– Прежде чем устроить грандиозную экскурсию, сначала я хочу кое–что тебе показать.
Проехав несколько улиц, я завернул на улицу своего детства и, тормознув возле тротуара, указал на претенциозный огромный двухэтажный белый дом.
– В этом доме я вырос.
Эндрю внимательно его разглядывал.
– Ты никогда не говорил, что твоя семья владеет отелями.
– Вплоть до позавчерашнего дня у меня не было семьи.
Эндрю бросил на меня извиняющийся взгляд.
– Прости. Ты понял, о чем я.
– Понял. Здесь не о чем говорить. Сказать по правде, я старался не упоминать и не думать о них.
Эндрю понимающе кивнул. Я перевел взор на дом, и в это же мгновение открылись ворота гаража. Сердце замерло, я понятия не имел, кого увижу, заметят ли меня, а если заметят, что будет дальше.
Выехала новая модель «бмв» и остановилась. Ролловые ворота опустились, и женщина, которую прежде мне видеть не доводилось, вышла из автомобиля и забрала из почтового ящика письма.
– Кто это?
– Не знаю. – Я тщательнее всмотрелся в дом, и до меня дошло, что на балконе больше не стояли четыре огромных горшка, за которые мать отвалила целое состояние. В саду бегала собака, а у моей матери была аллергия на собак… Женщина на своем «бмв» проехала мимо нас, и тогда–то мы и обратили внимание на сидевших сзади двоих детей.
– Должно быть, они его продали и переехали.
Эндрю нахмурился и сжал мою руку. Наверно, он собирался порассуждать на тему, что родители, без сомнений, мне сообщили бы, но потом, видимо, вспомнил, что сообщать бы они не стали.
– Ты в порядке?
«Был ли я в порядке?». Секунду я пытался определиться, что чувствовал сердцем, и старался отыскать самый честный ответ.
– Знаешь что? Я в порядке. Почти десять лет этот дом не был моим. А что до родителей, то мне глубоко насрать, где они живут.
Эндрю улыбнулся.
– Покажешь, где жила тетя Марви?
Я ухмыльнулся.
– С удовольствием. – Я вывернул на улицу и проехал мимо дома, в котором провел детство.
Тот факт, что я ничего не чувствовал, был очень приятным осознанием. Возможно, мне наконец–то удалось продвинуться вперед и принять отношение родителей. А еще я отдавал себе отчет в том, что многим в этом вопросе был обязан сидевшему рядом со мной мужчине.
Именно в этом была разница между Эндрю и терапией. Терапия была сфокусирована на родителях и причиненной мне боли, тогда как Эндрю, сам того не понимая, был сфокусирован на мне. Он показал мне, что я был достоен любви, и что если у меня выйдет немного опустить свои защитные стены, это не только поможет полюбить, но и отпустить боль.
Я проехал по переулкам Дабл–Бэй14 и затормозил возле дома в стиле бунгало.
– Вот здесь мы и жили.
– Он стоит на воде?
– Да.
– Господи.
Я залился смехом.
– Теперь ты понимаешь, почему из–за завещания тети Марви отца чуть удар не хватил.
По его глазам я заметил момент озарения.
– Она оставила тебе этот дом?
Я медленно кивнул.
– Я его продал. Отсюда и деньги.
Он посмотрел на дом, потом перевел взгляд на меня.
– Ты говорил, она оставила тебе приличную сумму.
Я дернул плечами.
– Знаешь, твои предки тоже живут в шикарной части города. Ты никогда не говорил, что у них не дом, а особняк.
– Я говорил, что они театралы.
– Да, как и голодающие актеры. В ЛА их полно.
Он хохотнул.
– Когда ты сказал, что работать тебе не нужно, я решил… Ну, честно говоря, понятия не имею, что я решил.
– Деньги у меня хранятся на срочных вкладах и инвестированы в акции, поэтому, увидев мой банковский счет, можно решить, что все у меня вполне нормально. С другой стороны, мое дело довольно приличное.
Он долго меня рассматривал, потом изумленно фыркнул.
– Ты самый скромный из всех известных мне людей.
Я пожал плечами.
– В тридцатые годы мой прадед вкладывался в недвижимость, что после его смерти принесло выгоду всей моей семье, в том числе дядюшкам и тетушкам. Мои родители были неймдропперами15, благодаря чему взбирались по социальной лестнице. Думаю, ты знаком с таким типажом. А тетя Марви, несмотря на финансовое состояние, была очень робкой и очень приземленной. Она учила меня относиться ко всем точно так же, и не важно, кто передо мной: генеральный директор или уборщик туалетов.
