.
— Не знала, что у тебя есть братья. Почему они не ходят в нашу школу?
«Ты сегодня раскрываешь всевозможные секреты. Кто-то наслал на тебя заклинание правды?» — передал ей Ник свою мысль.
«Знаю! Помоги!»
Ник кашлянул:
— Ее братья намного старше. Они не живут в штате.
— А, — Брайнна кивнула. — Поверь мне, я понимаю. У меня огромная семья по всему миру. Та еще заноза.
Прозвенел звонок.
Ник громко застонал, ученики потянулись к классам.
— И где мой геморрой? Странно, что он не рядом со мной.
— Может, он болен, — предположила Брайнна, не зная, что Калеб был демоном-полубогом и не мог болеть.
Ну, однажды он заболел, но это были особые обстоятельства и такого не должно было повториться. Господи, да он молился, чтобы этого больше не произошло.
Когда они направились в класс, к ним по холлу подлетел Калеб.
Ник приподнял бровь.
— Что-то не так?
— Будильник не сработал.
— Странно.
— Да, — сказал Калеб язвительно. — Ты себе не представляешь. Аэрон тоже проспал.
А вот это странно. Расчудесный Леголас мог бы поспорить с мамой Ника на деньги, что никогда не будет никуда опаздывать. Кроме того, он придерживался ужасного жесткого военного графика. Он был не богом войны, а человеком с обсессивно-компульсивным расстройством.
Ник скривился.
— Опять зайттигеры?
— Не смешно.
— Да я и не шучу, — потому что хранители времени со своими серпами обезглавливали тех, кто злоупотреблял временем, и о таком не шутят. Особенно учитывая, что они выглядели, как доктора, лечившие чуму, и казалось, будто у тебя галлюцинации о фильме ужасов в стиле вуду.
И они капают кровью на твои единственные ботинки, пока ходят за тобой, как жуткие тени, от которых не отмахнуться.
Да, Ник не стал бы шутить о таком.
Наверное, это причина, чтобы завести еще одну пару ботинок. Девчонкам может понравится.
Ему все еще снились кошмары, после последнего столкновения с этими жуткими существами.
— Знаешь, — медленно начал Ник. — Нам бы не помешало лечение. Но учитывая все, с чем мы имеем дело… Если я расскажу об этом постороннему, нас запрут в психушке, а ключ выкинут.
— Так и будет, — Калеб вел их в класс. — И я уже пожил в громадной клетке, так что не рекомендую.
— Да, но в твоем случае, твоими внутренностями обедали демоны.
— Правда. А твой отец пытался вырвать мои крылья, — Калеба передернуло от воспоминаний. — Я уже говорил, как ненавижу твоего отца?
— Неа, но я чувствую, брат. Он тоже у меня в любимчиках не ходил.
Коди покачала головой.
— Вы оба такие дурные.
Ник возмущенно кашлянул.
— Как будто ты его больше нас любила. Насколько я помню, ты сама пыталась его убить.
— Твой отец был чертовым садистом.
— И мы так считаем. Никто не плакал, когда он умер, — Ник пропустил Коди в класс и направился к своему обычному месту.
— Ну, не надо было это озвучивать.
Он издал тихий демонический рев и послал рассерженный взгляд Калебу.
— Она снова пытается сделать из меня человека. Да что такое с женщинами? Фу! А потом она мне скажет не ковырять в пупке.
— Ник! Это гадко!
— Вот видишь!
Она покачала головой, прикрыв глаза руками.
— Ты такой ужасный. Калеб, спасибо, что ты джентльмен с хорошими манерами.
— Не за что. Меня перевоспитала Лил. Но если тебе станет легче, Ник, я был гораздо хуже тебя, когда она меня встретила.
Ник уселся, смеясь. Пока он копался в сумке, в голове промелькнуло странное видение — Калеб и Лилиана. Видение было таким ярким, живым и мощным, что он замер на месте. На него обрушилось невообразимое горе и физическая боль.
Малфаса ранили в бою, прокололи бок копьем, и за ним гнались войска сеферимов, сражавшихся против армии первого Малачая.
После долгого преследования Малфас наконец-то оторвался от врагов и нашел место со свежей водой. Из-за болезненных ран и попыток не потерять сознание, у него не осталось сил, чтобы отозвать свою демоническую форму. Так что он лежал у ручья на животе, расправив черные крылья, его красная кожа была залита черной кровью.
