Соединившись с Возлюбленной, мужчина только удовлетворенно вздохнул, зарываясь лицом в пушистые волосы девушки, потом ласково поцеловал ее подбородок, опустился к шее, он знал, что ей будет приятно оттого, знал, чего бы она сейчас хотела.
— Потерпи чуточку еще, сейчас приладишься ко мне… маленькая-то какая…
— Да… нравится так… хорошо…
Наконец, Леда вновь коротко простонала, не в силах остановить нарастающую волну желания, и порывисто обхватила супруга бедрами, позволяя окунуться в самые недра… туда… к истокам зарождения Жизни… к самому центру ее Женского Существа…
Теперь девушка уже сама ритмично поднималась, встречая каждое движение мужчины, и через несколько мощных встреч они оба пришли к чистому восторгу, опьяненные, восхищенные друг другом.
Годар опустил Леду на постель, освободив руки из-под ее спины, и сам прилег рядом. Удерживая голову на согнутой в локте руке, долго смотрел мужчина, как золотыми нитями под прозрачной кожей расходятся по телу Любимой затихающие волны удовольствия. Леда открыла увлажнившиеся глаза и благодарно улыбнулась Супругу. А потом обнялись они и затихли, отдыхая…
— Ну, что смеешься-то, вижу ведь, хочешь что-то сказать…
— А ты не рассердишься? Это про себя, тайком надобно мовить, меня Арлета учила. А я не хочу тайком. Не хочу, чтобы ты меня через колдовство любил.
— Знаю я ваши присказки… Каждой девке матушка такие советы дает, и вперед мужа в избу войти, и больший кусок свадебного каравая откусить, чтоб над суженым верховодить. Сказки поди… не особливо верится что-то.
— Вот не веришь, так мог бы и поменьше отхватить от каравая, да куда уж там… я бы так не смогла…
Смеялся Годар, оглаживая нежную спину девушки, целовал ямочку между ключиц, потом зашептал в ушко:
— Исполни, что Арлета велела, хоть крадче, хоть во весь голос. Я шутить не стану над тем.
Леда вгляделась в Его посветлевшие змеиные очи и на выдохе одном проговорила:
Потом спрятала порозовевшее личико на груди мужчины, чувствуя, как новым желанием распаляется его тело. Воистину, ночь нежна… Если с Любимым рядом быть…
— Слова добрые ты сказала. Я их за тобой вслед повторил тихо. Все исполнится у нас — все, что вместе мы захотим. Верю крепко! Так и сделается!
— Я уж было подумала, ты на меня злишься за что-то. Может оттого, что с другим была первый раз, так я… я же не знала, что на свете ты для меня есть…
— Ладушка моя, прости, огорчил тебя не нарочно, так долго желал, столько ночей был один, а вот ты в моих руках оказалась и вдруг помстилось, что так же хотела другого. Горько думать о том.
— Нет, нет, не так… вовсе нет… Тебя я всем сердцем хочу, всем умом и телом, а прежде… сама не знаю… морок какой-то был… стыдно и ничего более. Я вся для тебя. Кажется, всю жизнь от рождения только тебя и искала. И нашла. Чего же еще желать?
Глава 24. Гость запоздалый
Два дня и две ночи промелькнули как единый вздох. Наглядеться друг на друга не могли Князь с молодой женой. Расставаясь на самое малое время, при встрече так радовались, будто позади разлука в годы. Засыпая на смуглом плече мужа под неясный шум догорающих поленьев в печи, Леда улыбалась и думала — бывает ли больше счастья, чем выпало ей.
— Бывает и другое счастье, — шептал Годар, чудно угадав ее мысли, — когда так же будем с тобой лежать и дитя у тебя во чреве шевельнется в первый раз под моей рукой. Когда сама почувствуешь, что носишь в себе новую жизнь…
Но нельзя же весь век просидеть в светелке, обнимаясь и шепча ласковые слова. Настанет время и с перинок пуховых встать, а с Князя и вовсе особый спрос — ждут дела в Гнездовье, то спор разобрать, то виновного наказать, а то и заступиться за неправедно обиженного. Как-то Леда осталась одна у себя в покоях, заскучала немножко после баньки, расчесывала длинные волосы, по одному брала каленые орешки из мешочка.
