Невеста Крылатого Змея - Грез Регина 31 стр.

Арлета уже и умывала девушку с наговорами, поила целебными сборами травяными — ничего не помогало. Годар заволновался всерьез, знахарку какую-то велел из Торжка привезти. Только та «знающая» старушонка сразу разобралась в чем подвох. Один лишь проницательный взгляд кинула на Леду и без долгих церемоний прошамкала беззубым ртом:

— Сохнет золотое колечко без серебряной сваечки… Замуж девке пора давно, а то как бы «не перекисло тесто». Станет с мужем спать — все хворести враз сойдут. Толстая да румяная сделается, словно булочка сдобная из печи.

От такого вердикта Леда расхохоталась до слез, а Князь повелел более не тянуть и немедленно готовиться к свадьбе. А уж если Сам приказал, кто же воспротивиться-

то…

Так на второй седмице месяца Грудня в Гнездовье пива знатно наварили и немеряно напекли пирогов. Все поселение ожидало богатый Змеиный пир и большое веселье. Вот и настал тот день. И накануне всю ноченьку проворочалась Леда в постельке, а раным-рано разбудила ее довольная Радунюшка.

— Вставай, поднимайся, голубушка, пойдем волюшку твою в баньке смывать!

— Рано же еще, чего вскочила ни свет, ни заря… Я только и задремать успела.

— Так и мне не спалось, не кажный день дядьку грозного женим!

Полетело на пол одеяло, и Леда поджала босые ноги, не сдержав дрожи — прохладно в светелке с утра. Делать нечего, пришлось подниматься, раз теплая банька ждет. Только едва сошла по лесенке вниз — ой, мамочки, целый спектакль ожидал. Песни, шуточки, и тут же плач с причитаньями.

Не иначе Арлета постаралась, вот дождется Радуня и себе такой же участи. Так хоть молодая нетронутая девка, а для Леды чего было так стараться, Милана за спиной, наверное, давно перестаркой кличет. Хорошо хоть отстала красавица, да и по правде сказать, некогда козни строить, еще листва на березах не вся опала, вышла Милана замуж за Вадича. Запер муж ее в тереме, кончилась девичья воля.

А скоро и Ледушке настанет черед пойти под мужскую руку. Но перед тем, как в баньку свести девицу посадила ее Арлета под матицу посередине покоев на бадейку с квашней. Сама квашня была меховой шубой покрыта и все это сооружение вместе являлось символом изобилия и плодородия. Леда сидела пунцовая от смущения, а Радуня с подружками под песни и причеты расчесывали ее волосы, загадывали про себя, чья же свадьба следующая. Недаром «свадьба» от слова «сводить», «сваживать» — соединять…

Наконец повели девушку в баню, а перед ней несли украшенный лентами веник, прутики с него разбирали и втыкали вдоль расчищенной тропинки по обе стороны, словно указывая путь.

Баня для невестушки нарочно топилась «мягкими» ольховыми дровами. Старые люди так говоривали: «Сосна — дерево печальное, ель — кручинное, осина — трепетное, береза — несчастливое, а матушка — ольха мягка да ласкова».

Веточки ольхи были воткнуты и в середку березовых веников, которыми Арлета щедро «угостила» названную сестрицу. Почти без памяти лежала девушка на горячих досках полка, пот лился ручьями, перед глазами все расплывалось, а Змеице хоть бы что, еще и посмеивалась:

— В этой же баньке и дите рожать будешь. А как родишь, заведется здесь обдериха

— Хозяйка банная. Будет незримо сама деток мыть, да здоровье им ладить. Верно ведь говорят: «Грязь баней смыла — здоровье добыла».

— Дожить бы мне до того дня, — охала Леда, — до вечера хотя бы дожить с вашими трудами… Ой, моченьки больше нет терпеть, выводите меня отсюда скорей… Лучше бы ты моего жениха так парила, ему-то жар нипочем!

— И женишка твоего намоем, ладушка. Уж немытого к тебе в постельку не положим, не бойся.

Девчонки смеялись, шушукались, а Леда слез не скрывала, вертят ее словно куклу, нарочно потешаются, да сколько же можно так. Всхлипывала сперва, а потом вдруг сердце зашлось и зарыдала во весь голос. Так жалко себя отчего-то стала, и мамочки рядом нет и отца родного, хоть и добрые люди вокруг, а все-таки сторонка чужая. Но вот Арлета радости не скрывала:

— Ай, же умница какова! Славно повыла, так и надобно девке с волей прощаться!

