— Я пошел стричь газон! Чтобы все уроки были сделаны, когда я вернусь. И без фокусов!
Как только дверь закрылась за его спиной, Билл в мгновение ока был притянут за шиворот так, что его глаза оказались в сантиметре от носа Тома. Тайлера не было дома — он учился в средней школе, в совершенно в другом здании, и домой приезжал не раньше четырёх, на машине со своими приятелями.
— Билл, почему ты молчишь о том, что этот болван бьёт тебя? — тихо прошипел Том ему в ухо.
Билл обреченно отложил ручку и учебник по математике.
— Том, он — мой отец, понимаешь? И я … люблю его, каким бы он ни был, — Билл вздохнул. — У меня нет другого выхода.
— Билл, есть! Анонимные службы, социальные работники, да что угодно! Такое нельзя допускать!
— Том… ты будешь моей анонимной службой, хорошо? Когда я с тобой, я не думаю об этом. Поэтому, пожалуйста, давай оставим эту тему. Об этом никто не должен знать, кроме … нас, — его голос стих под конец фразы, но взгляда он не отвёл.
Эти большие, грустные, карие глаза так пронзительно и проникновенно смотрели на Тома, что язык как-то сам собой завязался в узел. Слишком уж в последнее время много накапливалось тем, о которых никто не должен догадываться. Тёплые пальцы скользнули вниз по руке Тома доходя до сгиба локтя. Билл словно умолял друга оставить его в покое. Кулак мальчика разжался сам собой, выпуская серую футболку и позволяя объекту допроса отстраниться.
— Ты не знаешь, что делаешь, Билл, — буркнул Том, хотя уже и вполовину не так решительно, как до того.
— Том… Ты ведь любишь своего отца? Даже не смотря на то, что он ушёл от вас или просто делся неизвестно куда?
Том нехотя кивнул. Билл повёл плечом.
— Вот видишь. Родителей не выбирают, это то, что Тайлер мне однажды сказал. Единственная мудрая вещь, которую я от него услышал. В тот день, когда мама ушла от нас к другой семье.
— Так почему вы не выберете ту семью, где родители не бьют своих детей? Почему не уедешь к матери?
Билл моргнул, немного дёрнувшись от этого движения.
— Мой дом здесь. Моя школа здесь. Я с рождения живу здесь, и мне не из чего выбирать. Вдобавок, отцу нужна наша помощь, он не сможет жить один!
Он звучал так удивительно по-взрослому сейчас, что Тому даже стало не по себе. Как можно так рассуждать о человеке, который лупит тебя и не уважает твои интересы? Он гневно отвернулся от друга, заглядывая в свою тетрадку, где за пятнадцать минут так и не написал ни единой строчки. Клеточки расплывались перед глазами, сливаясь в одно мутное чернильное пятно.
— Мягкость твоя вторая натура, Мёрфи. Ты посмотри на своё лицо! — заканчивая ворчать, сказал Том, без толку глядя на примеры в учебнике.
— Это все пройдёт. Та машинка действительно была ему дорога. Я знал, что не стоило этого делать.
Том хмыкнул. Машинки. Он не помнил ничего ни про какие машинки.
— У меня этот момент вылетел из головы. Как тогда в лесу. Я ещё не говорил тебе.
Карие глаза чуть прищурились и печально опустились.
— Ты опять забыл? И про рисунки?
— Какие рисунки? — Том удивленно посмотрел на друга.
— Те, которые … В общем, не важно. Загляни в свой дневник, — что-то неопределённое мелькнуло в глазах соседского мальчишки, когда он поспешил сменить тему.
Том посмотрел в книгу. А ведь действительно, его дневник. Он был так напуган второй вспышкой, что совершенно забыл о нём! Надо вернуться к этой мысли и сделать вечером пару записей, а может, попытаться вспомнить что-нибудь.
В понедельник вечером Симона не давала ему писать. Она велела сыну не напрягать глаза и не слишком выкладываться в школе. В ту ночь Том отошел в туалет и видел, как из-под её двери пробивался свет. Тихий голос матери доносился из комнаты, она снова звонила Брайтману, чтобы тот утешил её своими психоневрологическими теориями.