Годар о ту пору в отъезде был, занадобилось в Звенигорье попасть, а с собой не взял, дорога тяжкая. Неровен час и сам до утра не возвернется. Метель на дворе, псы по конуркам попрятались, не видно ни зги. Ох, тоска…
Лучинка в светце наклонилась вдруг, да и полетела в бадейку с водой. Темно стало в покоях. Жутко даже. Леда хотела девушку сенную кликнуть, да вдруг замерла и прислушалась. А с накрытой постели вдруг донеслось какое-то жалобное попискивание. Ай, по спине мурашки бегут…
Леда на цыпочках к двери потянулась, и вдруг комната осветилась ярче прежнего от новой лучинки.
— Легко же тебя напугать, кумушка!
— Это кто тут опять шалит?
Отлегко на сердце, уж больно знакомый голос.
— Гость званый, да запоздалый. Прости, на свадебку вашу не поспел, задержал меня твой подарочек.
Леда метнулась взглядом по комнате. И ахнула, руками всплеснув. На широкой княжеской постели лежал котище дымчатого окраса. Глазки на огонек щурил и ушки прижимал. Ровно чего-то боялся.
— Это что же за зверюшка у нас? Ой, же какая прелесть! Спасибо, сват Наум! Или дядя… Уж не знаю, как лучше к тебе и обращаться-то… А можно погладить «подарочек»?
— Не только можно, но и надобно. Он же малыш еще, третий день как от мамкиной соски.
— Как малыш? — искренне удивилась Леда, не веря глазам. Котяра на покрывале явно на малютку не смахивал. Только вид робкий имел, разевал пасть и явно трусил новую хозяйку.
— Самый форменный младенчик! — ухмыльнулся невидимый гость, — с папкой ты его уже встречалась, кажись. Только быстро пришлось удрать. Уж больно папка зол да грозен оказался. Не заладилось знакомство у вас.
— Баюн! — вздрогнула Леда, — да неужто его дитеныш? Но как же ты раздобыл?
— Тебя хотел позабавить, лапушка…
— Так ведь он людоед, страсти какие, он же нас тут всех слопать может, голова твоя садовая… которую и не видно вовсе, ты о чем думал, Сватушка?!
Рассмеялось под притолокой, дернулась занавеска на окне:
— Вот же как бабы глупы бывают… Особенно на девятый день после замужества, одно только на уме держат. Сказано тебе — дите малое, неразумное. Кого выростишь из него, то и станется. Баюн — шибко премудрый зверь и речь человеческую понимает, опомниться не успеешь, как сам начнет говорить. Ты его пожалей да приголубь, кажное существо ласку любит. А будешь с ним добра, станешь кормить, да привечать, за мамку сочтет, всей душой звериной к тебе потянется. Будет верно служить тебе и твоим детушкам. Сказки сказывать станет, да складывать песенки. Не нарадуешься на друга… Меня вспомнишь добром.
Леда опасливо подкралась к постели. Присела на краешек и вмиг догадалась, что котенок большущий саму ее боится, сторожится. Ишь, замотался в край полотна, только зубки скалит, да лапками прикрывает мордочку. Как бы лужу не напустил на супружеское ложе… Ох, беда, беда, огорченье… Тут Леда смелости набралась, решительно ухватила зверушку, завернутого в покрывальце и подхватила на руки, напевая:
- А ведь присмирел! Наум, мы точно подружимся, он меня уже не боится. И я его… кажется… Ого, ну и когтищи! А он, часом, не озвереет у нас… суть-то папкина свое не возьмет?