Как в горницу воротилась, Леда едва ли помнила. Посадили на лавку, вытирали, сушили всем скопом, надевали рубашку — женихов подарочек, показывали и другие гостинцы — зеркала, уборы, сладости. Леда ничего не хотела, только чтобы все, наконец, отстали и оставили поплакать одну. Да не тут-то было! Откуда ни возьмись целая толпа наряженных девок ввалилась — давай петь, плясать, играть не дудках, шутки сказывать да водить вкруг невестушки хороводы. Леда только глазам хлопала, а потом вытерла слезки и заулыбалась в ответ. Прошла кручина, настал веселья черед.

Так до самого обеда и провозились, а час настал — сообща сели за стол. Только Леда едва притронулась к угощению — от макового рогалика лишь отщипнула кусочек, да отхватила от блинка краешек, а после попросилась часок отдохнуть в светелке. Денек выдался морозный и солнечный. Выспавшись сладко, подошла девушка к затянутому инеем оконцу и долго разглядывала сугробы напротив терема. Вспоминала опять зиму в родном городе, как хрустит снежок под ногами на чищенных дорожках в сосновом сквере, как голуби слетаются на брошенные добрыми людьми хлебные крошки. Далеко ты, родная сибирская сторонка, а нет сил тебя позабыть…

Потом представила Леда, что ждет впереди свадебное застолье и ночь, которую проведет с мужем. Любимым, желанным, ласковым… Словно горячей волной окатило с головы до пят, колени ослабли, и боязно вроде и рвется душа к Нему, припасть с телу сильному, целовать на груди рисованные змеиные крылья, таять самой под Его поцелуями. Годар… Сердцу дар моему. Вся твоя… Только приди и возьми… Забирай Суженую… Забирай под свое крыло… Истомилась тебя ожидаючи, приходи скорей…

И будто на ее беззвучный зов в ответ далеко-далеко послышался колоколец звон. Приближалась лихая тройка с лесной заимки. У Медведя третий день гостевал Князь, Медведя назначил и дружкой себе. Успел с раннего утра уже и в проруби искупаться и вдоволь попариться в бане Михея. Славную баньку срубил Лесовик, для своей «Лады», небось, старался, Радунюшку давно представлял на своем подворье Хозяйкой.

Захрапели у ворот ярые кони, и Леда шмыгнула вглубь светелки, чтобы под одеялом с головой укрыться: «Ну, сейчас опять набегут малахольные девки…» Так оно и случилось все. Началась веселая кутерьма с одеванием невесты, а в ту пору с жениха народец денежки тряс, выкуп требовал. Щедр ноне был Змей. Направо и налево без разбору швырял серебро. А потом и Леду вывели к нему, опущенная головушка ее была узорным платком покрыта. Дышать даже вволю не смела, послушно ступала туда, куда подружки вели. Кажется, рядом с Князем ее поставили, осыпали зерном и хмелем, катились по плечам и золотые монетки.

Но вот стихли песни и причеты. Подняли жесткие пальцы край покрывала. Леда несмело подняла глаза и ахнула, встретившись с янтарными очами Суженого.

— Как и жил без тебя… как ел, пил, веселился, ничего ранешнего не помню… А ты пришла и будто заново народился… Словно в первый раз Солнышко увидал…

— Тогда уж Луну…

Сдержанно коснулся губами дрожащих губ, поправил платок на волосах, открвая бледное личико, и подал руку, чтобы вместе взойти на крыльцо. А позади уже подружки верещали, подначивали:

— Первая, первая ступай, чтобы самой править, самой верх держать!

— Да мне то и не надобно вовсе…, - еле вымолвить и могла.

Годар усмехнулся, на руку подхватил невесту и под общий восторг, вместе поднялись они в терем. Вместе будут править, уважая, и друг дружку любя. Однако, все ведали, что сапог мужской первым порог перешел, как же иначе-то… Все правильно!

И началось большое свадебное застолье — красный стол, княжий стол, каравайный обед. Угощение подавали в строгом порядке: холодное (окорок, голова баранья, студень с дрожалкой в два пальца сверху), затем горячее (похлебка из гусиных потрошков), жареное (поросята и телчья вырезка), каша, пшенник, сальник, пряники, хворост и сладкий пирог.