Он едва дышал и пытался остановить кровотечение, когда услышал, как рядом кто-то ахнул. В ярости он направил меч на того, кто помешал ему, намереваясь убить.
Но как только он заглянул в наполненные страхом ярко-голубые глаза, то заколебался. Глаза принадлежали ангельскому личику — с такими он не сражался.
Ее нос был немного большим для личика, как у феи, но он не отвлекал от ее красоты. Этот маленький изъян каким-то образом делал ее еще красивее. Ее светлые волосы были заплетена в тугую косу, но из нее выбивались кудряшки и обрамляли лицо.
Хотя она явно испугалась его, но все равно прикусила губку настороженно и начала медленно приближаться.
— Ты ранен?
Ошеломленный тем, что она не закричала и не убежала прочь, Малфас хмуро посмотрел на нее.
— Ты меня понимаешь?
Когда она подошла ближе, он обнажил клыки и зашипел, надеясь прогнать ее.
Вместо этого она замерла:
— Демон, я не причиню тебе вреда. Я целительница. Позволь мне помочь тебе.
Эти слова ошеломили его. Она — человек, зачем ей ему помогать? Они были по разную сторону войны. И ей следовало об этом знать. Такие, как он убивали людей сотнями, где бы не отыскали их.
Не жалея, не рассуждая и не колеблясь.
А она все равно стояла, опустив руки. Он не чувствовал никакого подвоха. Она казалось самым искренним созданием из всех, что он знал, хотя таких он знал не много. Большинство его знакомых были теми еще змеями, способными предать в мгновение ока.
— Пожалуйста… позволь помочь. Если тебя тут найдут, то позовут на помощь других, чтобы убить.
— А почему ты не позовешь?
— Лично мне ты ничего не сделал. Я не верю, что кто-то должен отвечать за поступки других, лишь за свои, — она подошла к самому кончику его меча, покрытого кровью поверженных врагов.
Лишь тогда она засомневалась, заметив это.
Малфас опустил меч и позволил ему выпасть из рук. Он сложил крылья и зашипел, потому что от этого стрельнул бок.
С самым нежным выражением лица, которое когда-либо предназначалось ему, она опустилась на колени и положила мягкую ладошку на его щеку. Его трогали так впервые в жизни. Целую минуту он не мог дышать, от захлестнувших его незнакомых чувств. А кожа ее пахла розами и медом — восхитительный запах, пробудивший в нем жгучий голод.
Но он не жаждал крови или костей. Он не знал, чего хочет от нее.
— У тебя жар.
Его поразило, что она не отпрянула от его неестественно-красной кожи и длинных оранжевых волос. Вместо этого она взяла его за лицо и не поморщившись заглянула в желтые демонические глаза, стирая кровь с его щек и губ.
— Можешь встать?
Он кивнул.
И к его величайшему изумлению она помогла ему подняться на ноги. Когда ее нежная ручка скользнула по его черным крыльям, чтобы поддержать, он пропал от ее доброты.
— Здесь есть пещера, в которой я играла в детстве, вон на том холме, — она мотнула головой в том направлении. — Туда никто не ходит. Люди думают, что там призраки. Там ты будешь в безопасности, и я смогу ухаживать за тобой и приносить еду.
— Не понимаю, зачем тебе помогать мне.
— Потому что ты нуждаешься в этом.
Он покачал головой.
— Ты меня не боишься?
— До ужаса.
Так и должно было быть. Он возвышался над ее хрупким человеческим телом. Ему ничего не стоило разорвать ее на кусочки и с помощью ее костного мозга и крови восстановить силы и залечить раны. Он разрывал мужчин в два раза больше ее, вооруженных, тренированных воинов.
И все равно она стояла рядом, безоружная. Ее единственной защитой было тонкое светло-желтое платье, через которое под лучами солнца просвечивалось ее тело. На ней даже не было украшений, с помощью которых она могла бы заколоть его.
Ничего.
Даже ее ногти были настолько короткими, что она бы не смогла его оцарапать. Она была беззащитна, как мышонок. Часть его хотела отведать ее крови, узнать, была ли она такой же сладкой, как пахла. Та же часть его души ненавидела ее за то, что она смела вот так стоять рядом с ним, за невинное доверие, как будто говорящее, что она знала, что он не причинит ей вреда.
Как будто она заставляла его проявить безжалостность. Он поклялся, что всегда будет таким, что никогда больше ничего не почувствует, останется глух к миру и его боли.