— А уж как воспитаешь, но надежда есть…
— Вот же ты бродяга бездомный! Где хоть обитаешь сейчас? Оставайся с нами, Годар не воспротивится, поди… ха-ха… пригодишься в хозяйстве. Ты парень шустрый! Ой, простите, дяденька, мою фамильярность, что-то я разошлась…
Леда, и правда, расшалилась как девчонка, вовсю забавлялась с пушистым котенышем и тот освоился быстро, вскоре уже шутя прикусывал ее розовые пальчики, за волосы пробовал хозяйку потрепать. А потом притомились оба, легли рядышком и Леда, улыбаясь, поглаживала густую мягкую шерстку мурлыки. Тот сейчас же заурчал довольно, нежился, подставлял толстенький животик для ласки. Ну, как тут не вспомнишь детские стихи:
— Наум, он же душечка просто! Спасибо тебе, ты настоящий друг, а не репкин хвостик!
— Распоясалась-то совсем, погоди ужо, вот вернется строгий муж…
— За мужа завалюся — никого не боюся…
— Погоди, погоди…
— Ай, да ты что же натворил-то разбойник! А, ну, кыш… Э-э-э… придется постелю менять…
— Дотискала зверька! Дорвалась до живого! Вам бабам только и доверься, замаете напрочь! Мужа так-то хватай, за всякие места… небось, тоже радехонек будет.
— Попрошу без советов! Многое вы понимаете — дух бестелесный! Наум, а чем Милаша кормить?
— Какого еще Милаша?
— Да вот этого, славного?
— Вот же кулема, Буяном бы назвала…
— Сам ты Буян, а это у нас Милашенька — малышок, только чего он такой тяжелый, Наум, а он, значит, еще вырастет? Ого! Да на нем же кататься можно будет…
Долго вот так болтали, смеялись, смолкая лишь, когда пришли чернавки перестелить постели, да раздобыли молочка для котика. Никто особо не удивлялся хозяйской «игрушке», хотя за котенка никто Милаша не принимал. Ну, да со временем узнают, когда с добрую рысь вымахает, а может, и поболее того.
А Годар после животинку одобрил, даже сам Наума возблагодарил за подарок. Мол, не будет «ладушка» скучать, если придется на пару дней уехать. Найдется заделье сказки рассказывать, речь будить в чудесном питомце. А там, глядишь, и сам Милаш станет вместо няньки будущим человечьим малышам. Все во благо… А уж как Радунюшка-то рада была новому знакомцу, даже не описать словами. Едва не затискала, повелела Михею из дерева вырезать игрушек — мышат, сама возилась с котиком, словно дитя, чем сердила суровую матушку.
— Летом замуж собралась, а на уме забавы одни. Перед зятюшкой стыдно… Придется, видать, еще тебя дома держать пару годков, поучить уму-разуму.
— Вовсе не ладное судишь, маменька! Я и так не могу лета дождаться, а если Михей меня до новой зимы к себе не возьмет, вовсе зачахну у вас.
— Ох, же ты как стала смела! Ничего, пожалуюсь дядьке, найдет на тебя управушку. — За меня Княгинюшка заступиться может…
— И той достанется, развели зверюг в доме, да еще каких ведь зверюг. Знаю, знаю, откуда ветер дует… Без Незримой Силушки тут не обошлось.
И так все жили хорошо и дружно в Гнездовье. Ради баловства препирались, а чаще долгими темными вечерами собирались в общих покоях, пряли кудель, мотали шерстяные клубки, шили приданое следующей невесте в змеиной родне. Сказы сказывали, да пели протяжные долгие песни.
Вместе с Радуней и Михеем навестила Леда под день Карачун и двор Теки. Едва сдержала изумленный возглас, узрев, как топорщится под клетчатой поневой живот у довольной женщины.
— Прибавку ждем по весне, уж недолго осталось. Благодарствуем за подарочки. Не угодно ли наших пирогов отведать. Устин вчерась гольца наловил богато. И тестице славно выпрело.
Леда скинула теплую шубку в избе, сидела на лавке близ жаркой печи, оделяя двух приемных девчушек Теки печатными пряниками с медовой начинкой. И на каждом-то маленький «дракончик» выбит. Такой же дракончик желтоглазый висел на шее Княгинюшки. Такой же на груди у любимого мужа был нарисован. Разглядела до мельчайшей черточки, расцеловала каждую крапинку…
— Годар, я вот думаю, если будет у нас сынок, позволишь Радмиром назвать?
