— Папа, — зрачки Билла расширились. Он спрятался за несущую колонну, около которой они с Томом стояли, словно кусок дерева мог заслонить его от гнева отца.
Мистер Мёрфи спустился со ступенек и в два шага дошел до своего младшего сына, по щеке которого сбежала обреченная прозрачная слеза. Том шагнул вперед, чтобы инстинктивно его заслонить, он хотел сказать, что Билл тут ни при чём — это была целиком его идея. В глазах Гордона сверкнуло неприкрытое, животное бешенство.
А затем наступила темнота.
Том проморгался. Он обнаружил себя, стоящим на подъездной дорожке к своему дому. Яркое солнце слепило глаза, а голова болела просто нещадно — будто по ней двинули кувалдой.
На заборе около дома сидела маленькая птичка-малиновка, которая глядела на мальчика внимательным, черным, как бусинка глазом. Больше вокруг не обнаружилось никого. Только пальцы сжимали что-то твердое и, посмотрев вниз, Том понял, что это была обложка его дневника — плотная, похожая на мрамор. Он не смог смотреть на нее долго — узор мутился перед его глазами.
И, что самое страшное — никаких мыслей. Особенно никаких мыслей о том, как он тут оказался, и где был минуту назад — абсолютный вакуум изнутри и снаружи. Воздух обступал душным кольцом и тесно сдавливал горло.
Это снова произошло. Том просто не мог поверить, еще минуту назад Билл лежал рядом, они валяясь на залитой солнцем травке на заднем газоне его дома. А теперь…
Том нетвердым шагом прошел немного вперед. Колени подводили, ни одна конечность сейчас не слушалась команд, как будто все суставы превратились в желе. В воспалённом сознании пульсировала только одна мысль: нужно дойти до двери.
Тому стало страшно, так страшно, что он хотел бежать, сломя голову, куда-нибудь за объяснениями. Но вокруг, к сожалению, не было никого. Даже птичка, увидев панический взгляд мальчика, снялась с места, взмахнув крылышками и улетела прочь.
Том схватился ледяными пальцами за ручку двери. В доме царил полумрак. Мальчик немедленно прошествовал на кухню, махом осушив там сразу весь литровый чайник с кипячёной водой.
— Нет, не может быть… Не может быть второй раз… Этого просто не может быть … — Том вцепился пальцами в тумбочку и приложился лбом к кафельной стенке. Этого не могло происходить на самом деле.
Когда через пару часов пришла Симона, картина ее не порадовала. Она обнаружила своего сына одного, сидящего во мраке прихожей, в обнимку с диванной подушкой и глотающего слезы, текущие по бледным щекам. Сумка выпала из ее рук. Миссис МакГрат в мгновение ока оказалась около мальчика, прижимая его к своей груди.
— Малыш, что такое? Опять? — и так прекрасно зная ответ, спросила она.
Том кивнул, сгребая пальцами ткань её свитера на плече.
— Мам, мы ничего не делали, правда. Я был у Билла, мы играли… — Том вытирал слезы, которые безостановочно текли и текли по его щекам.
Симона заледенела от его цепкого прикосновения и этих слов. Врач говорил, что это бывает из-за стресса или из-за сильного испуга. Какой такой стресс мог поджидать ребенка в доме точно с такими же детьми, когда Гордон обещал присматривать за ними?
Симона упорно стучала в дверь дома Мёрфи через пятнадцать минут после того, как ей удалось немного успокоить Тома и убедить, что она сейчас вернётся. Гордон открыл ей дверь хмурый, как грозовое облако. Руки его были сложены на груди.
— Гордон… — устало поздоровалась с ним Симона. — Добрый вечер.
— Да уж куда добрее, — в тон ей отозвался отец семейства, посторонившись и давая женщине пройти.
— Я ненадолго, Том остался один дома. Пары слов связать не может… Ты мне расскажешь, что он натворил?
— Да как тут и начать, — пальцы мистера Мёрфи сжались на рукаве собственной рубашки. — Билл отбивается от рук. Мальчишке всего девять лет, а он за последнее время нарушил столько моих правил, что и сосчитать сложно. Полагаю, Том уже тебе рассказал, что они вытворили на этот раз?
Симона тяжко вздохнула.