Она была его врагом, тем, кого пытался защитить его отец. Малфас поклялся с помощью своего меча и армии уничтожить каждого члена ее жалкой расы, увидеть, как исчезнет зараза, которой они и были.
Человечество… Слово отдавало горечью на его языке.
Но когда он посмотрел на нее и почувствовал жар ее ладошки на своей коже…
Внутри не было ненависти. Он хотел успокоить ее и прогнать страх из ее глаз. И ему даже хотелось узнать, как выглядит улыбка на этом невинном личике.
— Я не причиню тебе вреда, малышка, — он не знал, кого больше удивили его слова — его или ее.
Впервые ужас исчез с ее лица и взгляд стал мягче и теплее. Обняв его за талию, она мягко направила его к пещере.
— Все демоны такие огромные?
Он фыркнул от ее вопроса.
— Зависит от особи, — он резко втянул воздух, когда споткнулся о куст ежевики и боль вернулась снова. Она не сморщилась, когда он навалился на нее сильнее, чем хотел.
Удивляясь ей, он ослабил хватку на ее плече, не желая причинять ей боль.
— А все женщины такие же храбрые?
Наконец-то на ее губах появилась улыбка, и она ошеломила сильнее, чем он думал.
— Зависит от особи.
Он приподнял бровь в ответ на ее поддразнивания.
— А ты нахалка.
— Так и мой отец говорит. Моя вина в том, что я не знаю своего места. Но кто может знать его лучше, чем я? И кто может лучше определить его? Так что я не буду ни под кого подстраиваться. Это моя жизнь, такая, какая есть. И я буду жить по своим правилам столько, сколько захочу, — она завела его в темную пещеру, где он применил ночное виденье.
Для него тут было как дома.
К его удивлению, она не боялась тьмы, что он звал домом. Он сел на пол, а она пошла в угол и достала маленькую трутовую коробочку. Если бы он не знал наверняка, то решил бы, что в ней кровь демонов, так ловко она двигалась почти в кромешной тьме.
Но это лишь потому, что она была знакома с местом и знала тут все. Лилиан достала спичку, подожгла ее и поднесла к маленькой сальной свечке. Держа ее в воздухе, она подошла к нему и поставила ее в маленький подсвечник, который сама же и соорудила.
Как только она смогла видеть, то повернулась к нему и опустилась на колени. Когда она потянулась к его кирасе, он схватил ее своей когтистой лапой.
— Что ты делаешь?
Она спокойно посмотрела на него.
— Хочу осмотреть твою рану. Ты же не думаешь, что я причиню тебе вред?
Нет, но довериться было не легко для него. В прошлом не было никого, кто бы не пытался причинить ему вред. Включая его собственных родителей.
Он нехотя ослабил хватку и сдался ее заботе. Она, как и обещала, не причинила ему вреда, лишь осторожно осмотрела рану, затем оторвала часть нижней юбки, чтобы перевязать ее.
Этот бескорыстный поступок поразил его вдвойне. Во-первых, ради него она испортила свое платье. Во-вторых, ее прикосновение было легче перышка, и тронуло до глубины его прогнившей души.
Закончив, она села и улыбнулась ему.
— Тебе нужно лежать и отдыхать. Я принесу тебе что-нибудь попить и поесть.
— Спасибо.
— Не за что.
По тому, как она это сказала, он понял, что она что-то хочет от него, но не понимал, что.
Через секунду она рассмеялась.
— Как тебя зовут?
— Малфас.
— Малфас, — повторила она с отвращением. — Это имя тебе совсем не подходит.
— И как ты это поняла?
— Ты слишком красив, чтобы быть Малфасом.
Она чокнутая? Он был полностью демоном в ее присутствии. Он уже выяснил, что больше всего люди ненавидят их, когда они носят шкуру демонов. Все в них противело человеческим особям.
Но, казалось, это ее не беспокоит: ни черная кровь, ни длинные когти, предназначенные для того, чтобы разрывать человеческую плоть. Она вела себя так, как будто он был нормальным, как дневной свет.
И это смягчило его сердце воина, как никогда раньше.
— И какое имя тогда предложишь, малышка?
Она мило прикусила губку, задумавшись. Затем, к его полному изумлению, она протянула руку, нежно откинула оранжевые волосы с его лица, чтобы держась за него, изучить его черты.
— Калеб, — его ошеломило то, что она инстинктивно выбрала имя, близкое к его имени-призыва… как будто почувствовав его. И более того…