По счастью, тащиться в Сиэттл не пришлось, всё закончилось на том, что миссис МакГрат просто велела сыну не напрягать голову. Было так сложно не знать, что это за чёртовы пробелы и как нужно их избегать. Будто куски жизни просто с мясом вырывали из головы, не спрашивая никакого разрешения. Это как провалиться в темный колодец — просто раз! — и ничего нет.
Это безумно раздражало. Впрочем, Билл был прав, стоило заглянуть в дневник.
— У меня не получается второй пример, ты поможешь мне? — вырвал Тома из неприятных размышлений тихий голос.
— Дай сюда свою тетрадь, — вздохнул мальчик, подъезжая к другу на своем стуле. — Ты вот тут в умножении ошибся, сегодняшняя тема. Эх ты, — он аккуратно перечеркнул карандашиком неверный ответ во втором действии. — Не напряжешься тут с тобой.
— И правда… Вот видишь, социальная служба помогла! — Билл засмеялся, заставляя Тома улыбнуться против воли.
— Очень смешно, — отозвался Том и отвернулся в сторону. Голос его не прозвучал и вполовину так сурово, как хотелось бы.
— Ну ты же улыбаешься, — Билл нагнулся, нарочно заглядывая ему в лицо.
— Отстань, — Том отвернулся от него к другой стене.
— Я всё понял… — Билл продолжал лукаво щуриться. — Том мне правда приятно, что ты беспокоишься, — он ткнул друга кончиком ручки под рёбра, заставляя того подпрыгнуть от такой неслыханной наглости. — Но я обещаю тебе, всё будет хорошо. Мы просто больше не будем делать глупости.
Том покосился на него. Ему почему-то хотелось сказать на это только: «Свежо предание…»
Он попытался игнорировать слегка болезненную из-за побоев улыбку Билла. Взяв ручку, он принялся отчаянно выписывать в своей тетради постылое задание по математике.
========== 1996 год, 17 сентября, вторник. Две недели спустя. ==========
I can never leave yesterday
Lookin back at something, far away
I am half the man I used to be
There´s a shadow over me
I am sorry, for not giving
I can never let go
There´s no way out
There´s no second chance
I can never let you go
(Liam Espinosa — What About Yesterday)
Так, в неизвестности прошли ещё две недели. С началом школы осталось меньше времени на тяжёлые мысли и занятие всякой ерундой. Время шло, а Том почти не замечал его бега. Как и ожидалось, учеба давалась ему легко, он прекрасно успевал сделать всё и вовремя. Большую часть времени приходилось заниматься повторным втолковыванием Биллу некоторых тем, в которых тот пока не разбирался.
Так уж вышло, что в новом классе Мёрфи пока оставался Тому единственным другом — ровно как и наоборот. Мальчишки сидели рядом на уроке и на обеде, жуя одинаковые сэндвичи, которые готовила Симона. Потом торчали дома, за одинаковым домашним заданием, за играми, которые они придумывали, если оставалось свободное время.
Том порой невольно ловил себя на мысли, будто Билл был в его жизни всегда. У Симоны даже появился новый предмет для шуток. Раньше она всегда говорила, что ее сын совершенно не социальный, угрюмый и избегающий людей ребёнок. А теперь она просто молилась о том, чтобы мальчишки помолчали хоть немного на заднем сидении машины, если ей выпадала честь забрать их из школы, когда Гордон был занят.
— Ты жулик! — Том возмущенно хлопал Билла по козырьку кепки, когда тот со смехом прижимал его большой палец к своему кулаку. В игре в пальчики Биллу не было равных, он был шустрый, как кошка.
— А вот и нет, — заливался на всю машину Билл. — Я не виноват, что у тебя реакция как у черепашки!
— Это у меня медленная реакция! А ну сюда иди, сейчас я покажу у кого медленная реакция! — вспыхивал Том и лез месить Билла кулаками прямо на заднем сидении, не обращая внимания на его крики о помощи.
Симона усмехалась, выпуская струю сигаретного дыма в сторону и радовалась моментам, когда видела своего сына таким живым и беззаботным, несмотря на не самое простое время в их жизни. Ей хотелось, чтобы он подольше побыл маленьким мальчишкой. Рядом с Биллом это выходило у Тома просто на ура. Гордон с ворчанием, а Симона с улыбкой, отмечали, что когда они проводят время вместе, им, кажется, не нужен весь остальной мир — им было хорошо и так, в той вселенной, которую они с потрясающей скоростью возводили на двоих.
Тайлер тоже участвовал иногда в их играх, если позволяло время. У него были и свои друзья, из школы, но он реже тусовался с ними. Часто он выходил на задний двор погонять мяч с младшим братом и его другом, которые, визжа и звонко заливаясь смехом, проводили теплые сентябрьские деньки за активными спортивными играми и дрессировкой домашних четвероногих.
Ханну, к счастью, выписали из больницы, наложив ей швы. Говорили, что при заживлении останутся только небольшие шрамы. Особенно, конечно, родители переживали за лицо. Гордон и Симона наведывались к ним в больницу, как родительская делегация, желающая разведать обстановку. Мистер Махоуни даже не посмотрел в сторону старшего Мёрфи, а вот мать, счастливая оттого, что её дочь шла на поправку, с радостью приняла цветы и пирожные, а заодно и пожелания к выздоровлению.
Конечно, о том, чтобы возобновить дружбу, речи пока не шло. Но начало было положено — по крайней мере, по словам Симоны, Махоуни не собирались подавать в суд. Та история с собакой осталась для старших тайной, покрытой мраком. Том и Билл жутко испугались, когда самый страшный секрет едва не выплыл на поверхность — в один из дней на пороге дома появился мистер Джексон, хозяин убитой собаки.
Разумеется, он слышал историю о четырех сбежавших детях, которая быстро распространилась по всему городку. Ему не составило труда понять, кто виноват в смерти его пса, однако Гордон и слушать его не стал. Он выставил мужчину за дверь, закричав ему в лицо, что это они должны подавать в суд на владельца агрессивного и бешеного животного. Том и Билл, которые в это время находились дома, переглянулись в страхе, но Гордон лишь захлопнул дверь и прошел мимо них, бросив на детей тяжелый взгляд.
Возможно, именно в тот единственный раз он все же вступился за своего сына. Том и Билл решили, что это всё потому, что мистер Мёрфи не взлюбил мистера Джексона ещё после той истории с плеером Тайлера.
Кроме этого инцидента две недели прошли абсолютно спокойно. Симона лишь однажды заставила сына ещё раз съездить к врачу для родительского успокоения. Доктор Брайтман осмотрел мальчика, выслушав рассказ про второй припадок. Серьёзно кивнув, он отправил юного пациента ещё раз проходить сканирование. Поинтересовался, как шли успехи с дневником и сказал, что пока прогресса заболевания нет, нужно просто не терять бдительность и сообщать ему обо всех изменениях в состоянии, если они будут.
Симона кивнула. Их записали на прием где-то через месяц, намекнув, что теперь Тома нужно поставить на регулярный учёт в клинику. Вздохнув, миссис МакГрат, согласилась. Она помнила про совет Майка отвести Тома к его отцу, чтобы немного сгладить стресс, но тянула с этим до последнего — ей так не хотелось омрачать жизнь сына подобными новостями. Гораздо больше ей нравилось выглядывать в окно на задний двор и видеть, как он с соседским мальчишкой, заливаясь, катается по траве, пока Бастер бегает вокруг них, заливисто тявкая.
За этими относительно спокойными деньками наступила осень с золотисто-янтарными бликами в листве, все учащающимися дождями, усиливающимся ветром с реки и запахом скошенного сена на полях. Неожиданный и короткий период вернувшегося тепла прошел, подготавливая маленький городок и его окрестности к наступлению промозглого времени ливней и низких температур.
Во вторник Том сидел за своей партой на большой переменке. Он как раз только что закончил быструю запись в дневник, как привык делать это каждый день и, отложив ручку в сторону, оглядел классную комнату.
Сегодня все было как обычно, без происшествий. Они с Биллом как и всегда получили замечание и угрозу быть рассаженными за хихиканье на задней парте. Миссис Кауфман долго объясняла что-то про дроби, которые Том быстро подсчитал в уме, записав одни ответы и отложив работу, рассчитанную на весь урок, уже через пять минут. На переменке одноклассники сбились группками и хихикали, каждый о своем.