— Радмир — радетель за мира, миру радость… хорошее имя. А, может, уже и меня порадуешь, не все же с сестрицей по углам шептаться.
— Я сомневаюсь немного, но Арлета сказала, кажется, да… Обождать маленько еще и яснее станет. Ой, ну что ты, что, меня сейчас так нельзя хватать… А вдруг уже правда все…
— Ладушка ты моя, конечно, все правда, давно знаю, ждал пока сама откроешься мне. Чувствую его… Крохотное зернышко совсем, а сердечко уже стучит… Сильное, храброе сердечко… Наше с тобой, но и само по себе чуток. Пусть он мудрее нас станет, больше увидит, больше сделает.
— А ты научишь его летать, Годар?
— Я расскажу ему — Кто Он, а летать он выучится сам, как настанет время. Не тревожься, Любимая, всему свой срок. В каждом из нас от рождения дремлют великие силы нашего рода. В каждом из нас спрятан труд всех поколений. Мы лишь ступеньки… через нас люди дальше пойдут, все выше и выше к небу. А чтобы достать до Луны, порой даже летать не надобно.
— Если Луна сама пожелает к тебе спуститься. Прямо в горячие руки. Тому, кто искал и ждал.
— Радость моя, нежная, светлая, отрада жизни моей. Светишь мне в самой темной ночи, избавила от тяжелых пут, и продлишь меня в детях. Знать, так пожелали Боги.
— Так пожелали мы, а Они нас услышали.
— Твоя правда, ладушка… Только пожелай с добром, и сбудется все по Их воле. Значит, будет у нас Радмир?
— Верю в это, Годар… Может, как раз дядюшка его возвернется из Нижнего мира, может, сам уже станет отцом к той поре.
И будет летом новый праздник в Гнездовье. Много их еще впереди, много солнечных дней и теплых лунных ночей.
Да хранят Светлые Боги эту родную, милую землю во веки веков!
Глава 25. Круголет (задушевные сказы)
Весенняя страда
Горьки родины, да забывчивы
Большой Кот дымчатого окраса развалился на ворсистом половике, жмурился от удовольствия, сказки сказывал детишкам:
— Ну, что разбаловались, мышатки мои? Али не чудна басенка? Слухайте тогда дальше… А третья девица молвит: «Ежели на мне женится Князь, рожу ему трех сыновей, у каждого по колено ноги в золоте, по локоть руки в серебре, во лбу красно солнышко, а на затылке светел месяц».
— После грустное станет, — заныла Аринушка, дергая «Пушистую няньку» за хвост. Беззлобно, но ощутимо.
— Как начнется, так и кончится все худое, надобно и про печаль слушать В жизни тоже, небось, не один лишь мед, — строго постановил Радмир.
Аринушка только вздохнула и поближе к Леде подсела:
— Я за маменькой соскучилась, отвезите меня домой.
Кулачками глазки натерла, вот-вот заплачет маленькая. Леда девочку на колени усадила, подула на пушистые волосики у лба.
— Погости у нас еще, заинька! Скоро мамочка тебе братишку добудет…
— Не хочу братишку, девочка куда уж лучше, я с ней буду в куклы играть, буду ее сама нянчить!
Губы надула, брови соболиные свела, точь — в течь Радуня по младости. Леда только вздохнула, растрогалась:
— Пряничка хочешь еще? Или тебе молочка принести, а, может, калачика? Леденец еще есть — конь золотой, да вредно часто грызть, зубки заболят…
— Не хочу сладкого коня, хочу к маменьке!
Большой дымчатый кот открыл голубые очи и картинно зевнул, хвастаясь острыми зубищами:
— Дайте мне сюда эту плакалку, я ее зараз съем!
Аринушка только носиком шмыгнула, вроде, не пужнулась ничуть:
— У меня тятенька — Медведь, он всех за меня побьет. Я у него самая любимица. Вот нажалоблюсь на тебя, будешь знать.
Милаш заурчал, захихикал, катаясь по половикам, забормотал в длинные усищи: