— Так у тебя действительно день рождения? Или нет? — пора узнать хотя бы его возраст. На вид лет двадцать, но подростки сейчас выглядят слишком взросло. Еще не хватало получить билет в места не столь отдаленные за попытку совратить несовершеннолетнего.
— Действительно, — выдавливает он с явной неохотой.
— Скорпион, значит?
— Ебать, умоляю, только без вот этого вот дерьма! — восклицает он, заставляя тебя улыбнуться. А потом сразу добавляет: — А ты кто?
— Овен.
— Фу.
— Фу?
— Ненавижу овнов.
— Ты же не веришь во все это дерьмо!
— Не верю, но вот именно овнов ненавижу. Упертые ублюдки.
— Не без этого, — соглашаешься ты. — И сколько тебе исполнилось, если не секрет?
— Двадцать один, — он выговаривает это с таким напряжением, будто разговоры о себе причиняют ему невыносимую боль.
— А почему не празднуешь с родными?
Чувствуешь, что лезешь, куда не просят. Но невыносимо хочешь узнать о нём больше. Узнать абсолютно всё.
Какое-то время он молчит, без интереса всматриваясь в окно и наблюдая за быстро сменяющими друг друга городскими пейзажами. Ты тоже молчишь. Нельзя давить. Захочет, расскажет. Не захочет… Что ж.
Но он всё-таки заговаривает. Глухо. Тихо. С какой-то безнадёгой, просачивающейся между слов, выговариваемых с наигранным весельем. Ты узнаешь, что родители его в разводе. Между прочим, оба далеко не бедные люди. Что у каждого по новой семье. И по ребёнку. Рассказывает, как в четырнадцать его отправили к бабушке по отцовской линии. О том, как закончил школу с отличием, а затем попал не в ту компанию. Начались проблемы. Намотал бабушке нервов на тысячу лет вперёд. Не говорит, что сожалеет. Но в тоне чувствуется еле уловимое презрение к себе самому. А затем бабушка умирает. И он остается сам по себе. Оба родителя смотрят на него, как на бракованную игрушку. Мать говорит, что слишком похож на отца. Отец уверяет, что он — копия матери. В обоих случаях это явно не комплимент. Признается, что поступил в университет на бюджет. Парень-то смекалистый. Через год вылетел за прогулы и хвосты. В то время выпивка и друзья казались ему куда важнее обучения.
— А теперь? — спрашиваешь ты тихо.
— А теперь я знаю, что друзей у меня нет, — смеется он.
— А кто же те ребята, с которыми ты был в первую нашу встречу?
— Вынужденные собутыльники.
Молчите. Вопросов тьма. Но обрушивать их все разом ты не рискуешь. Надо подождать. Дать ему передышку. А уж затем…
— Родители совсем не помогают?
— Помогают конечно. Деньжат постоянно подкидывают.
— Встречи?
— Нет.
— С днем рождения-то хоть поздравили?
Долгое молчание.
— Нет. Не сильно и хотелось, знаешь ли, — торопливо добавляет он. Говорит он всё это осторожно, с шуточками и самоиронией. Будто боится ненароком вызвать жалость. Чувствуется, что он отвык вести беседы на личные темы. В жестикуляции читается смятение. И даже кепка с надписью «пиздец» не отвлекает от того, в каком напряжении он находится.
— Но видимо денег дают не так много, как хотелось бы, раз клянчишь пиво у незнакомцев, — решаешь ты пошутить.
— Я вообще-то не на иждивении у родителей и работаю, — вот этой новостью он тебя обескураживает. Это куда ж могут взять с «Мудилой» на лбу.
— И где работаешь?
— В маке.
— О-о-о…
— Что? Что-то не устраивает? Нормальная работа, — ощетинивается он.
— Нет-нет, я и не говорю, что плохая. Работа как работа. Но с твоей татуировкой… Представляю, как маленькая девочка просит у тебя Хэппи Милл с пони, а затем бежит к маме спросить, что означает слово у того дяди на лбу, — улыбаешься ты.
— А я в кепках хожу. Ничего не видно.
— Вопрос о клянченье пива остается открытым, — напоминаешь ты.
— Я не клянчил, а ты не обеднел, — констатирует он. — Если ты такой скряга, не удивительно, что у тебя никого нет. Если нет…
Ого, прощупывает почву? Серьезно, что ли?
— Разве я таскался бы в твой район, если бы у меня кто-то был? — задаешь ты справедливый вопрос.
— Почему бы и нет. Днем ты примерный семьянин с красавицей женушкой и двумя личинками, а вечером идешь снимать мужиков. По-моему, нормальная практика.
— Говоришь так, будто уже сталкивался с этим, — хмуришься ты.
— А то, — неестественно весело подтверждает он.
— Значит, я не первый?
— Смотря в чем, — ставит он своим ответом тебя в тупик.
— В том, что интересуюсь тобой.
— Конечно, не первый. Я же красив, как Бог! — смеётся он, но тебе не смешно. Не очень приятно вставать в одну линию с людьми, которые сперва под натиском общества построили семью, изменив себе, а затем пошли потворствовать своим желаниям, изменяя семье.
— А в чем же я первый? — готовишься услышать очередную издевку, но неожиданно получаешь комплимент:
— Первый, к кому я в машину сел.
— Рад, что вызываю у тебя доверие, — ты не в силах сдержать улыбку.
— Это не доверие, — спешит он тебя разуверить. — Просто тебе, если что, я точно смогу накостылять, — ехидничает он, но ты все равно продолжаешь улыбаться, как дебил.
— А что за манера называть женщин тёлками, а детей личинками?
— Все их так называют.
— Все — это кто?
— Моё окружение. Ты слишком старый, чтобы понять.
— Но это же дико, — замечаешь ты.
— Не дико, если правильно понимать, о чём идет речь, — не соглашается Мудила. — Все эти бесконечные срачи, которыми забит интернет… Всё это от недопонимания.
— Ах ну да.
— Ну да. Вот тебе загадка на логику: видишь человека, который ведёт себя, как скотина. Если этот человек мужчина — он козёл. Если женщина — тёлка. Если ребёнок — личинка. Ты же не назовешь женщину козлиной, а ребенка тёлкой, верно? У каждого пола и возраста есть свое наименование, отражающие сучью натуру человека. Вот как это вижу лично я. Типа есть норм чувак, а есть уёбок. Есть женщины, а есть тёлки. Есть дети, а есть личинусы.
— А есть Мудила?
— Да, и таких как я немного! Я почти уникален! — заверяет тебя парень.
— А по-моему Мудил на планете как раз-таки дохера, — не соглашаешься ты.
— Да? Так найди себе другого, хер ли ко мне прицепился?
— Жизнь несправедлива, влюбился в человека, а он Мудила, — смеешься ты.
Не все его слова тебе нравятся. Не во всех рассуждениях ты с ним солидарен.
Юношеский максимализм. Слишком острый язык. Недостаток воспитания. Отсутствие привычки думать, прежде чем что-то говорить.
И всё равно, чем больше он открывается тебе, тем больше ты чувствуешь, как увязаешь в нём.
Так и едете дальше сквозь улицы и испорченное прогрессом дыхание города, периодически перекидываясь незначительными фразами. Ты задаёшь ему вопрос за вопросом. Он же у тебя не спрашивает вообще ничего. И ты не можешь понять, хорошо это или плохо.
— А почему Кот? — вспоминаешь ты про кличку. — Любишь животных?
— Равнодушен.
— Почему тогда?
— Из-за фамилии.
— О-о-о, у меня тоже в студенческие годы была кличка, связанная с фамилией, — раз он не спрашивает, расскажешь о себе сам.
— Это какая же?
— Ворон.
— Пернатый, значит. Воронов? — пытается он угадать.
— Нет, Воронской, но один фиг. А твоя — Котов?
— Не совсем…
— Котков?
— Неа.
— Сдаюсь.
— Вот и хорошо, я бы все равно не сказал.
— Почему же?
— Дурацкая она.
— Разве может быть дурацкой фамилия, от которой происходит такая кличка? — не веришь ты.
— Ещё как может.
— Скажи, — настаиваешь ты.
— Нет. Хочу, чтобы ты помучился.
— Я уже мучаюсь. И дольше, чем ты предполагаешь.
— Тоже мне мученик хренов, — фыркает он. — …Котиков.
— Как-как?
— КОТИКОВ! — орет он что есть мочи. — Моя фамилия Котиков, доволен?
Ты пытаешься сдержать смех. Честно. Изо всех сил подавляешь его, но он все равно рвется наружу.
— Так ты что же… Аха-ха-ха! Котик?!
— Иди-ка ты в жопу, — рычит он, насупившись, как ребёнок. По сути, ребёнок и есть.
— Милая фамилия. Тебе идет.
— В ЖОПУ — ЭТО ВПЕРЕД И НАЛЕВО.