Эндрю тепло улыбнулся.
– Жаль, мне не посчастливилось с ней познакомиться.
Я оперся о консоль, он сделал то же самое. И я его поцеловал.
– Спасибо.
Эндрю выпрямился.
– Могу я задать вопрос?
– Конечно.
– Жалеешь, что его продал?
– Нет. Сидней больше не мой дом. Я даже сюда не возвращался.
Он смотрел на дом, словно, спрашивая, не хотел видеть моего лица.
– И что теперь будешь делать? Раз уж вы с Льюисом общаетесь?
– Вернусь в ЛА и оттуда буду поддерживать с ним связь. – Я стиснул руку Эндрю. – Посмотри на меня. – Он посмотрел, и я продолжил: – Мой дом в ЛА. С Эмилио и Лолой, и с восхитительным парнем, с которым я встречаюсь. Он был на обложке журнала «Самый невероятный в мире бойфренд».
Он подавил улыбку.
– Неужели?
– Да. И «Самого сексуального мужчины из ныне живущих» по версии редакции «Членомонстр». Он имел коммерческий успех, его смели с полок.
Теперь он засмеялся.
– Ты абсурден.
– А ты идеален. Так что мы квиты. – Я его поцеловал, и мы оба улыбнулись. Я завел двигатель, и мы двинулись в путь. Я свернул на магистраль и по знакам поехал в город.
– Куда сначала? – спросил Эндрю.
– Первая остановка сегодняшней изумительной обзорной экскурсии по Сиднею от Спэнсера Коэна – чудесный центр города, где мы посетим Дарлинг–Харбор16, Серкулар Куэй17, Рокс18 и небольшой оперный театр. После мы отправимся на Харбор–Бридж19 и, если останется время, отведем симпатичного американского туриста в зоопарк, чтоб он смог познакомиться с милой и приятной дикой природой Австралии.
– Разве это не опасно?
– Не совсем. Кое–кто сможет тебя убить, остальные – только травмировать или покалечить. Ты справишься.
Эндрю захохотал.
– Знаешь, ты довольно неплохо водишь. – Он протянул руку, которую я принял и мысленно поблагодарил Льюиса за машину с «автоматом».
Я опустил наши переплетенные руки на бедро.
– Спасибо.
***
Улетать из Сиднея было и радостно, и печально. Мы восхитительно провели несколько дней с Льюисом и Либи, и несмотря на то, что мне не терпелось отправиться домой, все равно оставлять брата было грустно. Они с Либби добросили нас до аэропорта и пошли проводить.
Он крепко меня обнял и неохотно отпустил.
– Мы же поговорим, да?
Я кивнул.
– Безусловно. По е–мэйлу, телефону, как угодно.
Выглядел он немного расстроенным, но, как и я, радовался, что мы сумели сблизиться.
– Я, правда, очень благодарен тебе за приезд. Это… много значит.
– В следующий раз вы приедете к нам.
Глаза Льюиса засияли.
– А можно? Было бы круто. В октябре у Либби двухнедельные каникулы, и мы как раз раздумывали, куда бы отправиться.
– Бронируйте билеты, и дай мне знать, когда вас встречать.
Льюис, зная, что следующая встреча определенно состоится, стал гораздо счастливее. На прощание он обнял Эндрю, а Либби обняла меня и прошептала на ухо:
– Спасибо. За все. Он в тебе нуждается.
– Как и я, – прошептал я в ответ, а потом чмокнул ее в щеку. – В любое время.
***
Объявили посадку на наш рейс, и, вымотанные, мы с Эндрю расселись по своим местам. Зная, что придется провести в самолете всю ночь, весь день мы занимались всем, что можно было выдумать, в том числе ночью делали что угодно, только не спали. Мы накупили подарки всем знакомым и наелись до отвала.
Но я понимал, что, стоит мне попасть в самолет, сон тут же меня поглотит. Опустившись головой на подголовник, я повернулся к Эндрю.
– Спасибо, что поехал со мной.
Казалось, устал он не меньше меня. Он улыбнулся уголком губ.
– Всегда пожалуйста.
Я мог лишь смотреть на него. Кто–то задал ему вопрос, но я не обращал внимания. Я не мог оторвать от него глаз. Он был таким идеальным. Невероятным, великолепным, добрым, умным и веселым. Если б я верил, что души были разделены на две части, и нам нужно было искать свою вторую половинку, тогда я его нашел. Он был той самой недостающей частью меня.
– Спэнсер? – Должно быть, Эндрю о чем–то спрашивал. – Попить? Бортпроводница хочет знать, чего ты желаешь: газировки или воды? Зеленого чая нет, я уже уточнил. И сомневаюсь, что чайник с чаем подошел бы…
– Я люблю тебя.
Он перестал бубнить и вытаращился.
– Чего?
Я по–прежнему лениво полулежал в кресле и улыбался.
– Я сказал, что люблю тебя.
Он охнул и закрыл рот рукой. Стюардесса издала звук наподобие «а–а–а–ах», а сидевшая рядом с Эндрю женщина уставилась на него и ждала его ответа.
– Спэнсер…
– Несколько недель я пытался произнести эти слова. Ты же знаешь, они тяжело мне даются, но ты офигеть какой невероятный.
Сдерживая слезы, Эндрю заморгал и одними губами, будто у него пропал голос, проговорил: «Я тоже тебя люблю».
Я сонно улыбнулся.
– Просто решил, что ты должен знать.
Эндрю отмахнулся от стюардессы, а она улыбнулась его взволнованности. Он сделал глубокий вдох и обвил меня рукой.
– Если б существовал журнал «Самые неловко–романтические признания в любви», не сомневаюсь, вот это было бы на обложке.
Я хмыкнул.
– Извини. Говорил же: у меня глупое сердце, а мозг еще глупее. Они все решают самостоятельно.
Он засмеялся, и в его глазах поблескивали слезы счастья.
– Я тоже тебя люблю, – прошептал он, в этот раз сказав слова по–настоящему, подался вперед и по–быстрому меня поцеловал.
Я вздохнул, словно его слова были теплым одеялом.
– Теперь можно поспать.
– Поспать? Как я смогу уснуть? Мое сердцебиение разогналось до сумасшедшего ритма, такое чувство, будто мне вкололи кофеина. Ты не имеешь права признаваться мне в любви и ждать, что я буду спать.
Все еще располагаясь к нему лицом и держа его за руку, я закрыл глаза. Вряд ли в ближайшее время с моих губ сойдет улыбка.
– Ш–ш–ш–ш–ш.
Я чувствовал, как он глазел на меня.
– Тьфу. Ненавижу тебя.
Почти погрузившись в сон, я расхохотался.
– Не правда.
Он приподнял наши соединенные руки, и я ощутил, как его губы прижались к тыльной стороне моей ладони.
– Да, не правда.
Глава 13
Следует кое–что поведать о приезде домой. Приземление в ЛА было облегчением, которое я чувствовал всем своим естеством. Мы умудрились несколько часов поспать, но часовые пояса взрывали мой и без того усталый мозг.
– Какой сегодня день?
Эндрю недоуменно моргнул.
– Понятия не имею.
Будто зомби, мы прошли таможню и обнаружили, что нас уже ждали Лола и Сара. Я был рад видеть Лолу и быстро схватил ее в медвежьи объятия.
Эндрю тоже обнял сестру.
– Я тебя не ждал.
– Ну, мы, – Сара многозначительно глянула на Лолу, – решили, что с нашей стороны будет осмотрительно приехать вместе. У вас была первая совместная поездка, да и обстоятельства не самые радостные. – Она нахмурилась. – Мы не были уверены, что вас не затошнит друг от друга. И решили приехать… ну, знаете… поддержать.
Лола поморщилась.
– По телефону звучало лучше.
Сара хохотнула.
– Да уж.
– Затошнит друг от друга? – полюбопытствовал я, посмотрел на Эндрю и пожал плечами.
– Даже в голову не приходило, – откликнулся Эндрю и взглянул на сестру. – Какой сегодня день? – Она зашлась в хохоте и взяла его чемодан. Он не пошевелился. – Нет, серьезно.
– Воскресенье.
– Слава богу, – буркнул Эндрю и покрутил шеей. – До среды мне на работу не нужно. – Потом он прищурился. – Воскресенье? Правда?
Он не шутил, говоря, что не ладил со сменой часовых поясов. Сара сказала:
– Я подумала, что отвезу тебя домой и, пока ты будешь умирать от джетлага, займусь стиркой.
Эндрю бросил на меня взгляд и охнул.
Лола обхватила руками его плечи и всмотрелась ему в глаза.
– Хочешь еще побыть со Спэнсером?
– Ну, я просто… Да. – Похоже, он немного потерялся. – Воскресенье? Реально? В воскресенье мы уехали из Австралии20.
Я обнял его за плечи и, стараясь не расхохотаться, притянул к себе. И посмотрел на Лолу и Сару.
– Мы поедем к нему. Постираем и поспим. – Я взглянул на Лолу. – А потом поужинаем в тату–салоне и расскажем вам о поездке. Сойдет?
Лола подпрыгнула и хлопнула в ладоши.
– Идеально! – Она подхватила мой чемодан, и они Сарой зашагали вперед, я же шел следом и тащил Эндрю за руку. Я чувствовал себя совершенно другим человеком по сравнению с тем, каким отсюда уезжал всего несколько дней назад. Наверно, во многих смыслах. Я чмокнул Эндрю в висок, и меня окутало тепло лос–анджелесского солнца.
На счастье, они приехали на машине Эндрю, а не на «Синди Кроуфорд». Я не совсем был готов к смеси джеталага и сильного сердцебиения. Мы подбросили Лолу, пообещали увидеться позже, и Сара повезла нас к Эндрю. Когда мы вошли, Эндрю оставил свой чемодан в коридоре, что вел в прачечную. Он вытянул руки и откинул голову назад.
– Уф. Дом.
– Я купила вам поесть, – произнесла Сара и взглянула на меня. – Эндрю всегда плохо справлялся со сменой часовых поясов, и я знала, что ему не хватит терпения, чтоб хоть что–то заказать. Это всего лишь паста. Решила, что углеводы помогут вам уснуть. Нужно только разогреть.
– Ты ангел, – проговорил я. – Оставь стирку. Серьезно. Мы сами займемся. Хочешь перекусить?
Сара глянула на часы. Наверно, была середина утра. А по ощущениям – обеденное время. Она пожала плечами.
– Конечно, почему бы и нет?
Я направил Эндрю в кухню и прислонил задницей к стойке, а потом мы с Сарой накрыли на стол. Мы ели пасту и болтали о нашем путешествии. Точнее я болтал, Эндрю лишь изредка косился, его голова явно была в другом месте. Я кратко пересказал Саре, что случилось с Льюисом. Как я попрощался с одним из братьев и посредством трагической потери вновь обрел другого брата. Рассказал, что возил Эндрю на осмотр достопримечательностей и показал фото в телефоне, где он держал коалу.
– А–ах, никого милее в жизни не видела, – пролепетала она.
Эндрю пристально на нее посмотрел.
– Как сегодня может быть воскресенье? Как физически возможно приехать раньше времени отправления?
Сара захохотала, похлопала его по руке и перевела взор на меня.
– Отведи его в постель. Отдохнув, его мозг восстановится после всей этой фигни с часовыми поясами. – Она сложила грязную посуду в раковину и чмокнула Эндрю в щеку. – Я рада, что ты снова дома. – Она посмотрела на меня. – Вы оба.
Я взял Эндрю за руку и, попрощавшись с Сарой, повел его наверх. Уложил в постель, снял с него ботинки, потом подумал и стащил с него джинсы. Сам тоже разделся и, утопая в райски мягкой кровати, улегся с ним рядом. Сара была права. Благодаря пасте меня поклонило в сон. Я закрыл глаза и дрейфовал на грани сна, как вдруг Эндрю заговорил.
– Ты признался мне в любви.
Я распахнул глаза и обнаружил, что он меня разглядывал.
– Признался.
Он вздохнул и улыбнулся.
– Скажи еще раз.
Я перекатился на него, коленями раздвинул его ноги и расположился между бедер. Обнял его лицо ладонями, убрал со лба его волосы и наблюдал, как его глаза застилали слезы. Я нежно его поцеловал и одновременно ерзал по нему своей эрекцией.
– Я люблю тебя. Эндрю Лэндон, я влюблен в тебя. Люблю с того самого дня, когда, находясь у меня дома, я попросил тебя выбрать альбом, а ты из всей моей коллекции винила выбрал «Аллилуйю» Джеффа Бакли. Я просто был не в состоянии сказать. До настоящего момента. Ты что–то во мне исцелил.