— Нет. Он не может говорить, когда что-то пугает его. Может, ты меня просветишь? — Симона со вздохом присела на стул, стоящий неподалеку возле вешалки. — Что они натворили сегодня?
— Полезли в подвал. Билл разбил одну из моих коллекционных машинок, которая стоит пятнадцать тысяч долларов. Я сто раз говорил ему, не трогать без моего разрешения. Как об стенку горох.
Симона кивнула, опустив голову вниз.
— Я сожалею, ты мне говорил, что очень ценишь свою коллекцию.
— Да. Так и есть … — Гордон был все еще мрачен. — Тома пришлось попросить уйти, до твоего прихода оставалось не так уж долго. Я должен был разобраться со своим сыном.
Симона только сейчас поняла, что в доме стояла абсолютная тишина. Не было слышно ни звука телевизора, и смеха братьев. Дом как будто смолк, погрузившись в угрюмое молчание. Гордон стоял в дверях, как огромный и колючий терновый куст.
— Я поняла, — кивнула Симона и поднялась со своего стула. — Надеюсь, Биллу не сильно досталось.
Гордон пожал плечами.
— Я придерживаюсь сурового взгляда на воспитание своих сыновей. Он получил по заслугам.
— Я понимаю. Просто Йорг никогда не был суров с Томом, наверное, из-за этого он так напугался. Не понимаю, что творится с ним в последнее время!
Гордон пожал плечами и кивнул. Сказать по правде, Билл тоже удивлял его своими выходками последних дней.
— Ладно. Спасибо, Гордон, — с этими словами Симона вышла. — Я пойду, поговорю со своим сыном.
И она ушла.
========== 1996 год, 3 сентября, вторник ==========
Том лениво чертил каракули на чистом листе своей тетради по математике.
— Дети, а давайте вспомним, что же такое умножение? — донёсся до него голос новой школьной учительницы, миссис Кауфман. Его определили в группу с более сильными учениками, но он все равно помирал от скуки на последней парте третьего ряда у окна.
На его взгляд, умножением была вся его жизнь. Умножение проблем. Умножение ненужных мыслей в голове. И, наконец, умножение тайн вокруг того, что происходило.
Первая из них была: куда делся Билл? Он пропустил первый день в школе, не присутствовал ни на одном уроке, хотя точно собирался прийти. Из-за отсутствия друга Тому пришлось переживать первый день на новом месте одному, и этот день прошел мимо, а второй угрожал последовать за первым.
Мальчик отсел на последнюю парту и принялся грустно изучать пространство. Парта через проход пустовала, впрочем, как и задняя площадка дома Билла. И никто не собирался рассказывать причин — Симона вернулась от Гордона, зная, что произошло, это было ясно и младенцу, но лицо её при этом оставалось все так же мрачно. Рассказывать своему сыну она ничего не собиралась, зато от этого её вида подозрений стало только больше — Том сообразил, что они с Биллом опять что-то натворили. И последнему, наверняка, влетело по первое число. Это беспокоило.
— Прошу прощения, миссис Кауфман, — дверь в кабинет открылась, и учительнице пришлось прервать речь. В помещение зашла администратор и, к великому счастью Тома, всё-таки ввела последнего опоздавшего ученика.
Чёрный и встрепанный, младший Мёрфи образовался в дверях, низко опустив голову вниз.
— У нас есть опоздавший. Его привёл отец, очень попросил допустить на урок.
Миссис Кауфман скользнула по Биллу взглядом и кивнула, разрешая ему присутствовать на уроке. Она указала глазами на единственную свободную парту. Том напрягся как гончая. Уныние схлынуло, едва Билл приземлился рядом и опустил стопку книжек на свой стол.
Все одноклассники как по команде повернулись к нему, но Билл старательно прикрылся рукой и съехал со своего стула, чтобы не привлекать внимание.
— Итак, класс! Продолжим наш урок, — призвала всех ко вниманию миссис Кауфман. — Сколько будет девятью восемь? Хэнниган?
— Где ты был все время? — Том убедился, что она отвернулась, и тут же перегнулся через проход. Терпеть до конца уроков не было сил.
В ответ получил только робкую улыбку от Билла. Том тоже улыбнулся другу. Впрочем, уголки его губ тут же загнулись вниз, когда он заметил, что вся правая сторона лица черноволосого мальчишки заплыла новым синяком. Его губа была рассечена и на ней всё ещё виднелась запекшаяся кровь. Тёмная толстовка, как и всегда, скрывала все открытые участки его тела. Поймав на себе взгляд, Билл смутился и опустил ресницы.