Высился посередине стола свадебный каравай. Делил его женихов дружка — хряпчий. Лукаво на Радунюшку поглядывал Михей, ловко разрезая ножом хлебные завитушки сверху. Первую долю от свадебного каравая получали молодые — жених и невеста.

А как понесли горячее с новой силушкой зазвучали песни, в которых величали молодых Солнцем и Месяцем, сравнивали с голубем и голубкой, желали долгих счастливых лет и многих детишек. Вокруг стола игрища начались, всякие девичьи забавы, кто-то шустрый уже успел и башмачок и Леды с ноги стянуть, пришлось Князю и его выкупать. Пиво и меда реками лились, только вот молодым едва позволили пригубить хмельного. А уж советов сколько было по части будущей ночи… Леда только глаза опускала, но как же смеялась в душе. Дружки сперва робели Грозного Князя, а ну как осерчает за баловство, ан нет, тоже улыбку прятал, смотрел весело. Под столом невесту за руку держал, время от времени бережно пожимал холодные пальцы, а потом и вовсе шепнул на ушко: — Измерзлась вся без меня, теперь сам буду греть ночами, может, нам и одеялко не занадобится…

Сердце бешено колотилось от этих слов, сладко стонало тело: «Неужто близок час и останемся мы одни на широком ложе…» И мысли сбивались: «Ой, мамочки… Скорее бы уже все ушли… не хочу, не буду, страшно-то как… уж, скорей бы, скорей… скорей».

За такими думками и сама не поняла, как велели из-за стола подняться, и снова обожгло лицо дыхание Змея.

— Моя!

И плач и смех, и счастливые глаза Радуни и хитроватый прищур Михея… Смутно догадалась, что самое главное уже совершилась. Стала женой Князя. А далее все как в теплой пелене, как сквозь сон — повели молодых в особые покои и оставили, наконец, одних. Только Арлета задержалась и на то своя причина была.

Глава 23. Рядом быть

Они стояли друг напротив друга, и Леда не могла глаз отвести от его напряженного лица. Со сдержанной улыбкой Арлета двигалась вокруг девушки, распуская ее длинные каштановые волосы из мудреной прически. Годар расстегнул пояс и, не торопясь, стягивал через голову нарядную свадебную рубашку. Девушка опустила взор к полу.

Наконнец, Арлета наклонилась и, ухватив подол длинного платья Леды вместе с исподней рубахой, потянула вверх. Чтобы ей помочь, девушка подняла руки, чувствуя, как прохладная тяжелая ткань скользит по обнаженному телу.

Стоя перед ней и, тем самым прикрывая Леду от взоров брата, Арлета расправила по плечам и груди волосы девушки, прикоснулась кончиками пальцев к медальону.

— Не трясись уж ты так-то, все ж хорошо будет… Я-то знаю…

После слов этих, сказанных даже чуток снисходительно, женщина отошла в сторону, чтобы забрать со стола сверток. Кусая губы, Леда прижала руки к груди, в то же время ясно понимая, что не спрячется от тяжелого взгляда Змея, но Годар, казалось, смотрел только на ее лицо.

Вот и Арлета вернулась, расправляя в руках тонкую белую сорочку.

— «Это уж точно лишнее…», — грустно подумала Леда, — зачем долгие церемонии…»

Арлета бережно разгладила на груди девушки легкую ткань, богато украшенную причудливой красной вышивкой.

— Такая красивая… может быть, просто снимешь, а я ее сохраню…, - чуть дрогнувшим голосом женщина внезапно обратилась к брату.

А Леда невольно опустила голову к груди — рубашка и впрямь на диво была хороша, по всему вороту был пропущен красный шнурок, концы которого свисали почти до пояса.

— Пора тебе уже…, - холодно сказал Годар сестре и Змеица, поклонившись, направилась к двери. Леда почти с тоской посмотрела ей вслед.

Оказавшись снова одетой перед супругом, на мгновение, девушка почувствовала себя уверенней, но длилось это чувство недолго. Годар взял ее за руку и отвел к широкой постели, сам сел на край и обратился к застывшей перед собой молодой жене.

— Помоги мне разуться!