Билла не было поблизости, он куда-то отошел, и Том быстро заскучал. Это уже вошло в привычку — постоянно болтать и веселиться только с ним. Другие мальчишки в классе, конечно, тоже были неплохими ребятами, но они вели себя как-то отстранённо по отношению к новенькому странному мальчику, который без труда решал все задачи и давал понять, что его не интересуют их темы для обсуждений.
С Биллом Том почему-то не чувствовал этой разницы, у Мёрфи было отличительное свойство ляпнуть что-нибудь и тем самым заставить забыть про всё на свете. Весьма сложно было сосредотачиваться на умных вещах, загибаясь от припадков хохота.
В последнее время Тому все чаще становилось некомфортно без друга рядом. Не потому, что он боялся школы, а потому, что Билл был единственным, для чего Том ходил сюда. Даже свободное время он тратил на него, тем более, что Симона запрещала читать много, чтобы не напрягать зрение.
Том огляделся по сторонам. Сейчас друга нигде не было видно, и он в очередной раз почувствовал, что начинает нервничать. Возможно, виной этому было ещё и прочно ассоциирующееся с Мёрфи слово «неприятности». Их приятель искал просто мастерски.
Том зевнул от скуки, а затем достал из портфеля учебники. На глаза ему попалось большое зеленое яблоко, которое Симона с утра сунула в руки на обед. До обеда было ещё далеко, а желудок вдруг кольнуло голодным спазмом. Решив перекусить, Том поднялся и отправился в туалет, чтобы помыть руки. Он прошёл по длинному коридору мимо стаек резвящихся второклашек и первоклашек. Их с Биллом классная комната располагалась ближе ко входу, а вот до уборной приходилось проделывать неблизкий путь.
В этом здании учились вперемешку все классы, начиная с первого и заканчивая пятым. Было даже сложно определить, кто из них куда относился — они все носились по коридорам, толкаясь, весело визжа и играя во всякие активные игры. Только учителя лениво дрейфовали в этом море разновозрастных детских голов, патрулируя окрестности и пресекая хулиганство.
Том протиснулся вдоль стеночки к дверям туалета и зашёл в светлое, в салатовых тонах, помещение. То, что он там увидел, моментально выбило у него почву из-под ног, он даже не сразу сообразил, что происходит. Около стенки стояли парни постарше, два громилы из пятого класса, чьим самым сильным аспектом, естественно, была физкультура. Билл как-то рассказывал про них, посоветовав любым образом избегать этой компании — они пользовались своим преимуществом, чтобы отбирать у малышей мелочь и всякие вещицы, которые им приглянутся. А вот теперь он и сам, похоже, попал под раздачу, поскольку был припёрт к стенке, в то время, как двое пятиклассников нависли прямо над ним с очень недружелюбным видом.
— Гони мелочь, шкет, — громко и на весь туалет объявил тот, что стоял левее и держал брюнета за плечи.
— У меня нет, я тебе уже сказал, Ричи, — спокойно ответил Билл, откидываясь затылком к стенке. Его взгляд ничего не выражал.
— А если я найду? — осклабился второй, осматривая мальчишку сверху вниз и останавливаясь взглядом на карманах. Он тут же протянул руку и полез шарить по его джинсам в поисках денег.
— Эй… — Том немедленно забыл о яблоке. — А ну, отвалите от него!
Парни обернулись на звук его голоса. На лице Ричи расплылась довольная улыбка.
— О, смотри-ка, Тод… Ещё один тут нарывается, — довольно загоготал он, окинув Тома оценивающим взглядом с ног до головы. — Что, тоже хочешь поделиться с нами тем, что тебе мамочка в школу с собой дала?
Том сложил руки на груди, глядя на двух верзил.
— Отвали от него, я кому сказал, — произнёс он, удивляясь своей смелости.
Напрашивался только один вопрос: что делать теперь? Тод и Ричи начали ухмыляться, понимая, что третьеклассник не поддается на их угрозы.
— Том, не надо. Они просто обыщут меня и уйдут! — подал голос Билл, всё ещё припёртый к стенке.
— Здравая политика, — одобрил коротко стриженный верзила справа.
— Они уйдут. И обыскивать тебя они не будут, — глаза у Тома сузились до размера щелочек. — Приятно, наверное осознавать, что вы можете побить кого-то, кто слабее вас?