Том всё понял. Вот и разгадка первой тайны. Он терзался этими подозрениями весь понедельник и оказался прав. Снова отец учил младшего сына жизни своими методами. За что на этот раз?
Прочитав вопрос в его глазах, Билл быстро открыл тетрадку и нацарапал там: «Позже, хорошо?» Том машинально кивнул, хотя кровь бешено стучала в его голове и мешала думать. Он размышлял об этой части их разговора весь остаток субботы. Все воскресенье. И весь понедельник, начиная со слов Симоны, которая вернулась тогда со словами: «Том, вы опять нарушили правила…» Мама пыталась навести сына на мысль, спрашивала что-то про какие-то коллекционные машинки, но мальчик мог лишь отрицательно мотать головой. Он не помнил ничего. Он рыдал и клялся, что они с Биллом не делали ничего такого страшного. Симона успокаивала ребёнка и говорила, что верит ему. Но Том теперь затруднялся сказать — верит ли он сам себе?
Синяк на бледной мордашке друга выглядел свежим. Симона беспокоилась сильнее обычного. Головная боль снова вернулась. Кошмар продолжался, и Том вдруг ощутил желание схватить Мёрфи за шиворот и выбить из него признание силой. Как мог родной отец быть настолько жестоким, чтобы поднимать руку на своего ребёнка?
— Мистер МакГрат … Мне вам задать вопрос в третий раз? — миссис Кауфман сдула несуществующую пылинку со своей кофты и, проследив за ее мнимым полетом, уставилась на Тома поверх прозрачных очков-половинок.
— А? — очнулся Том.
— Я спрашиваю, сколько будет семью шесть?
— Сорок два… — плоско отозвался Том, — Сорок два это натуральное число между 41 и 43, оно является чётным двузначным числом. Сумма цифр этого числа равняется шести, произведение — восьми. Квадрат числа сорок два — одна тысяча семьсот шестьдесят четыре, это — пятое число Каталана. Так же известно, что сорок два — четвёртое меандровое число и седьмое открытое меандровое число. Сорок два — максимальное число кусков, на которые можно разрезать куб шестью плоскостями.
Том выдал краткую математическую справку, но учительница, предупреждённая об особых способностях, прервала его пламенную речь одним движением руки.
— Мистер МакГрат, достаточно, — учительница строго посмотрела на мальчика, — не отвлекайтесь больше, пожалуйста. И задержитесь после урока, мне нужно с вами поговорить.
И это только второй день. Том окончательно скис, растягиваясь на парте. Впрочем, миссис Кауфман была не единственная, кто сейчас смотрел на него с недоумением. Поглазеть обернулся весь класс, примерно двадцать пар глаз — все смотрели на Тома как на экспонат в музее. Все, кроме Билла. Тот выглядел скорее обеспокоенным или взволнованным.
Том отвернулся от него, продолжая яростно рисовать каракули в своей тетради. Что за дурацкий день! Он решил для себя, что поймает приятеля на большой перемене и уж тогда ему не отвертеться от допроса.
Дурацкая математика, за ней дурацкий английский и не менее дурацкая литература. Все они тянулись бесконечно долго. Билл упорно делал вид, что не замечает взглядов. Он сидел через проход и грыз кончик ручки, задумчиво записывая что-то с доски и периодически мечтательно вырисовывая в тетради рисунки, то и дело болезненно прикасаясь к лицу и прикрывая свою синюю щеку тонкой ладонью.
Как назло, все три маленькие переменки до обеда он скрывался в неизвестном направлении со скоростью ветра, будто бы избегая всякого общения и любых вопросов. Уроки заканчивались в два сорок пять — это было регулярное расписание на каждый день. Перемены длились не больше пяти-десяти минут и вокруг всегда находилось слишком много народу для того, чтобы поговорить без свидетелей.
Том в этот день попал под раздачу: сначала стайка хихикающих девочек, его одноклассниц, подошла к нему познакомиться. Потом он пролил на себя бутылочку с соком и пошел в туалет отмываться, убив на это все время. А под конец он и вовсе был оставлен после уроков руководителем группы. Миссис Кауфман посмотрела на ребят, покидающих класс, и остановила взгляд на Томе, когда тот пытался улизнуть, пробираясь мимо парт к выходу. Он слишком поздно понял свой прокол — двигался чересчур шумно и быстро, чтобы остаться незамеченным.