Леда приподняла длинный подол и, скомкав его в коленях, опустилась перед ложем. «Это я помню, такой старый ритуал… Что же Арлета мне толком ничего не объяснила, вдруг надо еще какие-то слова сказать…»

Когда сапоги Годара оказались рядом с кроватью, девушка снова поднялась, нерешительно поглядывая на супруга. «Что еще мне прикажешь… Суженый мой… все исполню…»

— Садись.

Теперь уже он сам снял обувку с девушки, аккуратно составив ее башмачки рядом с постелью. А потом помог стянуть и вязаные длинные носочки.

— Так ведь и знал, что мерзнешь… ножки-то ледяные.

Девушка сама была не своя, разве же так бывает, вот Он на коленях перед ней стоит, сам почти что раздет, греет ее ступни своим горячим дыханием. Пальчики целует, даже будто прикусывает… Да что же это, зачем так… ай, сердечко сейчас совсем выскочит из груди…

— Вот немножечко и согрелась… Встань-ка еще.

Девушка послушно поднялась, Годар тоже выпрямился перед ней, и вдруг одним уверенным движением, ухватив обеими руками за ворот, разорвал рубашку Леды до пояса.

— Ай…. Зачем…

Девушка ахнула, невольно прикрываясь руками. «А уж к чему бы… глупости какие, даже смешно… как будто ничего не ведаю о том…»

Годар усмехнулся уголками губ, глаза оставались холодными и почти злыми почему-то.

— Так нужно было. Ты ведь не девица уже, хоть какую-то преграду я преодолеть должен. Теперь ты и вправду моя вся, и я могу тебя взять.

Странно все как-то, словно строгим стал враз, суровым… чужим. Прямо как в первые дни. Леда покорно опустила голову, враз перехватило дыхание:

— «Надеюсь, по-вашим обычаям древним не придется мне еще как-нибудь кровь пускать, раз уж я такая сейчас…»

Словно почувствовав ее тревогу, Годар снова усмехнулся, и взгляд его смягчился вдруг. Молча спустил с дрожащих плеч девушки остатки одежды и властно привлек к себе молодое трепещущее тело. Грудь к груди, живот к животу… Ближе почти не бывает…

Но это прикосновение сразу же успокоило Леду, вновь ощутила она приятное волнение от Его близости. Девушка освободила руку, прижатую к груди, и робко провела по плечу Годара, словно повторяя пальчиками замысловатую вязь рисунка.

— Ты же всегда хотела «его» как следует разглядеть… может, еще огня зажечь?

— Нет…, - быстро ответила Леда, немного смутившись, — мне и так все видно. Это… это очень красиво… Ты красивый… Годар… Я говорила уже прежде.

— Вот как… что-то я подзабыл, еще слушать хочу твои речи сладкие… так, говоришь, красив… И когда только поняла?

— Может быть… может, еще с нашей первой встречи, там в лесу у воды колдовской. Мне тогда показалось, что ты какое-то Лесное Божество или Водяной, в омут меня утащишь. А, оказалось, ты умеешь летать!

Невольно задержав дыхание, Леда медленно провела рукой по спине мужчины, от плеча к пояснице. Годар тут же повторил ее движение, уже по изгибам тела девушки и замер, накрыв ладонью округлости ниже ее талии.

Леда почувствовала, как напряженная плоть мужчины упирается в ее тело, ожидая освобождения от холщовых штанов. Годар вздохнул, сбрасывая с бедер Суженой разорванную им же рубашку. Едва сдерживая легкую дрожь, Леда прильнула губами к гладкой груди супруга, как раз в том месте, где четко был прорисован бесстрастный взгляд Крылатого Чудища.

Но Годар не позволил девушке продолжать, он подхватил ее под колени и бережно положил на постель. Обнаженной спиной Леда сейчас же почувствовала шероховатую поверхность льняной простыни, что так же, как и рубашка была испещрена причудливой вышивкой ярко-красного цвета.

Прикосновение к неровной текстуре полотна лишь усиливали возбуждение. Теперь Леда уже более уверенно отвечала на все более страстные и нетерпеливые ласки мужа. Сначала он завладел ее ртом, их поцелуи длились бесконечно долго, то глубокие и влажные, то легкие, почти целомудренные прикосновения… Тела супругов переплелись, руки их жадно скользили по коже — нежной и гладкой у Леды и более грубой, с чередой мелких и длинных шрамов Годара. Руки изучали, ласкали, наслаждались и дарили радость…