— А ты знаток, будешь мне вместо навигатора.
Ты чувствуешь, как беседа становится всё более непринужденной. Оказывается, что у вас идентичные музыкальные вкусы и разительно противоположные в плане кинематографа. Он хочет побывать в Германии, ты — в Израиле. Он до трясучки любит сыр, ты — вишневое варенье. Он сова, ты жаворонок. У вас много общего. Отличий больше вдвойне. И все же ты чувствуешь, как с каждым новым ответом влюбляешься в него всё сильнее. Теперь он — не просто красивая оболочка с выразительным взглядом. Человек, полный мыслей и идей, амбиций и планов. Человек, в твоих глазах становящийся все более пленительным и желанным.
Время играет злую шутку. Когда ты возвращаешь его обратно к злосчастному магазину, на часах шесть утра. Ехать домой спать бессмысленно, но следует хотя бы принять душ после ночной поездки со справлением нужды на улице. Да и хот-дог, который вы ночью купили в маленьком придорожном ларьке, до сих пор бродит в желудке. Ты не уверен, что переживешь этот рабочий день, но… Это того стоило.
Он спит. Вырубился минут двадцать назад, упершись правой щекой в стекло окна. Протягиваешь руку, чтобы разбудить, но замираешь, вспоминая, как еще вчера вечером не решился к нему прикоснуться. Ещё вчера он был для тебя незнакомцем, наваждением. Теперь кажется самым родным человеком на свете. Ты аккуратно убираешь упавшие на глаза волосы за ухо, открывая татуировку, едва касаешься виска. Он вздрагивает во сне и кепка с провокационной надписью падает с колен, ты ловишь её в последнее мгновение перед соприкосновением с заляпанным грязью ковриком и… Понимаешь, что почти нависаешь над парнем. Лютое желание поцеловать его возникает резко как по щелчку пальцев, обжигая твои губы и заставляя дыхание потяжелеть.
«Серёга, не стоит», — проносится в голове. Может и не стоит, но контролировать себя слишком сложно. Ты наклоняешься ближе, чувствуешь его дыхание подбородком.
И он открывает глаза.
Отскакиваешь от него слишком резко, ударяешься головой о крышу машины и бухаешься обратно на свое место. Мудила как ни в чем не бывало зевает, демонстрируя возможности своего рта во всей красе, а затем начинает сверлить тебя взглядом.
— Это что сейчас было? — Знает же что, так какого черта…
— Ничего, — досадливо отвечаешь ты, потирая ушибленную макушку.
— Типа воспользоваться ситуацией решил?
— Типа изначально я всего лишь спасал твою кепку от грязи, — киваешь ты на «пиздец», что все еще в твоей руке.
— Изначально — может быть. А потом?
Допытывается с таким усердием, будто в твоем ответе есть хоть какой-то смысл.
— Потом я потерял контроль.
— И что же теперь? Испугался?
Он тебя с ума сводит. И в данный момент не в положительном смысле.
«Чего ты хочешь? Чего ты, блять, от меня хочешь!»
Ты смотришь на него с легко читающимся недоумением.
Сука, вот же Мудила.
Резко наклоняешься к нему, хватаешь его за куртку и притягиваешь к себе настолько близко, что твои губы Почти касаются его. Даже после этого действия он продолжает смотреть тебе прямо в глаза, не отводя взгляда.
— Ну? — улыбается он.
Мудила, чтоб его.
Ты преодолеваешь последние миллиметры для поцелуя, а он внезапно резко отскакивает от тебя, открывает дверь и вылезает из машины.
— Смотри не двинь кони на работе, — кидает он, даже не повернувшись, оставляя тебя наедине с бесконтрольной яростью и «пиздецом», который ты сжимаешь до побелевших костяшек.
— И кто, блять, после этого из нас пидорас?! — в сердцах кидаешь ты кепку на приборную доску. Тебе бы уделить пару часов своим чувствам, пострадать всласть, позлиться. Но работа сама себя не сделает, поэтому ты лишь обессиленно вздыхаешь и уезжаешь.
========== Встреча 5 ==========
Организм вымотан и требует сна. Весь рабочий день ты походишь на зомби, который безуспешно глотает кофе чашку за чашкой, но не получает должного эффекта. Концентрация на любом действии вызывает невыносимую мигрень, а каждый вопрос со стороны помощника рождает необъяснимое раздражение. Но это не останавливает тебя от того, чтобы после работы вернуться на то же место, где вы распрощались с Мудилой с утра. Только теперь осознаешь, что даже телефона его не знаешь или странички во вконтакте, а значит, реши он исчезнуть из твоей жизни, труда ему это не составит. Конечно, можно было бы сторожить его у магазина сутками напролет или нанять частного детектива, но…
«Серёга, ты бредишь», — одергивает тебя внутренний голос, пытаясь помочь тебе справиться с влюбленной лихорадкой. У тебя и до этого бывали сильные симпатии, но чтобы встрять настолько… Такое ты ощущаешь впервые. Если раньше тебе казалось, что сильные спонтанные чувства — удел подростков, а с возрастом люди утрачивают способность к таким ощущениям, так как становятся прагматичнее и расчетливее, то прямо сейчас ты сам же рвешь все шаблоны.
Проходит час. Нервно стучишь пальцем по рулю в такт мелодии, льющейся из динамиков. С усердием всматриваешься в лицо каждого прохожего. Несколько раз выходишь из машины и быстро, нервно куришь, рассчитывая, что Мудила увидит тебя, где бы он ни находился. Но надежды остаются надеждами и только. Его нет.
Ты уже собираешься уезжать, когда мимо машины проходит шумная компания. Твой взгляд безошибочно вылавливает знакомый профиль среди толпы. Мудила идет, обнимая какую-то девушку. Заметив тебя, он улыбается, подмигивает и показывает язык. Его рука при этом спускается ниже и сжимает ягодицу спутницы. А та и не против.
Кто-то из компании что-то говорит, и все вместе они начинают гоготать на весь квартал. Мудила с друзьями проходит дальше. Ты прослеживаешь их взглядом и видишь, как они заходят в какой-то задрипанный бар с наполовину перегоревшей вывеской.
У тебя ступор.
Быть такого не может.
Тебе, наверное, показалось.
Ну да, совершенно точно показалось.
«Нихера…» — внутренний голос беспощаден. Руки начинают дрожать. Сердце колотится, как бешеное. Зубы против воли сжимаются до боли в челюсти.
Да нет же… Да как же?..
— Блять! — вскрикиваешь ты в отчаяньи, со всей силы ударяя руками по рулю. Бродячий пёс, который до того копался в помойке неподалеку от тебя, вздрагивает и поднимает уши.
— Блять-блять-блять! — воешь ты. Пёс убегает, почуяв неладное, а ты упираешься лбом в руль, пытаясь взять себя в руки. Дышишь тяжело и шумно, старательно подавляя волны слепой ярости, накрывающей тебя слой за слоем.
— Все хорошо, — шепчешь ты себе. — Не бери в голову.
Заводишь машину и уезжаешь с четким намереньем больше никогда не возвращаться к этому злосчастному магазину. Намеренье остается четким минут двадцать, не более, а затем начинают лезть в голову мысли, от которых так просто не избавиться. Если Мудила совершенно к тебе равнодушен, зачем провел с тобой целую ночь за разговорами? Зачем рассказывал о себе? Зачем открывался? Нет, всё не правильно. Через задницу. Нельзя слепо уезжать, не поняв причины. Надо вернуться. Надо поговорить!
«Даже не думай! — шепчет внутренний голос. — Серёга, где твоя гордость?»
В жопу гордость.
«Мальчишке просто было скучно. Он из тех, кому доставляет удовольствие быть объектом любви. При этом сам он любить никого не способен».
Недоказуемо.
«Придешь и выставишь себя на посмешище».
Пусть смеются, плевать.
«У вас бы все равно ничего не вышло. Вы слишком разные по всем параметрам».
Не такие и разные, как кажется. И нет единой шкалы, по которой можно определить, подходят друг другу люди или нет. Решают только они сами. Не знаки зодиака, не статус, не окружающие люди. Только двое, когда-то испытавшие друг к другу чувства.
«Нельзя из натурала сделать гея. Так же как из гея нельзя сделать натурала. Это так не работает, сам же знаешь».
Эту мысль крыть нечем. Приезжаешь домой. Скидываешь пальто. Вытягиваешь из запасов бутылку коньяка — подарок от сослуживцев на последний день рождения. Откупориваешь и пьешь залпом, пытаясь залить алкоголем своё горе. Давишься. Глаза начинают слезиться. Коньяк попадает не в то горло, и ты захлебываешься кашлем, при этом чувствуя себя так, будто все твои внутренние органы разъедает. И не можешь понять, виною всему коньяк или Мудила, который ведет себя как… Как мудила.