— Мистер МакГрат, когда я прошу остаться, значит, надо остаться, — миссис Кауфман строго указала на стул.
Том с сожалением проводил взглядом спины одноклассников, спешащих на школьный автобус, на занятия продленного дня или к своим родителям. Всклокоченный и чёрный затылок Билла мелькнул последним. Друг обернулся по пути:
— Я тебя в машине подожду, — одними губами прошептал он и тут же поспешил скрыться.
Это был день, когда Гордон вызвался забрать их обоих из школы — Билл обмолвился как-то, что он часто делал это. Тому совершенно не хотелось видеть этого маньяка, который избивал своего сына как бифштекс в мясной лавке, но делать, похоже, было нечего, Симона велела не сопротивляться.
Том страдальчески обернулся и поплёлся обратно. Он мрачно сел на стул перед учительницей, опуская пониже кепку.
— Мистер МакГрат. Я, конечно, наслышана от директора о ваших необычных талантах… Вы не могли бы снять головной убор, когда я с вами разговариваю?
Том послушался и стащил свой козырек.
— Впредь, будьте осторожны, не думаю, что в классе дети воспримут положительно подобный выдающийся уровень знаний. Мы не можем вас отправить сразу в пятый класс — это будет нарушением всех правил. По правде, вы их и так нарушаете, пребывая на третьем году обучения в возрасте всего лишь семи лет. Вы это понимаете?
— Понимаю, — бодро согласился Том. Это был далеко не первый разговор такого характера.
— Ну, тогда я вас попрошу просто делать то, что делают все дети. Быть внимательным на уроке. Записывать весь материал, — строго отчитывала его миссис Кауфман. — И, собственно, ради чего я и веду весь этот разговор, на третьей неделе у нас назревает городское соревнование по математике. Я могу выдвинуть вашу кандидатуру от своего класса? — наконец, закончила она, вопросительно глядя на мальчика.
— Я думаю, можете. Только есть одна проблема: когда я выйду победителем среди старшей школы, я боюсь, косо смотреть на меня будут не только мои одноклассники. А это автоматически перечеркивает смысл вашей предыдущей просьбы, где мне было сказано не выпендриваться, — невинно сказал Том и повертел в руках кепку.
Миссис Кауфман ответ оценила: её рот немного приоткрылся от такого заявления.
— Но записать, конечно, можно… Я постараюсь наделать несколько типичных для третьеклассника ошибок, чтобы не казаться слишком умным, — обнадежил Том женщину.
— Да… Полагаю… Можете, — только и смогла пробормотать миссис Кауфман, не в состоянии сказать что-то более разумное.
— Тогда я согласен. Я могу идти? Меня друг ждет.
Миссис Кауфман кивнула, сдвигая очки на кончик носа.
— Всего доброго, — Том пулей вылетел из класса, включив третью космическую скорость и оставив учительницу в гордом одиночестве.
Билл и Гордон ждали его в машине, в полной, как и ожидалось, тишине. Билл сидел, отвернувшись к окну и поставив ногу на сиденье машины.
— Кроссовок с обивки снял! — рявкнул Гордон, сверкнув глазами в зеркальце заднего вида.
— Добрый день, — холодно поздоровался Том, занимая место рядом с Биллом.
Тот послушно сделал, что ему сказали, опуская ногу и зачем-то пододвигаясь ближе к Тому. Получилось это у него скорее на автомате и парню пришлось немного тесниться, упираясь в острый локоть своего одноклассника всю дорогу, которая прошла в абсолютном молчании.
Точно так же, в абсолютной тишине, они провели часы за математикой дома у Билла. И точно так же съели обед, который Симона вчера наскоро приготовила с расчётом на обоих детей, как они с Гордоном и условились. У них наметилось что-то вроде разделения обязанностей: Симона готовила для мальчиков, а Гордон забирал из школы и присматривал за ними до её прихода.
Но Том не мог сосредоточиться ни на математике, ни на обеде — он всё караулил момент, чтобы поговорить с Биллом. В очередной раз. Он едва не вскричал от восторга, когда хлопнула задняя дверь и мистер Мёрфи известил: